— Я и сам ничего толком не знаю… знаю только, что и пес от такой жизни взвыл бы…
— Что-то я хотела тебе сказать… да, вот, посмотри… — Графиня протянула ему листок.
— Что это?.. Боже мой, да ты с ума сошла… — Начальник Тайной Канцелярии смял и снова развернул листок.
«Избавитель — это нечто вечное, как красота, и его время пришло…»
— Ты в это веришь?.. — Он потер переносицу. — А я боюсь всех этих громких слов… они приносят только несчастья… большинство идей о свободе и справедливом устройстве жизни высосаны из указательного пальца… извини, я сейчас…
— Куда ты?.. — Графиня в недоумении проводила Начальник Тайной Канцелярии взглядом и потянулась к колокольцу. Рука ее повисла в воздухе. В холл, со стороны флигеля вошел грум.
— Здесь никого нет?.. — спросил грум странно охрипшим голосом и глянул по сторонам.
— Нет… а что случилось?..
— Да нет, ничего не случилось… — Грум засмотрелся на ее белые, тонкие руки, словно плывущие в сумраке.
Графиня рассеянно тронула волосы, рыжие, слегка вьющиеся. Даже не глядя на грума, она видела, что он не сводит с нее глаз.
— Что ты на меня так смотришь?..
— Там кто-то прячется?..
— Где?.. да ты с ума сошел…
— Ну, конечно, я сошел с ума… — Как-то нелепо загребая руками воздух, грум сорвал со стены над камином татарскую саблю и ударил наотмашь по портьере…
— Ми-ау… — Черный кот перебежал комнату. От ужаса грум покачнулся, выронил саблю. Портьера натянулась, затрещала, обвисла, кто-то навалился на него. Отлетели далеко в сторону очки с дымчатыми стеклами…
Остаток ночи и все утро Начальник Тайной Канцелярии провел в кабинете, перебирал, жег бумаги. Неожиданно в слуховой трубке что-то щелкнула, прохрипело голосом Саввы:
— Зайди…
Начальник Тайной Канцелярии спустился вниз, осторожно постучал в замаскированную драпировкой дверь и вошел.
В кабинет Саввы было сумрачно.
Некоторое время Савва молча разглядывал Начальника Тайной Канцелярии, слегка склонив голову набок и вниз. Он находился в том несколько возбужденном состоянии, которое обычно еще усиливается погодой и сумерками.
Порывшись в бумагах, Савва протянул Начальнику Тайной Канцелярии рапорт своего агента, который он получил накануне.
«Появление Избавителя вызвало в толпе крики восторга. Рассыпая пальмовые ветки, толпа пронесла его на плечах от вокзала до Спасских Ворот. Неожиданно в толпе возникла паника. Кто-то открыл стрельбу, возможно, один из наших агентов. Убил он не многих, не успел, бывает и так, толпа его просто растоптала. Какие-то люди окружили дом Графини, стали бить стекла и даже порывались поджечь его. Когда началась стрельба, на углу Каретной улицы я неожиданно лицом к лицу столкнулся с Секретарем. Он был не один. С ним была девочка, такая рыженькая, худенькая, с кошачьими глазами. Я узнал его, одно время он жил в нашем доме, и окликнул по имени. Услышав свое имя, он даже не остановился, лишь бросил на меня быстрый взгляд, а когда я окликнул его еще раз, он ускорил шаг. Вскоре он скрылся. Девочку он бросил в переулке. Он собирался выдать ее за дочь Тиррана. Больше она ничего не успела мне рассказать. Говорила она с акцентом и не могла связать трех слов. Ее корчили судороги, в уголках рта пузырилась пена. Я едва успел подхватить ее на руки и отнес на террасу. Когда я положил ее, она обмочилась.
К сожалению, вынужден прерваться…»
Прочитав рапорт агента, Начальник Тайной Канцелярии выжидательно посмотрел на Савву. Чувствовал он себя не совсем уверенно. Каждый раз, входя в кабинет этого обреченного на одиночество старика, он как бы ступал на враждебную территорию, где необходимо было лгать и притворяться.
— Ты догадываешься, кто затеял с нами эту игру?.. — заговорил Савва. В голосе его чувствовалось волнение. Начальник Тайной Канцелярии молча качнул головой. — Было бы опасно теперь что-нибудь предпринимать, не подготовившись заранее… нужен некий акт…
— Он уже готовится… — сказал Начальник Тайной Канцелярии.
— Вот как?.. — Слегка откачнувшись, Савва привстал, порылся в бумагах на столе. В открытое окно из низины долетел вопль. — Опять кто-то покончил с собой… просто какая-то эпидемия самоубийств… даже в Ленивке уже плавают трупы утопленников… если все будет идти так, как идет, в городе не останется ни одной живой души… что-то зябко, прикрой окно… — Из бумаг выскользнул гравюрный оттиск Жанны и упал на пол. — Ага, вот она, а я обыскался… просто поразительное сходство, и глаза, и губы, и ямочка на подбородке… что ты обо всем этом думаешь?..
— Сходство не вполне очевидное… — пробормотал Начальник Тайной Канцелярии, подняв гравюрный оттиск и рассматривая его.
— Ты думаешь?.. — Взгляд Саввы упал на чадящую лампу. Она замигала, вспыхнула. Остро кольнула боль в паху. Пересиливая боль, Савва лег боком на оттоманку. Несколько минут он провел в мучительном забытьи. Боль притихла. — Что там случилось у Графини?..
— Недоразумение…
— Однако, в результате этого недоразумения пострадал мой самый лучший агент… ладно, иди…
Начальник Тайной Канцелярии вышел.
Савва прикрутил лампу.
Мелькали мысли, воспоминания, что-то ничтожное, нечистое…
Почудилось, что кто-то ходит по кабинету, роется в ящиках стола. Лампа вспыхнула и погасла. Раздался отрывистый скрип, все затихло. Сглотнув комок в горле, Савва зажег лампу. В комнате никого не было…
Как-то вдруг ослабев, Савва прилег на диван и погрузился в свое одиночество, где были только, боль, страх и отчаяние. Даже в детстве он был одинок. В детстве это одиночество представлялось, как пустота, мрак, затягивающий куда-то, и такой глухой и глубокий, что глазом не обнять. Пальцы его вздрогнули, зашевелились. Он нащупал пуговицу на спинке дивана. Он старался отогнать от себя эти мысли о пустоте. На короткое время он забылся. Перед глазами замелькали какие-то картины, лица, как будто одни и те же и точно скрывающие за собой что-то еще.
И за светом есть свет, и за тьмой еще большая тьма…
Очнулся Савва весь в слезах. Он не мог понять, где он. Голые стены с обвисшими обоями, облитые мутноватым светом, на полу толстый слой пыли. Он подошел к синеющему окну, не оставляя следов. Было что-то жуткое, неестественное во всем этом. Город спал. Болотная улица была безлюдна и пустынна. Дома уступами крыш спускались к реке и тянулись вдоль набережной, точно надгробные плиты над могилами. Услышав какие-то странные хлопки, шелест в воздухе за спиной, Савва испуганно обернулся. Взгляд его наткнулся на чемодан и кучку хлама у стены. Вдруг и так ясно пришло осознание, что вся его жизнь была ложью и обманом. Стало почти жаль, что он ввязался во все это.
На мгновение Савва потерял сознание от боли. Он был слеп и беспомощен. Он падал спиной куда-то в пустоту, в бездонный ужас. Что-то непереносимое, немыслимое…
— Нет, нет, только не это… — прошептал он застывшими губами. Отступая, он споткнулся, пнул ногой чемодан. Чемодан раскрылся, и оттуда вывалились пластинки Апрелевского завода, какие-то письма, будильник, заводная балерина. Подняв руки, она закружилась. Маленький, бледный призрак девочки с тощими косичками. Она мечтала стать прима-балериной. Он смотрел на нее, не отрываясь. Вспомнилось, как она качалась на сучковатой яблоне и бросала в него вишневые косточки, а он лежал на крыше, читал. В какой ужасающей нужде она жила, но была так счастлива этим мгновением. Он невольно улыбнулся. И для него была блаженством эта минута игры. Он позвал ее. Она поднялась к нему на крышу. Вспомнилась эта внезапная близость, возникшая из ничего и совершенно естественная. Они увлеклись игрой и слишком далеко зашли. Его остановил страх. Запомнилось ее лицо в эту минуту, отчужденное, грустное. Ему стало как-то не по себе. Он знал, что больше не увидит ее, что все погибло, несмотря на его жалкие потуги продлить это блаженство словами и фразами. Она лишь молча качала головой, а он отступал шаг за шагом. В этой ее немоте был крик, была жалость и сочувствие, как будто он должен был умереть…
Савва лег на спину, сложив руки на груди. Постепенно пришло ощущение покоя. Все как-то отодвинулось, и олива в кадке, и бюст Старика, и окно…
И снова она увиделась ему в каком-то радужном мрении. На столике у кровати горела лампа. Она спала. На шее билась синяя жилка. Она боялась темноты, собак, лошадей, грызла ногти и до 13 лет играла в куклы. Ее мать была актрисой на вторых ролях…
Вдруг повеяло холодом. Застучали часы. Савва зажал уши руками, чтобы не слышать этого равнодушного и ужасающего стука, и позвал слугу…
— Что-то я хотел тебе сказать?.. пожелать, потребовать или попросить?..
— Да… — По тону повелителя слуга понял, что нужно улыбнуться, но не осмелился.
Савва смотрел и на него, и мимо него.
Несколько минут болезненного созерцания собственного я. Желаний не было, были лишь растревоженные мысли, которые Савва не мог собрать.
