— Конечно, если Люси захочет. У тебя есть теплое пальто?
— У меня есть новая куртка.
— И теплая шапка? На морском ветру можно уши отморозить.
— Да, шапка тоже есть.
— Тогда одевайся.
— Может быть, я помогу убрать со стола? — сказала Люси.
Элфрида засмеялась:
— Какая воспитанная девочка! Нет, спасибо. Мы с Кэрри уберем, когда допьем кофе. Идите на прогулку, пока еще не слишком холодно.
Спустя пять минут они вышли — Оскар, Люси и Горацио. Пес был на поводке, другой конец которого рукой в перчатке держала Люси. Она натянула на уши свою толстую шерстяную шапочку и застегнула куртку на молнию. Оскар был в теплой непродуваемой куртке на клетчатой подкладке и твидовой шляпе, которая, как заметила Люси, очень ему шла. В ней он казался еще красивее.
Когда они выходили из ворот, Оскар сказал:
— Сначала обойдем город.
Они двинулись по улице, вокруг церковной стены, мимо магазина подарков, аптеки, книжной и мясной лавок, газетного киоска.
— Сюда я хожу за утренними газетами. Если я разленюсь и мне захочется поваляться в постели, то идти за газетами придется тебе.
Бензоколонка, лавка, заваленная вязаными свитерами, маленькая гостиница, витрина с пляжными безделушками, универсальный магазин. Люси остановилась у дерева с облетевшей листвой и сквозь кованые ворота посмотрела на выложенную плитами дорожку, ведущую к открытой боковой двери церкви.
Ей почему-то ужасно захотелось войти. Она видела устланные половиками ступени и закрытую внутреннюю дверь.
— Интересно, церковь открыта? — спросила она.
— Всегда. Именно эта боковая дверь. Наверное, для посетителей.
— А как там внутри?
— Не знаю, Люси. Я там не был.
— Можно войти? На минутку?
Он колебался:
— Я…
— Давайте войдем. В церкви так хорошо, когда там никого нет. Как на пустынных улицах. И все можно рассмотреть. На минутку, а?
Оскар перевел дыхание, и Люси подумала, что он сейчас скажет: «теперь не время» или «в другой раз». Но вместо этого он только глубоко вздохнул:
— Хорошо.
Люси отворила ворота, заскрипевшие на петлях, и они с Оскаром пошли по мощеной дорожке. У входа висело объявление: «Добро пожаловать, но, пожалуйста, без собак».
Они привязали поводок к ручке наружной двери, и Горацио с недовольным видом уселся на половике.
Церковь была пуста. Их шаги гулко отдавались на плитах, и под сводами им вторило эхо. Сквозь цветные стекла витражей проникал солнечный свет. Ряды скамей располагались и в центре, и в боковых нефах, образуя как бы три отдельных храма. Стены каменные, сводчатый потолок парит высоко над головами, оштукатуренные плоскости выкрашены в небесно-голубой цвет.
Люси бродила, разглядывая все вокруг. Читала надписи на старых надгробных плитах. Люди другой эпохи, истинные слуги Господа, исправные прихожане. Встречались как знатные, титулованные имена, так и самые обычные. Церковь оказалась гораздо больше, чем думала Люси, и когда она осмотрела все от богато украшенной купели до красивых, вручную расшитых гарусом подушечек для коленопреклонения, то увидела, что Оскар, наверное, устав стоять, расположился на передней скамье.
Люси почувствовала себя виноватой, подошла и села рядом с ним.
— Извините меня.
— За что?
— За то, что я так долго ходила.
— Я рад, что тебя интересуют подобные вещи.
— Кэрри мне сказала, что вы были органистом.
— Это правда. И еще я был хормейстером. — Он посмотрел на Люси. — А ты играешь на фортепиано?
— Нет. Я никогда не училась. Мама говорит, это отняло бы слишком много времени, и я не успевала бы ни приготовить уроки, ни поиграть. К тому же в бабушкиной квартире нет пианино.
— А ты бы хотела научиться играть?
— Думаю, да.
— Начинать никогда не поздно. Ты слушаешь музыку?
Люси пожала плечами.
— Только популярную. Правда, иногда в школе нас водят на концерты, — подумав, добавила она. — Летом мы ходили в Риджентс-парк, был концерт на открытой площадке. Огромная сцена и большой оркестр.
Оскар улыбнулся.
— И шел дождь?
— Нет, был прекрасный вечер. В конце они сыграли музыку для королевского фейерверка, в то время в парке была выставка, посвященная фейерверкам. Мне очень понравилось. Музыка, и хлопки, и огни, и ракеты — ужасно весело. Теперь, если слышу эту музыку, то у меня перед глазами встает фейерверк и ночное небо, все в огнях.
— Яркое впечатление.
— Да. Было замечательно.
Люси спрятала подбородок в воротник своей новой куртки, потом подняла голову и стала смотреть вверх на высокий витраж. Дева Мария с младенцем Иисусом.
— Мне бы не хотелось, чтобы мой день рождения приходился на середину зимы. Не хотелось бы родиться на Рождество, — сказала Люси.
— Почему?
— Ну, во-первых, получишь всего один подарок. А еще в это время темно, мрачно, погода плохая.
— А когда у тебя день рождения?
— В июле. Это гораздо лучше. Правда, в это время еще не наступают каникулы.
— Но все же это лето.
— Да.
Оскар задумался, потом сказал:
— На самом деле, я думаю, Христос родился не зимой. Скорее всего, весной.
— Да? Почему?
— Пастухи пасли свои стада, а это значит, было время, когда овцы ягнятся. Пастухи остерегались волков, которые нападали на ягнят. И еще, по свидетельству науки, именно в это время две тысячи лет тому назад наблюдалась необыкновенно яркая звезда.
— Почему же в таком случае мы не отмечаем Рождество весной?
— Думаю, ранние христиане были весьма изобретательны. Они просто приспосабливали то, что им доставалось от язычников, для себя. А зимнее солнцестояние, самый короткий день в году, во все времена отмечался празднествами. Мне кажется, чтобы порадовать себя, первые христиане устраивали развлечения: палили огонь, пировали, зажигали свечи, украшали жилища омелой, пекли пироги. — Оскар улыбнулся. — Пьянствовали, предавались любовным утехам.
— Значит, они просто-напросто позаимствовали этот праздник?
— Вроде того.
— И что-то к нему добавили.
— Свою веру в Сына Божия.
— Понимаю. — Люси подумала, что они действовали весьма разумно. — А рождественские елки?
— Елки пришли из Германии. Их завез Альберт, принц-консорт, супруг королевы Виктории.
— А индейки?
— Индейки — из Америки. До этого традиционным блюдом был гусь.
— А рождественские гимны?
— Их сочиняли испокон веков и сейчас сочиняют.
— А святочные хождения из дома в дом? Что это означает? Никогда не понимала.
— Да ничего особенного. Просто повод выпить. Пили в основном эль, приправленный пряностями.
— А чулки?
— Даже не знаю, когда и откуда пришел этот обычай.
Люси помолчала, потом спросила:
— Вы любите Рождество?
— Отчасти, — сдержанно сказал Оскар.
— А я не слишком его люблю. Вокруг него всегда столько разговоров, что потом наступает какое-то… разочарование.
— Из чего следует, что никогда не стоит ожидать слишком многого.
Высоко над их головами церковные часы пробили половину третьего. Отдаленный, мелодичный, глуховатый звон курантов.
— Кажется, мы засиделись, — сказал Оскар.
Люси ничего не ответила. В церкви царило безмолвие. Откуда-то издалека проникали звуки: проехал автомобиль; кого-то позвал мужской голос; в вышине, над куполом, пронзительно кричала морская чайка. Люси посмотрела вверх и впервые заметила неброские фонари, установленные в выступе резного каменного карниза. Сейчас они не были зажжены, поэтому она их не сразу увидела.
Она сказала:
— Должно быть, очень красиво, когда эти фонари горят. Они как прожекторы, как солнечный свет, сияющий на голубом потолке.
— Думаю, их зажгут в воскресенье, к утренней службе.
— Вот бы посмотреть.
— Если хочешь, это можно сделать, — негромко сказал Оскар и поднялся со скамьи. — Идем. Мы ведь собирались погулять. Нам надо дойти до побережья, пока не начало темнеть.
Оскар, Люси и Горацио ушли гулять. Тяжелая парадная дверь со стуком захлопнулась за ними. Кэрри с Элфридой сидели за кухонным столом и улыбались друг другу. Они давно не виделись и теперь наслаждались своим покойным уединением.
Кэрри сказала:
— Оскар очень обаятельный человек.
Элфрида, думала она, несмотря на свои шестьдесят два года, кажется живой и энергичной, как юная девушка. Она такая стройная. Яркие волосы, живописная одежда, щедрый мазок помады на губах — все говорит о здоровом неприятии надвигающейся старости. Само присутствие этой женщины действует как хорошая доза стимулятора.
— Это правда, — с удовольствием подтвердила Элфрида.
— Я так рада, что они с Люси, кажется, подружились. Люси очень тревожилась. Конечно, я рассказала ей о его жене и дочери, и она боялась, что Оскар не захочет, чтобы она приезжала, ведь она будет напоминать ему Франческу. Опасалась, что ее присутствие причинит ему боль, что Оскар ее возненавидит.
