– Попробуй. Это супер.
– Но ведь от этого ничего не изменится.
– А что должно измениться?
– Мир.
– Мир? – Энн смеется. – Ты хочешь изменить мир? Как?
– Перевернуть все вверх дном! Заставить людей понять... Что ты смеешься?
– Мир изменить нельзя. Им невозможно управлять.
– Наоборот! Особенно сейчас.
– Сейчас? А почему не раньше?
– Потому что есть компы. Ты же знаешь, на что они способны.
Энн хмурится.
– Знаю, но...
– Что «но»?
– Сначала – сбой в работе компьютеров, потом – в работе всей компании...
– «Гвоздь и подкова», ага, – кивает Пол. – Выкинешь к чертям гвоздь и...
– В детстве я любила этот стишок. Как там?.. Вспомнила: «Не было гвоздя – подкова пропала. Не было подковы – лошадь захромала. Лошадь захромала – командир убит. Конница разбита – армия бежит. Враг ворвался в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя»[63]. Что-то в этом роде.
– Значит, ты меня понимаешь.
– Пол, еще никому не случалось выиграть битву, сломав подкову. Эти стихи – метафора того, что могло случиться, если бы победа в бою зависела от одной конкретной лошади. Но если то же самое случилось с любой другой лошадью, это еще не значит, что битва проиграна.
– Может, я пытаюсь найти тот самый гвоздь. Или ту самую лошадь.
– «КрохаБогатей»? Думаешь, эта лошадь – банки? Пол влюблен в эту девчонку. Она мыслит, точно
как он.
– Ага, – кивает Пол.
– Стало быть, ты действительно хочешь изменить мир?
– Конечно, – он улыбается.
– Думаешь, другие этого хотят? – спрашивает она.
– Что?
– Нормальные люди. Твоя мать, друзья и остальные. Думаешь, они хотят, чтобы мир изменился?
– Они... не знаю, – признается Пол. – Наверное, нет.
Энн корчит гримасу.
– Им промыли мозги, – сообщает она жутковатым голосом из кинотрейлера.
Оба смеются.
– Вот именно, – кивает Пол. – Они хотят только скупать барахло. И развлекаться.
– Правильно, – подхватывает Энн. – Чтобы их развлекали.
– Не понимаю, к чему ты клонишь.
– Так может, пусть себе смотрят телевизоры, играют на компьютере и ходят по магазинам?
– Жизнь этим не исчерпывается. В ней еще кое-что есть, помимо капитализма.
– Кто сказал?
– Ты же понимаешь, что это правда, – говорит Пол. – Признайся.
– Да, но если все эти люди другого мнения, кто будет их переубеждать?
– Видимо, такие, как я.
– Как? Силой? – уточняет Энн.
– Ни в коем случае. Просвещая их. Или шокируя. Дикими выходками.
– Значит, вырядишься кроликом, и народ оторвется от экранов?
– Не все так просто, ты же понимаешь.
– На людей можно повлиять только развлечениями.
– Как это? – спрашивает Пол.
Судя по виду, Энн собирается высказать некую глубокую мысль.
Вдруг выражение ее лица меняется.
– Развлекать их. Писать для них хорошие игры. Хорошие книги. Снимать хорошие фильмы.
– Зачем? – спрашивает он.
– Потому, что и жизнь тогда станет хорошей. Кому охота жить в эпоху революций? Нам повезло родиться в век роскоши и богатства, «пуховой» туалетной бумаги, шоколадных крендельков и «Макдоналдсов» на каждом углу. Людям и в голову не приходит, что, может быть, «Макдоналдс» – не олицетворение зла и капитализма, правящего миром, а просто возможность быстро и с комфортом перекусить. Поэтому их так много повсюду. Наверное, власть потребителей важнее просто власти народа. А может, это теперь одно и то же.
– И ты веришь в эту чушь? – удивляется Пол. Она пожимает плечами:
– Может быть.
– Для человека, которому на все наплевать, ты слишком много думаешь, – замечает Пол.
– Пожалуй, – улыбается она.
– А если серьезно? – продолжает он. – Что ты хотела сказать насчет игр, книг и остального?
– То, что сказала.
– Ты ведь сначала хотела что-то другое сказать?
– Нет.
– Неправда.
– Какая тебе разница? – спрашивает Энн. Пол придвигается ближе.
– Слушай, Энн, я сейчас говорю с тобой абсолютно откровенно. Я не шучу и не играю, как с другими. Ты – первая, с кем мне хочется быть честным. Хочешь – верь, хочешь – нет, но мне твое мнение небезразлично.
– Небезразлично?
– Чему тут удивляться?
– До моего мнения никому дела нет.
– Мне – есть.
– А почему? Почему я?
– Ты умная. И...
– И что?
– Ничего, – отвечает Пол. – Неважно.
– Ладно, тогда рассказывай, – просит Энн. – Ты участвуешь в маршах протеста и всем таком?
– Черта с два! Нет, – смеется он.
– Почему?
– Этим ничего не добьешься.
– Значит, только через компьютер?
– Ну да. Взламываю системы и вредительством занимаюсь.
– Потому что хочешь спасти мир? Или потому что тебе это нравится?
– Совсем честно? И то, и другое.
– Ага! Так я и знала.
– Что?
– Вся эта политическая чепуха для тебя – только развлечение. Я выиграла.
– Это игра такая?
– Уже игра.
– Тогда ответь: а твоя игра – просто игра? Она улыбается.
– Думаю, ты уже знаешь ответ.
– Ты ведь только притворяешься равнодушной, правда? – спрашивает он.
– Может, да. Может, и нет. Я просто живу, как считаю разумным.
Пол что-то отвинчивает в моторе.
– А теперь что будешь делать? – спрашивает он. – У тебя же друзья есть.
Она пожимает плечами:
– Пока не знаю.
– А почему у тебя раньше не было друзей?
– Мне и без них было неплохо.
– Ты уверена, что поэтому?
– Я предпочитаю одиночество. – Пауза. – Это не так... больно.
– Понятно. – Он смотрит на нее. – Кажется, теперь я понял.
– Что понял?
– Что тобой движет.
– Зачем тебе?
– Затем, что я тебя люблю.
Почти десять минут Энн молчит. Она растеряна.
– Энн, – наконец окликает Пол.
– Что?
– Ты мне что-нибудь скажешь?
– Я...
– Ты меня не любишь – я правильно понял? Взгляд у нее по-прежнему отсутствующий, будто
она не поняла вопроса.
Пол уже готов пожалеть о своих словах. Но, видите ли, обстановка язык развязала. Трупы в мансардах, планы побега, а потом разговоры о самом важном с единственным человеком, который тебе понастоящему дорог, – поневоле захочешь быть честным. Завтра будет некогда. Полу невыносимо думать, что они все утонут, а он так и не скажет Энн, как к ней относится.
– Почему ты меня любишь? – вдруг спрашивает она.
– Почему?
– Да, почему?
– Потому, что ты умная, и веселая, и проницательная, и милая, и...
– Но я ни в чем с тобой не соглашаюсь, – напоминает она.
– По-моему, у нас больше общего, чем кажется.
– Хм... Может быть. Но мы же едва знакомы.
– Я знаю, что ты любишь клубничный молочный коктейль.
– Для начала неплохо. Но кола все-таки лучше.
– Еще я знаю, что в глубине души ты очень ранима и впечатлительна.
– Правда?
– Ага. Тебя многое волнует. Поэтому ты ничего не делаешь.
– Думаешь, поэтому?
– Именно. Иначе постоянно бы разочаровывалась. Ты все принимаешь слишком близко к сердцу.
Она внимательно изучает свои колени.
– Может быть.
– Я не прошу тебя стать другой, – говорит Пол.
– А я думала, как раз это и случится.
– Нет. Я люблю тебя такой, какая ты есть.
– Поскольку меняться я не собираюсь, это, наверное, здорово.
– И что?
– Поцелуй меня, – просит она.
– Прямо сейчас?
– Да, сейчас.
Энн просыпается часов в семь. Рядом лежит Пол.
– Ложись спать, – бормочет он, когда она садится.
– Тс-с! – шепчет она. – Извини, что потревожила.
За последние десять лет Энн ни разу не просыпалась в такую рань. Холодно, в окно барабанит дождь. Энн прижимается к Полу, глядя, как дождевые капли ударяются об стекло и текут по нему струйками. Иногда резко посвистывает ветер, и дождевых капель на стекле прибавляется.
Сегодня 9 сентября 1999 года. Энн уже не девственница.
– Не могу поверить, что лишилась девственности в доме, где в мансарде лежит труп, – говорит она.
– Ты же говорила, что хочешь с нею расстаться в стиле Джерри Спрингера, – бормочет Пол.
– Так и вышло, да?
– Знаешь, а меня мертвец больше не тревожит, – признается Пол.
– И меня, – соглашается Энн. – Все равно что экзотичную зверюшку завести.
– Слышали бы остальные. – Пол сонно смеется.
– М-да. Труп разлагается. Жаль, что остаться здесь нельзя.
– Еще неизвестно... – задумчиво произносит Пол. – Ну, если бы труп исчез.
– Все хотят домой, нет?
– Эмили жаждет исцеления.
– Ей кажется, – Энн зевает. – Когда отплываем?
– Мотор работает.
– И что?
– Значит, когда все встанут. И кончится дождь.
К полудню все собираются на вершине скалы. Лодка надута – Брин разыскал в мансарде насос. Мотор исправен. Пол продемонстрировал всем, как мотор работает, и был награжден хором похвал.
Небо по-прежнему серое, дождь сменился изморосью.
– Вот так. – Пол глушит мотор. – Кого отправляем?
Уже ясно, что надутая лодка вместит только двоих.
– Напомни, что мы решили, – просит Энн. Пол усмехается: