— По странным обстоятельствам судьба нас свела вместе, — на правах хозяина начал первым Хей, — и при появившейся возможности не поговорить с русским капитаном стало бы неоправданным упущением. Кстати, с простыми русскими моряками мне пришлось встречаться, и не раз. Сингапур, Гонконг, Джакарта. В барах, куда я нередко заглядывал по молодости.
И догадываясь, у пассажира на этот счет не возникнет никаких вопросов, продолжил:
— Понравились дьяволы! Пьют столько, что смотреть со стороны одно удовольствие. Стаканами. И у меня всегда напрашивался вопрос: упадут или не упадут. И удивлялся, когда они оказывались в состоянии на своих ногах покинуть бар.
— Ну, допустим, это не единственное качество наших людей, — заметил Тоболин.
— В этом я уверен, — согласился Хей.
Трудно было понять, что он имел ввиду.
Превосходное виски пилось легко. Тем не менее Тоболин не спешил вынуждать Хея подливать в его бокал. Да и сам он, очевидно, не горел подобным желанием. Вряд ли из-за скупости. А впрочем, Тоболин забыл общенародную, кроме России, традицию — каждый наливает себе сам в зависимости от своего желания. Между тем разговор складывался непросто. Чего-то не хватало, и дело совсем не в виски, а не находилось общей темы. Хей был вынужден стать снова инциатором диалога:
— Боцман о вас немного рассказал. Выходит, вам повезло…Не подумайте обо мне, как о любопытной обезьяне. И все-таки как вы рискнули доверить свою жизнь неизвестно кому на случайном, незнакомом острове?
— Да, вы правы, — в свою очередь продолжил Тоболин. — Судьба оказалась ко мне милостива. В тот момент у меня не было иного выбора. Приступ апендицита оказался настолько болезненым, что я думал лишь о том, что бы он не лопнул до того, как я окажусь на столе хирурга. Пролежал в госпитале две недели. Судовладелец прислал радиограмму довольно странного содержания. Тем самым меня, прямо сказать, огорошил. Ожидать попутного судна, которое заберет меня на рейде. Конечно, я — не президент и даже не министр, чтобы гнать за мной специальный пароход. Вторая радиограмма обрадовала: выбираться своими силами. Хорошо хоть прислал деньги. Впрочем, — обычная морская практика…Думаю, не я первый не я последний. Подобных случаев во флоте немало.
Вряд ли Хей смог уловить наличие фальши в убедительных словах коллеги. И ему самому захотелось поделиться своим опытом.
— На ваше счастье остров оказался обитаем вполне цивилизованными людьми. А окажись вы…Так вот, послушайте… На одном из судов, на котором я капитаном вышел впервые, случился аналогичный случай. Несчастный случай с одним моим матросом. Открытый перелом ноги. Шли вдоль побережья острова Новая Гвинея. Оставался единственный вариант спасти матроса-отвезти на берег. Смотрю в бинокль-ни одного поселения. Песчаная полоса вдоль моря, а дальше-джунгли. Несмотря на это я был уверен в том, что люди там живут. Дымки от костров я заметил сразу же. На шлюпке пошел сам. И стоило ей ткнуться носом о берег, как из джунглей вывалила толпа дикарей. В полном смысле. Вероятно, недалеко находилась деревня какого-то племени. Надо сказать, я не заметил в их действиях чего-то агрессивного, наоборот, остановившись в стороне, они завороженно и настороженно смотрели на нас. Я сделал жест рукой, приглашая подойти к шлюпке. От толпы отделились трое и с опаской приблизились. Показал им увеченного матроса, пришлось даже частично размотать бандаж с его ноги. Смотреть страшно-сплошное окровавленное месиво. Поняли. Один из них издал странный звук, и тогда уж они всей толпой рванулись к шлюпке. Вскоре в лесочке отыскали длинную жердь и надо же, догадались — острием копья отчепрыжить сизальский фалинь от шлюпки. Правда, в этом случае препятствовать было бы не разумно. Для подхода к борту судна у нас имелась выброска. Вот, фалинем-то и принайтовали к жерди нашего несчастного матроса. Уволокли быстро, с гамом, возгласами, словно на жердине висел не человек, а пойманный кабан. С тех пор я с тем матросом не встречался…
В глазах Хея появились признаки усталости и последующие его слова стали тому подтверждением:
— Теперь я умолкаю и пусть за меня говорит море. Слышите, как оно шумит…
Его слова Тоболин принял на свой счет, как знак к окончанию встречи и потому подумал: «Визит пора сворачивать. Все, что надо, уже сказано.» Невольно обратил свой слух к открытому иллюминатору. Хей оказался и в этом случае прав. Пологая зыбь поднимая шхуну на гребни волн, затихала, а когда ее опускала, то переходила на несильный шум, похожий на шёпот, как будто и на самом деле между ними происходил обмен любезностями. Тоболин подумал о матросе, оставленным Хеем у дикарей и поднимаясь из кресла, все-таки решил о нем спросить:
— Позже вы о матросе интересовались? Каким образом сложилась у него жизнь?
Хей задумался. Пауза прервалась неожиданно.
— А сложилась ли? — Беззаботно отвечал Хей. И с откровенной прямотой договорил, — может, они его поджарили на костре и сожрали. Каннибалы и в наше время не перевелись. А впрочем, мало вероятно то, что матрос возвратился во флот. Боюсь, он остался без ноги. А вообщем чего говорить, кому какая уготовлена судьба, так то и будет. От нее не убежишь.
Наконец, они попрощались и Тоболин ушел в свою каюту. Кстати, ему относительно жилья повезло. На шхуне имелось запасное помещение. По большому счету его нельзя было назвать каютой, но койка в нем имелась.
Сон к Тоболину долго не приходил. Короткая койка, в которой приходилось лежать согнув ноги, была не единственной причиной. Букет мыслей, начиная от впечатлений о разговоре с капитаном шхуны, заканчивая далеким, недосягаемым домом, бессистемно ворошил мозги. Казалось, не даст заснуть до утра. Мысли отрывочные, одни беспокойные, другие наоборот-успокаивающие, но ни одна из них не имела четких очертании. Состояние можно было отнести между сном и бодрствованием. Наконец, снова возвращение к тому, с чего начался прошедший день. Хей со своими странностями. В сонном воображении образ капитана шхуны выступил не главным лицом. Биографическая поделка Тоболина-лихо закрученная, правдоподобная история с апендицитом несколько пошатнула авторитет бывшего пирата. Хотя, кто знает, выдержит ли она испытание на прочность в дальнейшем. «А ведь стоит вспомнить, — подумалось Тоболину, — прозорливые слова училищного врача Верочки, когда говорила:
— Сам посуди Тоболин, прихватит где-нибудь в океане…
Они оказались очень кстати.»
А пока до утра есть время вспомнить, как это было на самом деле. Даже если бы попытался насильно заснуть, все равно бы не получилось. Воспоминания нахлынули вопреки его воле как морская волна, набравшая полную силу. Кстати, о другом-опыт в прошлом часто приходит на помощь в будущем.
Первый приступ апендицита прихватил Тоболина когда он практиковался на буксире в заполярном порту Тикси. Тогда он перетерпел, но боли-тягучие, ноющие, сначала временами, затем стали постоянными после приезда в училище. Особенно тревожили при хотьбе. Апетит пропал начисто. Тоболин истощал и как говорят, превратившись в дохлого гуся, вынужден был обратиться к училищному врачу Верочке. Так ее называли курсанты старших курсов, а младших-Вера Николаевна. Она была в возрасте двадцати восьми лет, но выглядела девчушкой. Немножко курносенькая, смазливая на лицо, с алыми пухлыми губками, небольшого росточка, подвижная, болтушка на язык, голубоглазая. Казалось, с ее лица никогда не сходила улыбка, а веселость и общительность делали ее своей в курсантской среде.
Верочка нахмурила лицо, что ей конечно совершенно не шло и официальным голосом распорядилась:
— Вот что, Тоболин. Сейчас я вызову скорую и сразу же сделают операцию. А так…
Она безнадежно взмахнула белой, красивой, кукольной ручкой.
— Если не вызвать, пролежишь в больнице с неделю, а то и подольше. Пока анализы, то да се… А со скорой-в первую очередь. Уяснил?
Курсант поначалу молчал, а прослышав об операции, ненастойчиво заартачился.
— Вера Николаевна, может, не стоит… Вдруг пройдет само собой. Дайте таблеток…
Прищурив прекрасные глазки, она с укором на него взглянула. Затем доходчиво принялась объяснять:
— Сам посуди, Тоболин. Прихватит где-нибудь посреди океана… И что? А если прорвется? От апендицита ведь тоже умирают…
Тоскливое выражение в его глазах нисколько не повлияло на ее решение и тем окончательно его добила.
— А как ты думаешь! Умирают!
Подобный аргумент в пользу операции его наконец убедил. Тем не менее согласился без особого энтузиазма:
— Чтож делать… Вызывайте.
Верочка мгновенно набрала номер по телефону, благо аппарат находился у неё под рукой и, не положив трубку, начала курсанта поучать:
— Тоболин, учти… Когда приедет скорая, делай вид, что тебе очень больно. Стони как можно шибче. Вот увидишь, все получится.
