– Да, тоже в письменной форме. Всех благ!
Калинин еще ни разу не был с ней столь официален.
И потом – это его требование двух письменных объяснительных. Они обычно бывают нужны только тогда, когда от человека надо избавиться. Две объяснительные – это нечто вроде предупреждения или даже ультиматума. «Уходи по-хорошему» – вот как это называется.
Или же это просто совпадение? Ничего себе «совпадение». То Анатолий Сергеевич всегда был неизменно дружелюбен с ней, чуть ли не ласков, настолько, что она как-то даже заподозрила, что она ему небезразлична… И тут он звонит в подобном ключе, да еще требует две объяснительные сразу. Отправил он перечень препаратов, видите ли! Напугал ежа… И ведь никакое это не совпадение. Стоило только ей побывать у главного врача и получить предложение помочь избавиться от Калинина, как тот сразу же пошел ва-банк. Разве не так?
– Я вас умоляю, – сказала вслух Елена. – Какие тут могут быть совпадения?
Ни-ка-ких! Вот уж повезло, ничего не скажешь. Влипла как тот кур во щи. Или – в ощип? Какая разница, и так и сяк – это полная жопа, угодить между двух жерновов.
С другой стороны – все, что ни делается в этом лучшем из миров, делается к лучшему и только к лучшему. Вы хотите войны, Анатолий Сергеевич? Прекрасно – вы ее получите! Одно дело – подставлять человека приятного во всех отношениях, и совсем другое – сделать предупреждающий удар, нет – ответить ударом на удар, вот как. А там уже как карты судьбы лягут, ведь многого она не теряет. И так уходить, и эдак уходить, и если, не дай бог, конечно, Калинин сумеет сесть в кресло главного врача, тоже уходить. Куда ни кинь, как говорится, всюду проблемы.
Но кто сказал, что надо уходить без борьбы, не попытавшись отстоять свое кресло, в котором она, Елена Новицкая, сидит устойчиво, с перспективой на повышение? Нет, надо бороться!
– Вы завтра ждете объяснительную, Анатолий Сергеевич? – с ехидцей сказала она, словно Калинин мог ее слышать. – Отлично. Только сперва я напишу заявление главному врачу. Об увольнении по собственному желанию? Ну что вы, нет конечно. Вы скоро узнаете о чем, обещаю!
«Неужели он установил микрофоны в кабинете главного врача? – предположила Елена. – Навряд ли, он же все-таки не Джеймс Бонд. Дар ясновидения тут тоже ни при чем. Тогда как? Кто?..»
Решение уравнения с одним неизвестным лежало на поверхности – Майя Константиновна, секретарь главного врача. Больше и впрямь некому, ведь только она видела Елену в тот день. Да – видела, и не только видела, но и подслушала их разговор или хотя бы – часть разговора. Точно – это она.
Ах, Майя Константиновна, Майя Константиновна! Почуяли в Калинине потенциального главного врача и захотели и при нем секретарить? На пенсию не тянет? Ясное дело – и скучно, и почета никакого, и деньги не те… Вот и решили подсуетиться.
От мыслей и слов Елена перешла к действиям. Взяла чистый лист бумаги и записала на нем в столбик все претензии, которые она могла бы предъявить Калинину и хоть чем-то подтвердить их, если понадобится.
Записала, перечитала, кое-что вычеркнула, а оставшееся пронумеровала. Получилось шесть пунктов – от необоснованной передачи «своего» вызова с подстанции, которой руководил Калинин, на подстанцию Елены до злоупотребления служебным положением и регулярного созыва совещаний заведующих в нерабочее время. Во-первых, в Центре не любят, когда кто-то из администрации совещается без их участия, а во-вторых, нечего ссылаться на ненормированный рабочий день у заведующих. В Трудовом кодексе ясно написано, черным по белому: «Ненормированный рабочий день – особый режим работы, в соответствии с которым отдельные работники могут по распоряжению работодателя при необходимости эпизодически привлекаться к выполнению своих трудовых функций за пределами установленной для них продолжительности рабочего времени». Улавливаете разницу – «эпизодически», а не систематически? И кажется, более уместно привлекать «к выполнению за пределами» по распоряжению главного врача, а не по прихоти одного из его заместителей.
Не бог весть что, конечно, но Михаилу Юрьевичу хватит. Прицепится, раздует, а там и остальные заведующие региона подтянутся. Почувствуют, что пахнет жареным, и подтянутся. Против ветра справлять малую нужду никому неохота.
Ладно, план составлен, теперь главное – расписать все в подробностях, со ссылками и примерами. Кстати говоря, можно и две вчерашних задержки приплести седьмым пунктом. Первая произошла из-за поломки машины, а Елена не раз ругалась с гаражом, чтобы не присылали взамен ушедших на ТО машин всякие развалюхи, даже Калинину докладную писала, а он никак на нее не отреагировал. Ну а вторая задержка – прямое следствие первой. В шестнадцать тридцать из-за поломки транспортного средства выбыла из строя одна врачебная бригада – хорошо хоть, что всего одной задержкой обошлось.
Елена нашла в компьютере свою докладную по поводу машин, распечатала ее, чтобы приложить к письму на имя главного врача, и быстро-быстро застучала пальцами по клавиатуре. Минут через сорок (с перерывом на два телефонных звонка и трехминутный визит старшего фельдшера) она закончила. Дважды перечитала, выискивая ошибки и неточности, после чего нажала мышью на кнопку с изображением принтера на вордовской панели. Принтер, недавно переехавший с хлипкого приставного столика на пол, под стол, сразу же зашумел и чуть позже принялся выплевывать листы.
Можно было звонить главному врачу. Елена благоразумно позвонила Гучкову на мобильный, номер которого был у каждого заведующего подстанцией.
– Приветствую! – после третьего гудка откликнулся главный и сразу же удивился: – А что по мобильному? Я же у себя.
Согласно неписаным правилам вначале следовало звонить главному врачу в приемную и только после того, как Майя Константиновна скажет, что его нет, перезванивать на мобильный.
– Здравствуйте, Михаил Юрьевич. На мобильный я звоню неспроста.
– Ух ты! – еще больше удивился главный врач, поняв намек на лету. – Неужели?
– Есть очень обоснованные подозрения, Михаил Юрьевич, – подтвердила Елена. – При встрече расскажу.
– И когда мы встретимся? – Михаил Юрьевич не любил откладывать дела в долгий ящик.
– Когда скажете, – ответила Елена. – То, о чем мы говорили, готово. Но предпочтительнее сделать это…
– Я все понял, – перебил главный врач. – Сегодня я допоздна буду в мэрии… Давайте завтра, в двенадцать.
– Так завтра же суббота… – вырвалось у Елены.
– Я, бывает, и по воскресеньям в кабинете целыми днями сижу, – с оттенком скорбной гордости – смотри, мол, какой я занятой начальник, сообщил главный. – Если вы, конечно, не против, то приезжайте. К тому же я буду один. Полная приватность.
«А что? – подумала Елена. – Возьму с собой Никиту, ссужу его деньгами и оставлю „скучать“ в „Макдоналдсе“. А потом сходим с ним в кино. День не пропадет. Все равно у главного полчаса за все про все с лихвой хватит».
– Мы быстро управимся, – добавил Михаил Юрьевич, словно прочитав мысли Елены.
– Я буду, – поспешно сказал Елена. – Извините, Михаил Юрьевич, про субботу случайно вырвалось – просто подумала, что вы оговорились и речь идет о понедельнике.
– Как пишут классики, «Понедельник начинается в субботу», – соизволил пошутить главный врач и закончил разговор: – До завтра, Елена Сергеевна.
Елена убрала докладную в прозрачный файл, который положила в пластиковую папку, а папку в свою очередь убрала в пакет и сунула его под свою сумку, чтобы не забыть. Главный врач терпеть не мог измятых документов. В пакет пришлось тут же лезть снова – Елена вспомнила, что копия истории болезни Данилова, привезенная Максом, так и лежит в верхнем ящике ее стола. Пусть лучше будет дома, заодно можно перечитать ее в спокойной обстановке, глядишь, и мысль какая в голову придет.
Пора было обойти подстанцию. Так, для порядка, чтобы народ видел начальство и не расслаблялся. Елена вышла из кабинета и первым делом направилась в столовую. Оттуда, заглядывая во все помещения, кроме туалетов и комнаты отдыха водителей, в которой неизменно пахло носками недельной давности, и вообще всегда, сколько ты с ними не бейся, был настоящий свинарник. В диспетчерской рассказала анекдот, выслушала два ответных и вернулась к себе «добивать» проклятые карты вызова. Многие врачи писали карты прямо в машине, на ходу, и от этого их и без того испорченные постоянной писаниной почерки становились совершенно нечитаемыми.
Елена уже устала повторять на «пятиминутках», что все нечитаемое трактуется органами и инстанциями как ненаписанное, а значит, и несделанное.
– Если невозможно прочесть данные осмотра, то это означает, что осмотра не было, – разъясняла она. – Если не читается проведенное лечение, то это означает, что вы больного не лечили. Хотя бы ради самих себя пишите поразборчивее.
Врачи и фельдшера дружно кивали головами и все как один ссылались на плохой почерк. Не заставлять же людей после суток переписывать два с лишним десятка карт – все равно впопыхах напишут еще хуже.
