Вечером Виля зашел к Феде, у которого я теперь живу, выслушал мой отчет и без всяких философских цитат объяснил:
— Вот, скажем, в красивом месте собралась компания сварить уху. У реки. Рыба есть. Часть словили, часть купили, часть надрали из чужих ятерей. Уха получилась — золото. Хоть сейчас приступай. Один попробовал — говорит: «Замечательная уха. Только, на мой вкус, не помешало б одну капельку, буквально щепотку соли». Другой: «Объедение. Но, серьезно взвесив все «за» и «против», я бы добавил еще один лавровый листочек. Лауреатская уха получится». Третий: «Нет, лаврового листа хватает. Может, только еще одну веточку укропчика. Укропчик в ухе, как деньги в кармане, никогда не бывает лишним». Четвертый… Четвертый только губами причмокивает: «Янтарь, настоящий янтарь». И вдруг ты через головы взял да и плюнул им в котел… «Нет у него ничего святого» — это еще мягко сказано.
Так оно и было. На это предпраздничное собрание приехало начальство из министерства. Дали премию. Хвалили наши станки за то, что они вполне конкурентоспособны на мировом рынке. Иностранные фирмы стоят в очереди, как в нашем «Гастрономе» перед Новым годом за водкой. На всемирной выставке завод отхватил Гран-При.
Что ни выступление — спасибо министру, спасибо генеральному директору, спасибо передовикам производства.
И тут мне дали слово, Как передовику. Так и объявили: «Слово предоставляется ударнику производства слесарю-сборщику Роману Алексеевичу Пузо». Батя продвигал меня в наладчики, а для этого я должен был пройти все стадии заводской работы. Токарным делом я уже овладел, а теперь работал на сборке.
Я извинился: «Одну минутку. Я буду выступать с иллюстрациями». Я все заранее подготовил. С Андреем Ливнем. Андрей работал в конструкторском бюро и здорово рисовал карикатуры. Несколько линий, и сразу можно узнать человека. Его карикатуры даже в «Вечернем Киеве» помещали. Андрей, правда, предупредил меня: «Только чтоб никто не знал, кто все это изобразил. С завода придется уходить». Я пообещал.
Листы с карикатурами я поместил в такой раме, которая осталась от прошлого КВН — сдергиваешь один лист, и появляется следующий. Я поставил эту раму на сцене рядом с трибуной и без всяких вступлений, без этих «несмотря на огромные успехи, еще имеются отдельные недостатки», начал прямо со штурмовщины. Я заявил, что штурмовщина выгодна руководству завода, и поэтому ее искусственно поддерживают.
Может, даже это сошло бы мне с рук, если бы я не сдернул верхний лист бумаги и не показал карикатуры на генерального директора завода, на главного инженера и начальников цехов во время штурма.
Карикатуры я сопровождал комментарием. Я говорил, что свою неспособность заниматься настоящей инженерной и административной работой они скрывают за штурмами в третьей декаде каждого месяца, в конце каждого квартала, перед каждым праздником. А штурмовать легче, чем правильно организовать работу цехов и завода в целом. Вместо инженеров на заводе слишком много специалистов по выбиванию материалов, оборудования, мастеров уговаривать рабочих остаться на вторую смену.
Рисунки были очень смешными, но в зале никто даже не улыбнулся. Слишком серьезно звучало то, что я говорил.
Затем я перешел к тому, как выгоден аврал халтурщикам, которые в конце месяца могут рвануть. Во время аврала никто не разбирает, какое там качество у детали, — давай на сборку. Платят — будь здоров. Вот и наживаются на этом такие, как Хорунжий. У него всегда в запасе нужная оснастка, инструмент, да и детали припрятаны. Поэтому заработок выше, чем у всех. Передовиком считается.
Карикатура на Хорунжего вызвала смешок в зале. Андрей его изобразил в виде чертополоха с двумя длинными, победно задранными усами. Похоже больше, чем любая фотография.
Следующая карикатура была посвящена тому, как у нас играют в «козла». В начале месяца людям часто просто нечего делать. Возле цехов стук такой, как будто долбят асфальт пневматическими молотками. Это стучат кости домино. В цехах приходится держать лишних рабочих, которые за последнюю неделю делают месячный план.
Авралы поддерживает начальник ОТК товарищ Малимон. Я открыл карикатуру на Малимона и отдел технического контроля. В ОТК заведены такие порядки, что качество нашей продукции, качество станков с тополем и пчелой не повышается, а снижается. Найдет, например, сборщик какой-нибудь мелкий брак в детали и пойдет с ней к мастеру. Мастеру при аврале не до мелкого брака, первым делом он проверит, не сам ли сборщик запорол деталь, и пошлет его в ОТК. Пока составят акт, да пока он походит за новой деталью, пройдет столько времени, что проще поставить бракованную — ведь от этого зависит заработок. А товарищ Малимон закрывает на это глаза. Я показал еще одну карикатуру на Малимона.
Есть и еще одна причина штурмовщины — наша сдельная оплата. Казалось бы, разумно. «Як дбаєш, так і маєш» 16 . Больше сделал, больше и получай. А фактически глупо. При сдельной оплате всегда есть работа выгодная и невыгодная. Каждый хочет получить выгодную. При аврале получается много выгодной работы, потому что можно перевыполнить нормы при низком качестве, в такое время это легко сходит с рук.
А вот Григорий Михеевич Бойченко норм не перевыполняет даже при авралах, хотя второго такого токаря нет на заводе. Он все делает с высшим качеством. Поэтому отстает от халтурщиков и теряет заработок. Над ним же еще и смеются.
Нужна твердая ставка: сделай столько-то. Больше не нужно. Меньше сам не сделаешь, заработок потеряешь. Но сделай все самого высокого качества и получай свою зарплату. Тогда мы покончим со всей этой штурмовщиной, и начальник ОТК товарищ Малимон со всем своим отделом будет на заводе ликвидирован. Я показал карикатуру, в которой Андрей Ливень не очень вежливо изобразил, как именно будет ликвидирован товарищ Малимон.
Что тут поднялось! Первым после меня выступил Малимон. Это он говорил «демагогия, нужно дать по зубам, забывается, критиканство, антигосударственный выпад» и все остальное. Я не успевал записывать. Батя сидел в президиуме и смотрел в стол. Он не сказал ни слова.
А наш генеральный директор Пашко в своем заключительном слове заметил, что даже такие горячие головы, как молодой товарищ Пузо, полезны для завода. Они, так сказать, не дают самоуспокоиться, если даже их преувеличения, вызванные неосведомленностью, чернят достижения коллектива. К тому же решать вопрос о сдельной оплате пока не входит в компетенцию руководства завода и даже министерства.
Никто не поддержал моего выступления. Ни один человек. А ведь на заводе многие говорили между собой о том, что я сказал с трибуны. Только без карикатур. Но разве дело в карикатурах? Дело в сути.
На следующий день в цех пришла целая комиссия во главе с председателем нашего завкома Павлом Афанасьевичем Мокиенко с его щадящей походкой и магнитным браслетом.
— Где тут у тебя «черная касса»? — спросил у меня Павел Афанасьевич, утирая сразу посеревшим платком свою лысину.
— Нет у меня никакой «черной кассы», — сказал я тупо. Была у меня касса. Я собирал в цехе двойные профсоюзные взносы. За одни я лепил марки в профсоюзный билет, а за другие мы покупали подарки тем, кто уходит на пенсию, или молодоженам, или помогали больным. Так мы договорились, и никто не отказывался до сих пор от этих вторых взносов.
— Бросьте притворяться! — вмешалась тетка из отдела кадров. — Вы еще молодой человек. Если вы не будете разговаривать с нами искренне, мы передадим дело следственным органам. Это уголовщина. Где ваша отчетность?
Вот с отчетностью у меня дело обстояло плохо. Вначале я делал записи, на что и сколько истратил, а потом перестал. Не думал я, что кому-нибудь придет в голову, будто такие деньги можно взять себе.
В общем, я показал свои записи, потом писал объяснения, а к этим объяснениям я не мог приложить ни одного товарного чека — я и не знал, что их полагается брать. Мне пришлось ходить за письменными объяснениями к пенсионерам и молодоженам, потом было профсоюзное собрание, на котором только я узнал, каким вредным делом занимался, отсутствие оправдательных документов бросало пятно на меня и на весь цех, дело следовало передать в суд, но можно было ограничиться строгим выговором, следовало избрать другого, более зрелого председателя цехкома, а оставшиеся деньги засчитать как очередные взносы членов профсоюза.
После собрания я сразу же подал заявление об уходе с завода. По собственному желанию. Мне не пришлось даже ожидать положенных двух недель. Я получил полный расчет на следующий день.
Интересные разговоры можно услышать в нашем баре. За модерным столиком в виде пивной бочки сидели двое. Пожилые. С помятыми лицами людей, подолгу бывавших под открытым небом — от глаз по вискам частыми лучами тянутся морщины. В частых морщинах и загорелые шеи.
