- Еще такая пресс-конференция, и ты купол себе раскроишь, - молвила она, отыскавши меня под лестницей магистрата. До полуночи оставалось еще часа три с половиной, и я предложил ей зайти переодеться в штабную обитель. Переодеться мне было не во что, мимо славянского пиджака с эполетами.
А пуловер я заблевал, и зеленое движение могло счесть это в свой адрес. Застегнувши пиджак на все пуговицы, я слез в погреб. Там я зацепил в бадье соленой капусты, взял из батареи пыльную бутыль, освободил из нее красное сухое вино и сел на прихваченную с кровати подушку. Выпил, закусил, вздремнул, и проснулся напротив Могилы.
- Ты куда пропал, епископ? - альбинос тоже на чем-то сидел, и тоже против меня.
- Туда же, куда и ты. В погребе завис. Красное станешь?
- Прозрачное стану, - Могила обзавелся маскировочной фляжкой, в пятнистом чехле, свинтил с нее колпачок, и забулькал. Выдохнул. Поморщился, глядя на эполеты.
- Я же приказал твоему денщику знаки различия перешить.
- Она не денщик. Ей похер.
Могила прикурил сигаретку, и оглянулся. Жест холодных реалистов. Глаза в правый угол съехали. Взгляд холодного реалиста. Его правое полушарие обдумывало прямую речь. Я ждал, и он решился.
- Чуется мне, Кум желает видеть во главе Славянского ордена духовное лицо.
- Имеешь в виду себя?
Шею лапой заскоблил. «Сейчас врать начнет, - язык мимики и жестов я освоил по модному шоу про психолога Тима Рота. - Или, может, шея грязная. Чешется».
- Ты сам прикинь. Гроссмейстеру забить на интересы нашего славянства. И вчера он как-то шустро в твое окошко просквозил. Значит, что?
- Что?
- Обделался, что ты его попишешь. У тебя к нему счет, я знаю. Так мы с Перцем его сами за тебя на кладбище спрячем. А после и Кума. Или Князя. Нам уже поперек его подачки. Ты сам прикинь: Казейник мало-мало стихией от своих внутренних органов отрезался. Только желудок имеем типа местных лохов. И к чему нам с тобой Княжеское дозволение? Так возьмем. Все и сразу. Хавло, бабло, и выпивку. И мы уже на раздаче, въезжаешь? Что построим, то и будет стоять. Православие и чего там?
- И самодержавие. И народность.
- Вот все это, но без инородности.
- Я слышал, анархисты за мать порядка.
- За какую мать?
- За мать Бакунина, Кропоткина и Нестора Ивановича Махно. Ты им самодержавие, они тебе вторую гражданскую.
- Митя моя забота. Либо срастется с орденом, либо засохнет. Как там насчет сухой ветки сказано в писании?
- Нормально.
- И я о том же. А верных сил у нас реально хватает.
- У нас и верных слабостей хватает. «Франкония» спецназом охраняется изнутри. Они и наружу могут выйти.
- Шесть шестерок? - альбинос принялся медленно завинчивать фляжку, словно бы давая мне возможность самому осознать всю наивность моего резонерства.
- С оружием.
- И я о том же. Ты в теме, где хлысты зарыты? Знаю, что в теме. И денщик твой в теме.
- На кой тебе мертвые хлысты?
- Другие хлысты. Оружие. Табельная волынка, обрез, пара гладкоствольных, лимончиков штуки три. Гранатомет хорошо бы. Как там в писании? «Не мир я вам принес, но меч»?
Да. Эту библейскую истину Могила выучил твердо. Этой истиной вооружались многие на службе у Вселенской церкви. Они бы и так вооружились. Слабо им было духовное наследство Спасителя без меча поделить. И напрасно толстовцы репу чесали: мол, это как же оно с правой щекою вяжется? И с непротивлением злу, и с тем, что кесарю кесарево следует оставить? А вот и вяжется, господа благородное толстовство. Через пророка Магомета, лично взявшего частями из рук архангела Гавриила арабскую библию Коран, положившуюся в основу исламского фундамента. Через шиитов и суннитов, по сей день истребляющих друг друга Аллах знает за что. Вроде как за имущество старшей дочери пророка. Через гибельные крестовые походы супротив мусульманства числом двенадцать, включая походы пастушков и детей. Через такие же северные походы и походы на гуситов, где впервой широко использовалось огнестрельное оружие, вяжется. И вяжется через псов Господних доминиканцев, положивших начало физическому отлучению инакомыслящей паствы. Очень вяжется через вечную резню меж добрых протестантов и добрых католиков. Связано через восстание Соловецкого монашества против реформы Никона. Все связано, господа в косоворотках. И Варфоломеевской ночкой, и Холокостом, и 11-тым сентября. Потому, как мечом быстрее и проще доказать свою преданность божественным заповедям, среди каких «не убий» шестая. И горько было Спасителю предвидеть именно такое духовное развитие процессов. И с печалью, думается мне, произнес он то, что произнес. Он больше произнес: «Почему вы не понимаете речи Моей? Потому, что не можете слышать слова Моего» (Инн. 8-43). И оставалось Ему, как только признаться в скорби: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч» (Мф. 10-34). Нам, что не принеси, мы из всего делаем оружие. Мы из любви сделаем оружие. Мы из веры в Иисуса оружие сделали. Сын Человеческий. Так он себя называл до распятия. А мы? Чьи мы дети, вообще? О ком отозвался Иисус: «он был человекоубийцей от начала» (Инн. 8-44)?
- Да. Оружие, - разболтав «Бычью кровь», я допил ее из горлышка, чтобы зло не оставлять. - Подумать надо. Сан обязывает.
- Подумай. Мы и одними заточками управимся. На твоем чистом благословении. Только больше славянской крови прольем. А с четверкой хлыстов наши танкисты за час возьмут всю химию под контроль. И какая выходит разница?
- Да. Разница не выходит.
- Ну, думай правильно.
Он хлопнул меня ладонью по коленке, и поднялся наверх. Я же остался думать правильно. Сперва я правильно думал о том, какую газету выписать коту моему Парису взамен сыпучего наполнителя. Здесь важный момент. С детства кот мой приучен ходить по нужде в лоток, застеленный свежей прессой. Но он скорее рядом нагадит, чем использует скучное и пошлое издание. Правильно обдумав, я кое-что выбрал. В целях рекламы скрою что именно. Потом я правильно думал о жене. Обзвонив друзей, коллег, знакомых, удаленные доступы, морги, больницы и милицейские отделения, она успокоится, и просто будет меня ждать. Потом я правильно думал об источнике питания. Скорее всего, на комбинате имеется мощный трансформатор, преобразующий тепловую энергию в электричество. От какого-то источника питаются их камеры наблюдения, типография, цеха, компьютеры и прочая оргтехника. Отчего-то работает их ускоритель «Кениг-рей».
Славно бы взорвать подобный трансформатор для начала, и тем выиграть пару суток. Может, и всю неделю. Но как подобраться? Я подобрался к единственному доступному источнику питания: копченому окороку, подвешенному за крюк. Тем более, я не ел со вчерашнего ужина. Потом я перестал правильно думать. За мной спустилась Вьюн. Через двадцать минут мы должны были явиться на встречу с активистами зеленого подполья. Через двадцать минут мы явились.
У пробоины в борту нас ожидали два типа в дождевиках и лыжных масках с вырезанными глазницами. Один из них подался ко мне.
- Здесь принимают на работу? - спросил он тихо.
- А наша работа завершена, - отозвалась моя послушница.
Подавшийся тип стащил с головы маску и горячо пожал мою ладонь двумя своими.
- Добрый вечер, товарищ епископ, - радушно произнес он, ставши сразу Пугачевым.
- Кто такой мудацкий пароль сочинил? - поинтересовался я у краеведа.
- Да ты же и сочинил, - буркнула Вьюн.
- Это меняет. Примите мои соболезнования, Виктор Сергеевич. Владимира жаль. Умница, и вдруг на тебе мрачный выбор.
- Может, в здание войдем? - перебил меня каким-то заложенным голосом тип, все еще скрытый под маской. - У меня гланды, милостивый государь. Я не намерен и далее мокнуть.
- Разумеется, - я отдернул в сторону брезентовую портьеру, тем приглашая в трюм заговорщиков, отнесенных уже мной к романтическому горячему подвиду.
Судя по хлюпанью, уровень жидкости в трюме после наводнения заметно снизился.
- Жив кто? – крикнул я, и гулкое эхо, отскочивши от внутренней обшивки, докатилось до Германа. После минутной темноты сверху к нам поплыл огонек. Спустившись по трапу, татарский шкипер, более смахивающий на шотландского пастуха в клетчатом пледе и с волосатыми ногами, обмахал нас точно кадилом своей керосиновой лампою.
- Самогона нет, - предупредил он меня угрюмо. - Час как брагу поставил.
- Слава тебе Господи, - по столь незначительному поводу я, сознаюсь, перекрестился. - Кипяток имеем? У товарища, который не счел нужным себя назвать, гланды вздулись.
- Кипяток имеем.
- Щекотливый, - с опозданием прогнусавил спутник Виктора Сергеевича.
- Это вы обо мне? - я обернулся к простуженному типу.
- Это фамилия. Щекотливый.
В пробоину сунулась сразу группа заговорщиков.
- Здесь принимают на работу? - забубнили вразброд подошедшие активисты.
- Утром возьмем, - обогнал меня ко всему привычный шкипер. - В трюме сухая уборка, гальюн забился пробить. Ведро первача за всю канитель.
