29
Мы страдаем от любви, даже когда уверены, что ни от чего не страдаем.
Кристиан БобенНесколько часов спустя.
24 декабря, ночь.
Квартира в «Сан-Ремо»
Они лежали в постели и смотрели на звезды. Небо было таким чистым, луна заливала комнату голубоватым светом… Губы Мэллори скользили по шее Натана, их сердца бешено стучали. Она запустила пальцы в его волосы и прошептала:
— А знаешь, я ведь старше тебя…
— Всего на несколько дней, — ответил он, улыбаясь.
— Я думаю, тебя создали специально для меня, — пошутила она.
Натан обнял ее:
— Что ты хочешь сказать?
Мэллори продолжила:
— Когда я появилась на свет, какое-то ангелоподобное существо склонилось над моей колыбелью и решило дать мне того, кто поможет мне противостоять трудностям этого мира.
— В этом и есть мое предназначение?
— Именно так… Ты… ты не хочешь поблагодарить меня за появление на свет? — прошептала она, целуя его.
Он долго отвечал на ее поцелуи… хотел просто вдыхать ее запах и никуда не отпускать. Ощущать едва различимые движения тела, самый тихий вздох… Можно выиграть в лотерею, одержать победу в процессе века, увидеть семь или восемь нулей на банковском счете — ничто не могло заменить ему того, что происходило сейчас. Натан крепче сжал Мэллори в объятиях, целовал ее затылок, гладил бедра… потом прижался к ее спине как к последнему, что связывало его с жизнью…
Все пережитое мгновенно промелькнуло перед глазами. Никогда еще Натан не чувствовал себя более живым, чем тогда, когда узнал, что скоро умрет. А сейчас снова ощутил, что смерть бродит вокруг него… Что ж, сегодня вечером впервые за все время он готов принять ее. Нет, страх не исчез, но теперь ему было любопытно — что там, за чертой. Пусть он и уходит в неизвестность, но зато окруженный любовью. «В мире с самим собой и согласии с другими» — так говорил Гаррет.
Тело у него горело, и он снова ощущал тяжесть в груди, о которой успел забыть. Тут же напомнила о себе рана в лодыжке — кажется, все кости тела сейчас расплавятся и раскрошатся. Он был словно вне мира живых, в каком-то неизвестном измерении… Такое впечатление, что он жид только затем, чтобы умереть. В два часа ночи Натан закрыл глаза и, перед тем как уснуть, подумал о Гудриче.
«Скоро его не будет рядом со мной. Я больше его не увижу и не услышу. Он будет продолжать свое дело — оперировать пациентов и готовить людей к смерти. А я, как все мои предшественники, найду наконец ответ на вопрос: есть ли место, куда мы все попадаем?..»
В ста километрах от «Сан-Ремо» Джеффри Векслер бесшумно встал с кровати, открыл небольшую дверцу под лестницей гостиной, зажег запыленную лампочку без абажура, освещавшую спуск в подвал. Взял с деревянного стеллажа коробку с шестью бутылками виски, которую несколько дней назад доставил курьер, — «Чивас» двадцатилетней выдержки, рождественский подарок клиента, которого он вытащил из затруднительного положения.
Джеффри лег в постель и понял, что не уснет, пока эти бутылки остаются в его доме. Он отнес коробку на кухню и принялся опустошать их, выливая содержимое в раковину; это заняло несколько минут. Джеффри задумчиво смотрел, как виски стекает в канализацию, словно мутная вода, в которой варили спагетти. Затем смыл остатки алкоголя водой.
Как мог он так опуститься? Джеффри задавал себе этот вопрос каждый день и знал, что никогда не найдет на него ответа. Сегодня он сумел противостоять соблазну. Однако завтра предстоит новое сражение… и послезавтра тоже. Эта война требовала бдительности каждое мгновение; как только он ее утратит, ему будет вес равно что пить: одеколон, медицинский спирт… Опасность подстерегала всюду.
Джеффри вернулся в спальню и лег рядом с женой; он был подавлен. Возможно, стоило попытаться поговорить с Лизой, рассказать о тоске и унынии, которые поселились в его душе. Да, он поговорит с ней завтра… если хватит смелости. И Джеффри с силой сжал зубами угол подушки, чтобы не расплакаться.
Где-то в рабочем квартале Бруклина.
После полуночи
Конни Букер открыла дверь, стараясь не шуметь; склонилась над Джошем, с глубокой нежностью глядя на него. Еще десять дней назад эта комната была холодной и безликой — просто комнатой для гостей. А сегодня вечером здесь, в теплой кроватке, спит ребенок… Ей до сих пор не верилось.
Все произошло очень быстро. Сначала ужасная трагедия с ее племянницей Кандис, которая погибла во время вооруженного налета. А несколько часов спустя ей позвонили из социальной службы и предложили усыновить ребенка. Конни согласилась сразу; ей скоро пятьдесят, а детей у нее не было. Последние годы она чувствовала себя уставшей и старой. С появлением Джоша жизнь будто заново обрела смысл. Она станет хорошей матерью, Джош ни в чем не будет испытывать нужды. Они с мужем много работали, и теперь Джек, гордый своей ролью отца, попросил дополнительные часы на службе.
Все же кое-что беспокоило Конни. Сегодня утром она обнаружила в почтовом ящике пакет из плотной бумаги, в нем — игрушечная машинка, несколько банкнот и еще письмо, подписанное просто — «Натан». В письме говорилось, что эти деньги он шлет малышу на Рождество.
Они с Джеком прочли письмо несколько раз и не знали, что думать. Да, поистине чудесное Рождество… Конни нежно поцеловала ребенка и вышла. Закрывая дверь, снова спросила себя, кто этот загадочный благодетель.
Гринвич-Виллидж
Эбби Купер возвращалась с рождественской вечеринки одна. У нее сильно болела голова. Прошел еще один день, а она так и не встретила свою любовь. Перед дверью портье оставил пакет, она с любопытством открыла его — бутылка французского вина и записка: Натан желал ей счастливого Рождества и благодарил за все, что она для него сделала.
Быстро сбросив туфли, Эбби поставила свой любимый диск джазового трио Брэда Мелдау и приглушила свет. Устроившись на диване и вытянув ноги, перечитала записку: что-то странное в этом послании — оно напоминает прощальное письмо, будто они никогда больше не увидятся…
Нет, это глупо, она все выдумала. Где Натан сейчас, в эту минуту? Наверняка со своей бывшей женой, подсказала ей интуиция. А жаль, ведь он мог бы стать ее большой любовью.
Гаррет Гудрич вышел из Центра паллиативной помощи больницы Стейтен-Айленда.
— Давай, Куджо, полезай! — Доктор открыл заднюю дверцу автомобиля.
Огромный пес тявкнул и послушался хозяина. Гаррет сел за руль, повернул ключ зажигания и включил старенькое радио. Скривился, услышав Бритни Спирс; нахмурился, наткнувшись на припев Эминема; но вот нашел станцию с классической музыкой — опера Верди «Набукко». «Отлично!» — подумал он, покачивая головой в такт, и медленно поехал в сторону дома. Остановившись у первого светофора, посмотрел на собаку и зевнул. Сколько же времени он не спал… Кажется, тысячу лет.
Бонни Дель Амико в своей комнате не могла сомкнуть глаз. Она была так счастлива, что ее родители снова вместе… Об этом девочка просила в молитвах каждый вечер вот уже два года. Однако тревога не совсем ушла, будто какая-то опасность еще витала над их семьей.
Девочка вскочила, взяла со стула свою перуанскую шляпу и прижала к груди — это поможет ей наконец уснуть.
Толстый слой снега покрывал могильную плиту Элеоноры Дель Амико на кладбище Квинса. Сегодня утром сын принес ей цветы — букет роз в вазе. Будь ваза прозрачной, было бы видно, чем связаны стебли цветов, — браслетом из четырех нитей жемчуга с серебряной застежкой, украшенной маленькими бриллиантами.
В маленьком городе Мистик, штат Массачусетс, было еще темно. В пустом доме у пляжа, в комнате с металлическими полками, лежал в большой коробке альбом — кто-то недавно его открывал — с записями, рисунками, фотографиями… На одном из снимков женщина бежала по пляжу; внизу она подписала: «Я бегу так быстро, что смерть не догонит меня никогда».
Звали ее Эмили Гудрич, и она знала, что смерть все же заберет ее. Она никогда не верила в Бога. Может быть, есть что-то другое… тайна… Место, куда мы все попадем.
Мэллори открыла глаза, прислушалась к дыханию спящего рядом мужчины. Впервые за долгое время она почувствовала уверенность в будущем и подумала о том, чтобы могла бы родить еще одного ребенка. Эта мысль наполнила ее безудержной радостью.
Засыпая, бог знает почему вспомнила, что из-за поездки в Бразилию не забрала результаты анализов — врач заставил сдать их на прошлой неделе. Что ж, подождет еще несколько дней, доктор Олбрайт всегда беспокоится напрасно.
