«Его не было в зале», — зашипело в баре.
— Значит, он отошел!
«Но вы же смотрели в подсобных помещениях!»
— Он может быть где угодно! В баре, к примеру!
Разговор стал напрягать публику. Количество желающих посмотреть в мою сторону увеличивалось в арифметической прогрессии.
«Но в баре вы…»
И тогда прозвучал ответ:
— Тогда просто возьми и проверь списки всех ближайших рейсов во все уголки земного шара, идиот! — в мою сторону посмотрели наконец все.
Меня осенило. Если все в зале смотрят на них, и они понимают, что все смотрят на них, и если Медведев в зале, то он должен быть единственным, кто на них не посмотрит. Лично я так и подумал бы.
Как мне все это не нравится…
Не мешкая, встречая взгляды поддержки, я развернулся вполоборота и посмотрел на двух немолодых янки, тянущих кофе и пускающих дым настоящего «Мальборо».
— Do you believe the problem can be solved?[20]
Видимо, это было что-то вроде юмора их комиков-разговорников, чем в свое время занимался Эдди Мэрфи, чтобы выжить.
Я не претендовал на остроумие, но янки расхохотались.
Через мгновение я почувствовал на своем плече тяжелую женскую ладонь.
— If I were in your place, I would ask him to stay.[21]
— Don’t pay attention to them[22] … — угрюмо поглядывая на ту, что давила мне плечо, проскрипела в мою сторону пожилая американка.
Что и было мне нужно. Чуть приподняв обе руки, словно сдаваясь в плен, я повернулся к преследователям спиной.
После этого диалога шестеро для приличия еще с минуту побродили по залу, уже не скрывая своих намерений, после чего вышли.
— Вы американец? — спросил меня муж той, что посоветовала мне не обращать внимания на наглецов.
— Нет, я из Австралии.
— О, я там был во время Олимпиады! Чудесная страна! Мы с женой путешествуем, — он спохватился и положил руку на руку жены. — Знакомьтесь, это Кэрри.
— Очень приятно, — я приподнял шляпу. — Джек.
«Воробей», — хотелось добавить мне, но вместо этого я подозвал бармена и заказал два мартини для друзей.
— Джек, вы давно в России? — спросила меня американка, когда я, бросая взгляды вниз, в зал, подсел к их столику.
— У меня здесь дела. Я промоутер.
Миссис оживилась.
— Джек, я приезжаю в Россию в четвертый раз, я разговариваю с людьми в надежде найти ответ на один-единственный вопрос. Я поклялась Фрэнку, что будем приезжать сюда снова и снова, пока я не найду ответа…
Я улыбнулся.
— Вы не можете понять, почему русские не хотят, чтобы Буш разместил систему ПРО в Чехии?
— Нет, Джек. Я хочу знать, зачем в русском такси счетчик.
— Я шесть раз был в США, Кэрри. Сколько стоят в супермаркете Нью-Йорка американские окорочка?
— А что такое — окорочка?
— Этот мир полон загадок, Кэрри. Однако мне пора. Был рад познакомиться… — встав, я улыбнулся.
— Послушайте, Джек, — засуетился старик Фрэнк, вынимая рукой, покрытой шагреневой кожей, визитку, — если будете в Нью-Йорке… Мы с Кэрри живем на Мэдисон-авеню, наши окна выходят прямо на Мэдисон-сквер-парк. Мы будем рады видеть вас.
— А чем вы занимаетесь, Фрэнк?
Он шикарно улыбнулся тридцатью двумя фарфоровыми зубами.
— Этот бизнес еще недостаточно развит в России. Я вице-президент международного рейтингового агентства STANDARD&POOR’S. Мы так или иначе участвуем в слиянии компаний в формате M&A, слышали?..
Я поджал губы и виновато покрутил головой.
— Нет… Это не мой профиль.
— Тогда до встречи в Нью-Йорке, Джек!
Только спустившись в зал, я подумал о том, что невежливо было с моей стороны не оставить свою визитку.
Но у меня нет визиток.
Убедившись в том, что и рейс до Ганновера, на который я взял билет, улетел без меня, люди Белан покинули аэропорт.
Меня потеряли. Приглядываясь к толпе, я час за часом убеждался в том, что зал чист от людей Белан и Треера.
И тогда я взял билет на ближайший рейс до Амстердама, но на всякий случай пропустил и его.
И уже утром, перед рассветом, принял решение лететь в Киев.
Сидя в кресле аэробуса и стараясь унять взбесившееся сердце, я думал о том, что могло бы случиться, окажись я во власти двух обезумевших от потери всего компаньонов. Корнеев мне не страшен. Корнеев озабочен другой темой. И пока он не уберет Белан и Треера, я буду в опасности. 80 миллионов долларов — не 80 тысяч. Такие суммы не прощают. Потеряв 80 тысяч, люди все сильнее и сильнее склоняются к той мысли, что вор их растратит и потом с него взять будет нечего. А раз так, то не стоит и марать рук. Но 80 миллионов — сумма особая. Ее не истратишь на кабаки и кокс даже за год. Эти деньги пристраиваются к делу и начинают работать на дело, увеличиваясь и увеличиваясь в цифрах. Раз так, то Белан и Треер будут искать меня, пока не иссякнут их силы. Или пока их не разыщет Корнеев. Разница меж этими вариантами в том, что Треер с Машенькой могут искать меня, не особенно торопясь и все просчитывая. Я не пропью такие бабки, и ничего страшного, если я их приумножу. А вот Корнеев в цейтноте. Эти двое для него — кость в горле. Он должен найти их сейчас.
Трубка зашевелилась в кармане, и я запоздало вспомнил, что забыл ее выключить перед взлетом. Стараясь не нервировать стюардесс, я чуть сполз с кресла, чем заставил немного нервничать принюхивающуюся ко мне с первой минуты соседства, как сука, бабу лет сорока, и увидел на табло до боли знакомое: «Ragulin».
— Ну?
— Женя! — по голосу Рогулина я понимаю, что он испытывает нешуточное облегчение от того, что я понял, кто звонит, но все равно поднял трубку. — Женя, ты где?..
— Ты о чем-то поговорить хотел, Георгий?
— Евгений, тут все с ума посходили! Я сделал анализ ситуации, перепроверил факты… Женя, я видел в милиции видео Белан! Невероятно, такая подлость!.. Женя, нам нужно пересечься и все обсудить. «Вижуэл» больше нет, но теперь, когда «Ребус» загнулся, мы в силах подмять всю Москву!.. Полагаю, ты не отказался бы от партнерства на равных? «Вицер» с доходом в сорок штук — а, неплохо?!
Мне было нехорошо, но теперь я точно знал, что не стошнит. Человек ко всему привыкает.
— Жора…
— Да-да, Евгений, я слушаю тебя!
— Жора, хорошо, что ты позвонил…
— Женя, я знал, что ты меня поймешь!.. Эта паскуда, Белан!.. Ну как, мы — вместе? Сорок и — новая «бэха»? Ну!..
— Жора, пошел на хер.
Отключив телефон, я сунул его в карман.
Кто сказал, что я хороший рекламист, но плохой организатор?.. Но я пошутил. Мне нужна была работа в «Ребусе». А еще больше — работа в «Вижуэл». Сейчас же правду скрывать нечего.
«Боинг» поднялся в воздух, и сердце успокоилось. Мне вдруг захотелось спать. Трое суток без сна и покоя вернулись из Леты, навалились на меня и придавили к креслу…
Первого января 1502 года португалец Андре Гонсалвиш, которому король поручил обследовать земли, недавно открытые Кабралом, заметил бухту. Ошибочно приняв ее за устье большой реки, он дал ей имя «Рио» — река.
Португальцы называли открытые ими острова и материки именем святого, покровительствующего соответствующему дню. У первого января не было своего святого, и они дополнили «Рио» определением «де Жанейро» — января. Получилось название места — Рио-де-Жанейро — река января.
Город делится на две части: север и юг. На юге живут богатые чмыри, светлые здания высятся вдоль золотистых пляжей, где ласково веют пассаты. От северного региона его отделяют холмы Тижука и Педра-Бранка. На севере живут бедные темнокожие — здесь находится большинство фавел и школ самбы. Нет ни китайского квартала, ни итальянского, ни других в этом духе.
Вот, пожалуй, и все, что можно сказать о Рио-де-Жанейро, городе, лежащем под объятиями гигантского Христа, городе, о котором так мечтал великий комбинатор Остап Бендер. Он наивно полагал, что все здесь ходят в белых штанах, но это потому, видимо, что в городе Арбатове, где он оказался по случаю, штанов в продаже не было никаких. Штаны, как показатель уровня жизни, волновали Бендера больше всего. А наличие белых штанов свидетельствовало ему о высоком статусе их владельца. Так вот теперь, находясь в Рио более двух недель, я могу сказать всем совершенно открыто: здесь не все ходят в белых штанах. У некоторых их нет вовсе. Бендер не добрался до города своей мечты, и слава богу. Он был бы разочарован.
В первый же день меня перекосило после сытной трапезы в ресторане отеля Сopacabana Pa-lace. Сама гостиницы потрясла воображение москвича, этот дворец, построенный в 1920 году французским архитектором по подобию дворцов на Лазурном Берегу, словно был специально предназначен для лиц, прибывающих в Бразилию с суммами в семь нулей. Умирая от голода, я спустился вниз и заказал фейжоаду. Так назвал фирменное блюдо официант. Забыв о том, что акклиматизация, как и привыкание к местным блюдам, проходит в рамках непременного воздержания, я сметал тушеную черную фасоль и тушеную смесь свинины и говяжьей солонины, включающей такие компоненты, как бекон, копченые свиные колбасы, свиной язык, уши, ножки, а также ребра и вырезку. Кайпиринья — тростниковая водка с добавлением сахара, тертого дикого лимона и льда — был бесподобен, поэтому я влил в себя не меньше полулитра этого коктейля. С набитым ртом я попросил принести к столу ноутбук, подключенный к сети, и первое же мое письмо на родину было адресовано Щуру. Единственное неудобство, связанное с этим, заключалось в отсутствии русской клавиатуры. Именно поэтому, как мне кажется, Щур тратил много времени на ответы. Он сначала переводил мое видение родной речи в латинской транслитерации и только потом, прокачав текст в русском формате, стучал ответ.
