Интересно, чем сейчас она занята? Я внизу, жду сигнал интеркома, но когда он наконец раздается, подскакиваю на месте.
— Рошель?
— Да, мисс Раш?
— Поднимись ко мне, — приказывает она.
Иду наверх, размышляя, что на этот раз сделала неверно. Виктория расхаживает по комнате в маленьких трусиках-танга. Стараюсь не смотреть, хотя у нее великолепное тело для женщины ее возраста.
— Взгляни на меня, — говорит она и наклоняется так близко к моему лицу, что мне приходится отступить. Похоже, она только что пользовалась скрабом. — Ты видишь морщины?
— Мадам?
— На моем лице, Рошель! У меня на лице есть морщины?
— Нет, мадам, — лгу я. Кое-где видны мелкие морщинки, но я не хочу ее обидеть.
— Смотри внимательнее, — командует она и придвигается совсем близко. Мне неловко от такой близости с обнаженной знаменитостью. Это невероятно, но от нее пахнет вареными яйцами! Пристально разглядываю ее лицо. Она внимательно следит за мной.
— Ничего не вижу, — наконец сообщаю я.
— Ничего?
— Нет, — уверяю я. — Никаких морщин… Но зато два седых волоска в бровях.
Не знаю, зачем я это сказала. Может, хотела, чтобы осмотр закончился, и боялась, что этого не произойдет, пока я не выдам что-то конкретное.
— Что? — Виктория в ужасе.
— Всего два, — пытаюсь успокоить ее я. Она несется к зеркалу с подсветкой и кричит:
— Принеси мне пинцет!
Протягиваю пинцет, и она как сумасшедшая начинает выщипывать брови. Пытаюсь на цыпочках выйти из комнаты, но меня останавливает грозный рык:
— Разве я разрешила тебе уйти?
— Нет, мадам.
Она продолжает свое занятие, а я стою рядом, сжав руки, как школьница, которую только что отругали.
— Где Мэтти?
— У своего друга.
— Какого друга? У него их много!
— У Тейлора.
Она опускает руки.
— Он убрал комнату?
— Я не знаю.
— Почему бы тебе не проверить?
В комнате Мэтта настоящий свинарник. Грязная одежда разбросана по полу, кровать не убрана, упаковки от еды и скомканные салфетки «Клинекс» уже не умещаются в переполненной мусорной корзине. Возвращаюсь к Виктории.
— Он не убрал.
Она поднимает только что выщипанную бровь:
— Я не разрешила уходить, пока он не уберет комнату. Верни его немедленно.
— Но я не знаю, где живет Тейлор! Виктория открывает баночку с кремом.
— Это записано в Книге!
Ну конечно! Я бегом спускаюсь в винный погреб И открываю раздел «Друзья Мэтта». Тейлор живет в Таузенд-Оукс, а это достаточно далеко от Брентвуда. Поднимаюсь наверх. Виктория накладывает под глаза крем бирюзового цвета и издает очень странный звук, как будто сморкается: «Ханва! Ханва!»
Объясняю, что до дома Тейлора ехать достаточно долго, особенно сейчас, в самый пик.
— Пусть это будет тебе уроком, — говорит она и дважды издает этот странный звук.
— Мне? — Я сбита с толку.
— В будущем ты должна следить, чтобы он убирал свою комнату.
— Хорошо, мадам, — подчиняюсь я. — Извините. Я вернусь, как только смогу.
— Нет, — заявляет она. — Быстрее.
Проходит целый час, прежде чем я доезжаю до места. Трижды нажимаю на звонок, но никто не открывает. В конце концов на пороге появляется подросток. Темные волосы стоят торчком, на шее — собачий ошейник с заклепками.
— Мэтт здесь? — спрашиваю я.
— А ты кто?
— Меня зовут Рейчел. Я ассистент его матери.
— Подожди здесь, — говорит он и захлопывает дверь.
Слышу приглушенные голоса. Потом выходит Мэтт.
— Чего тебе?
— Твоя мать хочет, чтобы я привезла тебя домой.
— Зачем это? — изумляется он.
— Ты не убрал свою комнату.
— И что?
— Я только выполняю поручение. И буду тебе очень признательна, если сейчас ты поедешь со мной.
— Дружище, если ты сейчас останешься, — вмешивается Тейлор, — она может не пустить тебя в поход в следующие выходные.
— Твою мать! — кричит Мэтт. — Ты прав! — Он выбегает из дома, а я тихо благодарю Тейлора за помощь. В ответ тот захлопывает дверь перед моим носом.
Мэтт стоит около моей машины и кривится:
— Ты повезешь меня домой на этом куске дерьма?
— Выглядит действительно не очень, но до сих пор она ни разу меня не подводила.
— А моя мама знает, на чем ты катаешь ее драгоценного сыночка?
— Вряд ли, — честно признаюсь я.
Мэтт обходит машину и открывает дверцу со стороны пассажирского кресла.
— Подожди, — кричу я. — С моей стороны дверь не открывается, поэтому я перелезаю там.
— Ты серьезно, черт возьми?
Я забираюсь в машину. Мэтт тоже садится и захлопывает дверь. Я прошу его пристегнуться. Он даже не пробует возражать. Парень нервничает, и я не могу винить его за это. Выруливаю и пытаюсь его разговорить:
— Чем ты любишь заниматься?
— Мне нравится, когда мне делают минет. Если тебе это по вкусу, мы можем подружиться.
Я немедленно прекращаю разговор и концентрируюсь на дороге: автомобильный поток на трассе 101 очень плотный. Впереди едет машина с номерным знаком, на котором написано «Райтер» [32]. Очень оригинально! В Лос-Анджелесе, вероятно, не менее двадцати тысяч писателей, и думаю, идет настоящее соревнование за оригинальный номерной знак, по которому окружающие могут определить, чем ты занимаешься. Пытаюсь придумать другие варианты: «Райтер», «Ритер», «Айрайт4ю» [33] «Рерайт». Когда-нибудь, если повезет, мою машину тоже украсит один из таких номеров. Но я не хочу будить в себе напрасную надежду — устала ждать ответа.
— Поверить не могу, что у тебя нет радио, — жалуется Мэтт.
Поворачиваюсь и смотрю на мальчика, которому нравится минет.
— Есть, но оно не работает.
— Почему не починишь?
— У меня нет денег.
— Неудачница хренова.
— Мэтт, — огорчаюсь я, — почему ты такой озлобленный?
— Потому что ты не берешь у меня в рот.
— Ты со всеми девушками так грубо разговариваешь?
— Сделай мне минет, и все обсудим.
— А каково было бы твоей маме услышать это?
— Ни хрена она не почувствует. Думает только о себе.
— Ты поэтому злишься?
— А то!
— А где живет твой отец?
— В Сан-Франциско.
— Неплохо. Я слышала, там очень здорово. Сама не была, зато видела фотографии. Он снова женился?
— Нет. Теперь он настоящий гомик. Думаю, это мать его так обломала. У отца есть любовник, который регулярно вышибает из него дерьмо, но он не возражает. Уверен, это лучше, чем жизнь с матерью.
— Мэтт, мне кажется, ты должен дать маме шанс. Она сильно изменилась, с тех пор как узнала о своей болезни. Ты разве не заметил?
— Откуда ты, черт возьми? У тебя такой странный акцент.
— Я из Шугарленда, это в Техасе.
— Там все такие доверчивые?
— Доверчивые? Не понимаю, что ты имеешь в виду. В Шугарленде много интересных и необычных людей. Хотя, конечно, есть и доверчивые. В «Старбакс», например, была девушка, которая готовила сандвичи. Она верила всему, что ей говорили. Однажды кто-то сказал, что ученые клонировали овцу и назвали ее Долли. И она поверила в это!
— Какая же ты зануда! Зачем ты мне это рассказываешь? Какой кошмар сидеть здесь с тобой! Надеюсь, никто из знакомых не увидит меня в этой дерьмовозке.
Несколько минут мы едем молча.
— Знаешь, Мэтт, — наконец говорю я, — твоя мать замечательная женщина и очень тебя любит. Точно знаю — ты самый важный человек в ее жизни. Если ты покинешь Викторию, она будет несчастна. — Мне кажется, я пытаюсь пробудить его от сна.
— Это правда? — смотрит на меня Мэтт.
— Да, — уверяю я. — Так и есть.
Мэтт улыбается. Я впервые вижу его улыбку, и он кажется довольно милым. Чувствую себя прекрасно. Мои слова, видимо, дошли до цели.
* * *
Когда мы возвращаемся домой, Мэтт выскакивает из машины и несется в свою комнату. Викторию я нахожу на кухне, она накрывает стол на двоих. Достала хорошую посуду: красивый фарфор, серебряные приборы и хрустальные бокалы.
— Я могу помочь? — спрашиваю я.
Она раскладывает приборы на две льняные салфетки.
— Нет, я все уже сделала.
— Может, вы хотите, чтобы я заказала еду?
— Я уже позвонила в небольшой итальянский ресторанчик, который нравится Мэтти. Скоро все привезут. Не пропусти звонок.
Я немного озадачена. Виктория никогда не заказывает себе еду. Похоже, она хочет угодить сыну. Надеюсь, наш разговор в машине немного смягчит его отношение к матери. Но боюсь, этого не произойдет. Несколько минут спустя Мэтти входит в кухню с большой спортивной сумкой.
Виктория делает вид, что ничего не замечает.
— Привет, Мэтти! Обед скоро привезут. Я заказала для тебя лазанью «Четыре сыра». Может быть, сядешь?
— Не могу. Я должен успеть на самолет. Кровь отхлынула от лица Виктории.
— Куда ты собрался?
— В Сан-Франциско. Только что разговаривал с отцом. В аэропорту меня уже ждет билет.
У меня разрывается сердце. Это я во всем виновата. Мое первое желание — немедленно спрятаться, но я не могу пошевелиться.
