– В смысле?
– В смысле человек, который выжил после взрыва. А ещё лучше – сам выжил, а кого-то близкого потерял.
– Опасная тема, – отмечаю я, – такого свидетеля сразу после выступления начнёт «контора» прессовать, и он сдаст всех, рассказав, как на самом деле всё было.
– А если для очевидца нет никакой разницы между тем, как «на самом деле», и тем, что мы ему расскажем о взрыве?
– То есть?
– Взять, к примеру, соседку моей тёщи. Ей почти шестьдесят лет. Два года назад её сын погиб в Чечне, и она умом двинулась. Думает, что он вернулся, но почему-то к ней не приезжает. Временами рассказывает соседям, что от него звонили, говорят, что он на работе и заехать к ней пока не может. Чистая шизуха. Если ей рассказать, что её сын в тот день был на этой злополучной станции…
– …и собирался приехать к ней, – подхватываю я, – но попал в эпицентр и был ранен, а больница, в которую его привезли…
– … засекречена министром чрезвычайных ситуаций и ФСБ, – Вадим открывает окно, – и вызволить его оттуда…
– А сколько этой ебанутой бабке лет?
– Шестьдесят.
– Надо бы встретиться с ней. Как-то выйти на живой человеческий контакт?
– Я просто уверен в этом.
– Как красиво, а? – Я прикрываю глаза и тихо говорю Вадиму: – Допустим, Шойгу почти удаётся отбиться от обвинений прессы в том, что государство «замылит» теракт. И тут выходит эта старая сука и…
В этот момент звонит мой мобильный, вырывая меня из грёз, посвящённых победе.
– Алло, – устало говорю я.
– Антон, привет, это Костя Угольников.
– Здорова, Костян! Как ты?
– Я… не очень… Антон, у меня проблема.
– Да ладно? Чего случилось?
– Фридман на нас наехал.
– Как это? На тебя, что ли? Ты ему на вечеринке на ногу наступил?
– Антон, хорош идиотничать. «Альфа» подала в суд на «Коммерсант». Иск на один миллион долларов за «подрыв деловой репутации». И все из-за той моей статьи.
– Да ты что, – я деланно удивляюсь, – как же это так получилось?
– Я у тебя хотел узнать. Ты же говорил мне про правительственный заказ, финансовые схемы, про то, что «мы не сами работаем», помнишь?
– Я? Я тебе это говорил? Ты, Костя, что-то путаешь, наверное. Я в финансовых рынках не бум-бум, как же я мог тебе про какие-то схемы рассказывать?
– Антон, я ничего не путаю. Мы с тобой сидели в «Гудмане», и ты мне предложил написать статью про банковский кризис…
– А-а… Вспомнил! – кричу я в трубку. – Точно!
– Наконец-то, – приободряется на том конце трубки Угольников, – ты не хочешь подъехать к нам в «Коммерс», посоветоваться насчёт ситуации?
– Я? Да легко. Только что я вам насоветую, Костян? Я же пьяный был в «Гудмане» в хламину, не помню ни черта. Мог тебе наплести и про правительственный заказ. Я по пьяни такое исполняю, спроси у Сашки Епифанова.
– То есть как… не понял? Ты же… всё же… совпало, на следующий день, – лопочет Костя, – там же, в самом деле, были толпы народа… у банкоматов, как ты и говорил. Я написал статью ещё…
– Какие толпы, Костян? У каких банкоматов? Про что я говорил? Какая статья? Я вообще не врубаюсь. Ты чего-то мне такое прикольное рассказываешь, я только вспомнить не могу. Слушай, Костян, давай на неделе звони, бухнем, ты мне расскажешь подробнее, а то я тороплюсь.
– Я понял все, – отвечает Угольников, – я всё понял.
– Чего понял-то?
– Ты же все подстроил, да? Я думал, ты хотя бы с друзьями в эти игры не играешь. Думал, что у друзей есть какие-то шансы не быть использованными. Ну и сука ты, Дрозд.
– Вообще-то мы не оставляем друг другу ни единого шанса. Я думал, ты в курсе, – усмехаюсь я, – не зови меня дроздом, ты же знаешь, я не люблю. Давай, увидимся. – Я отключаюсь.
– Из «Коммерса»? – интересуется Вадим.
– Ага. На них «Альфа» наехала. Обвиняет их в том, что они инициировали недоверие у вкладчиков.
– Сколько иск?
– Мулик грин хочет.
– УУУУУФ – присвистывает Вадим, – крутовато.
– А не хуй было про «Альфу» глупости писать. Какой же дурак кусает монстров? Тем более в такой форме? – отворачиваюсь я. – Кстати, не свисти в машине, денег не будет.
– Извини. А ты-то тут при чём?
– Да хотят, чтобы я разрулил их проблему с «Альфой», – я отвернулся к окну.
– А ты?
– А чего я? Буду я ещё по ерунде Фридману звонить, – соврал я и сделал недовольное лицо, – это их тёрки между собой, вот пусть и решают сами.
Вадим уважительно посмотрел на меня. Минут пятнадцать мы ехали молча, и я упивался ситуацией.
– Кстати про деньги. Мы кейс-то взяли? – интересуется Вадим.
– В багажнике.
– Хорошо. Мне сегодня нужно будет за «скорые» бабки отдавать.
– Ну и отдашь. Эх, сейчас бы бросить все и в отпуск, на законно заработанные…
– …нетрудовые доходы, – смеётся Вадим.
– Почему это нетрудовые? Очень даже трудовые, – я показываю на свой лоб, – вот свидетельство! Все в морщинах. Отдых нужен мозгам.
– Вот так отдых… – Вадим показывает мне пальцем в окно. Я поворачиваю голову и вижу рекламный щит, на котором написано красным:
МОРДОВИЯ.
СКАЗОЧНЫЙ КРАЙ!
Долгосрочные семейные туристические поездки.
Федеральная Налоговая Служба напоминает:
Срок подачи Налоговой декларации истёк 1 Апреля
– Фиговая у нас социальная реклама, – констатирую я, – злая очень.
– Это точно. Я бы на месте ФНС… – Но договорить он не успевает, потому что мы приезжаем.
Сашка встречает нас на улице. Лицо его выражает крайнюю степень неловкости и обеспокоенности приключившимся. Мы здороваемся и проходим внутрь.
– Где? – Я смотрю на Сашку исподлобья.
– На кухне сидит, – вздыхает Сашка, – с двумя охранниками.
Мы заходим на кухню. Перед нами стоит здоровый шкаф лет двадцати пяти, одетый в зелёную куртку «бомбер», джинсы и белые кроссовки. Что-то не вяжущееся одно с другим было в облике этого парня. С одной стороны – явная физическая мощь телосложения, с другой стороны – совершенно глупое лицо, с оттопыренными ушами и веснушками. Даже эти кроссовки. Вроде одет как типичный «скин», а на ногах вместо «мартенсов» белый «Рибок». То ли вокзальный гопник, «обувший» «скина», то ли неудачливый «скин», потерявший по пьяни ботинки. Мудак какой-то, одним словом.
– А где второй? – обратился я к Сашке.
– Не можем пока найти, в бега подался, – Сашка отвёл глаза.
– Да Леха свалил, как увидел, что эту телку по «ящику» показали, – ответил парень.
– Ну, тогда ты рассказывай, как всё дело было, – начал я. – Тебя как звать-то?
– Косом.
– Кем? – морщится Вадим
– Ну… Косом. Космосом. Помните, в «Бригаде» такой был, его ещё актёр Дюжев играл.
– А тебя, значит, из-за роста так же решили назвать или сам придумал? – интересуюсь я.
– Ну, ваще-то меня Колей звать, – осклабился парень, – а «Космос», это так, типа свои пацаны зовут.
– Короче, рассказывай, любитель гангстерских боевиков.
– Ну, короче! Это, командир…
– Я тебе не командир. Все командиры в ментовке. Не попадал ещё по-серьёзному?
– Ваще-то нет, так только, по хулиганке.
– Попадёшь ещё. Я тебе гарантирую. Дальше излагай, только не пизди, я тебя прошу. Хуже будет.
– А я чо? Я все, как было, расскажу! Ну, мы пошли с Лехой к подъезду, как нам велели. Дождались эту тётку. А потом… хуйня получилась, одним словом.
– Как же это такая хуйня-то вышла, Коля? Как же это так получилось-то? – Я начал ходить кругами вокруг Коли, словно вокруг телеграфного столба. Коля испуганно вертел головой, следуя моей траектории. – Вам что сказали сделать, а? Побить слегка. А вы что сделали, бараны?
– Да, в натуре, мы не виноваты. Она, короче, зашла в подъезд. Леха ей хуякс в репу, но не сильно. Она вроде брык на бок, а там стена подъезда ей упасть не дала, и она на жопу ровно осела. Мы че-то затупили децл. Леха мне говорит: «Пробей ей коленом в голову», а я думаю, что типа нам же сказали, что не сильно бить. Я Лехе говорю, давай лучше в репу ей ещё насуём, говорили же, что в репу можно. Он говорит, давай с ноги в торец, потом карманы пробъем, может, у неё лаве есть?
– И вы при ней все это обсуждали? – Я закрыл лицо руками и застонал: – Бараны, блядь.
– Не, ну а чо? Я, наоборот, как лучше хотел, Леха здоровый кабан, сука, убил бы её на хуй, нам бы хуже было.
– А зачем карманы-то «пробивать»? – спросил Вадим, смотря на парня уставшим взглядом. – Вам же заплатили, чего ещё надо?
– Не, ну тут такой расклад. На те бабки, что нам дали, мы хотели «девятку» брать у одного черта в Люберцах, чуть битую. А это так… на пивчанский там. Вам же все равно?
– Какая «девятка», какие Люберцы? Идиоты… – Я затягиваюсь и выпускаю струю дыма в потолок. – Дальше чего было?
– Пока мы пиздели, она очухалась, встала и как-то резко, сука, блядь, дала Лехе сумкой в репу. Такой звук ещё был гулкий, как будто машине в бочину засадили. У ней там банки были или бутылки были в сумке, хуй её знает. Так, сука, ровно попала, что Леха скопытился, как шпала. А она ловко так засеменила по лестнице и второй раз мне уже сумкой хрясь. Я рукой загородился. Обернулся на Леху, он лежит и на голове ссадина. Леху жалко, ещё и рука у меня заболела. А эта сука уже скребётся в хату к себе. Дверь пытается открыть. Ну, меня тут чо-то взяло! Не, а че она кореша моего положила? У меня планка ёбс, на хуй, – парень хлопает себя по лбу и проводит рукой вдоль лица, показывая, как именно у него «упала планка», – я за ней, короче, погнался, смотрю, она уже в хату почти вошла. Я заревел, достал этот топорик типа и заебашил ей. Хотел в спину засадить, а она упала вперёд, попал ей в жопу. А то убил бы, на хуй. Не, ну а че она кореша-то моего? И, главное, рука ещё моя болит. Я смотрю, у ней кровь пошла, и думаю, что угандошил её. Я дал заднего, Леху подмышки и волочь на воздух, а наверху уже кипеж…
