Ночью Элнер помогла Луизе навести порядок в доме, а пистолет спрятала у себя в курятнике. Если тело все-таки найдут, решила Элнер, она сама позвонит в полицию, возьмет вину на себя и предъявит орудие убийства. Попасть за решетку никому не хочется, но она была готова даже на тюрьму, лишь бы бедняжку Полли оставили дома с матерью. К тому времени Элнер уже овдовела и жила вдвоем с Сонни, а коту, что ни говори, одному куда легче, чем Полли без мамы. Через несколько лет, когда Элнер продала ферму, пистолет она забрала в свой новый дом.
Ничего на свете не делается зря. Так сказали Элнер Шимфизл, и ее падение с дерева имело самые разнообразные последствия, хотя ей самой и не довелось о них узнать.
Через несколько лет Полли Фрэнкс умерла от сердечной недостаточности. После смерти дочери Луиза Фрэнкс за большие деньги продала свою ферму в десять акров застройщику, а сделку оформляла Норма. Землю Луиза продала всю, кроме клочка в пол-акра на самом краю угодий. Норме это показалось странным, поскольку Луиза не собиралась сюда возвращаться, но Луиза объяснила: «Здесь похоронена моя любимая собака, я не хочу, чтобы эту землю перекопали». Переехав в город, Луиза на вырученные деньги открыла школу для детей-инвалидов и назвала в честь Элнер Шимфизл.
* * *
После знакомства с Элнер доктор Боб Хенсон стал по-иному смотреть на людей, и работа теперь приносила ему намного больше радости.
Волею судьбы, годом позже адвокат-вымогатель Гас Шиммер упал без сознания прямо в зале суда: обширный инфаркт. Его срочно увезли в больницу Каравэй, где доктор Хенсон три с лишним часа боролся за его жизнь. Тот самый доктор Хенсон, на которого он подал бы в суд, если бы Норма согласилась.
Франклин Пикстон был недоволен, узнав, что доктор Хенсон спас Шиммеру жизнь в разгар судебного процесса против больницы. «Где же халатность, когда она вправду нужна?» — возмущался он. Однако Франклин зря опасался Гаса Шиммера. После того как доктор Хенсон спас ему жизнь, Гас поклялся перед Богом никогда больше не судиться с больницами и врачами. Гас стал другим человеком, и его шпион навсегда исчез из больницы Каравэй.
***
Медбрат-доносчик, из-за которого Бутс Кэрролл, подругу Руби, понизили в должности, наконец доигрался, обозвав не ту женщину. Миссис Бетти Стивенс, сказочно богатая и щедрая вдова — ее покойный муж изобрел «Джонни», один из лучших наполнителей для кошачьих туалетов, — готовилась к операции на желчном пузыре и услышала ненароком, как медбрат за глаза назвал ее «дряхлой богатой сукой». Поскольку она пожертвовала больнице миллионы и была в тесной дружбе с миссис Пикстон, медбрата уволили без выходного пособия, а Бутс снова назначили старшей медсестрой. Миссис Бетти Стивенс не обиделась бы ни на «богатую», ни на «суку». «Дряхлая» — вот что стало последней каплей. Ей всего-то шестьдесят четыре, и выглядит она превосходно!
* * *
С тех пор как адвокат Уинстон Спраг нашел на крыше ботинок, он уже не был тем надутым всезнайкой, «самовлюбленным щенком», как его называли. Он перестал считать себя умнее всех на свете. Для иных это несчастье, для Уинстона же обернулось великой удачей. Его давняя любовь, девушка, которая поднимала его на смех и уверяла, что скорее выйдет замуж за первого встречного, чем за Спрага, столкнулась с ним в кругу друзей и заметила, что он переменился. Уинстон сидел один, задумчиво глядя вдаль. Девушка подошла, спросила, как дела, и услышала в ответ, что он недавно бросил работу и собирается на две недели в ашрам.[8]
«В ашрам? Вот так новость! — подумала она. — А он, пожалуй, интересней, чем кажется…» И не ушла, а села рядом.
Через полгода, согласившись стать его женой, она сказала: «Уинстон, не знаю, в чем дело, но ты будто другим человеком стал». И слова ее прозвучали как одобрение.
Уинстон не рассказал любимой о находке, перевернувшей его жизнь, но через несколько дней, после занятия йогой, поехал через весь город в сувенирный магазин с бурым бумажным пакетом под мышкой и спросил у продавца:
— Вы покрываете бронзой обувь?
— Да, — ответил продавец. — Детскую.
Уинстон достал из пакета ботинок для гольфа и выложил на прилавок.
— А это?
Продавец глянул на ботинок:
— Покрыть это бронзой? Один ботинок, без пары?
— Возьметесь?
— Пожалуй. Вам с табличкой?
Уинстон задумался.
— Да. Напишите: «Ботинок на крыше».
— «Ботинок на крыше»? — переспросил продавец.
— Точно, — улыбнулся Уинстон. — Это шутка для друзей.
* * *
Не у одного Уинстона роман закончился свадьбой. Двадцать второго июня в Церкви единства Элмвуд-Спрингс преподобная Сюзи Хилл объявила доктора Брайана Лана и Линду Уоррен мужем и женой. Пришла на свадьбу даже Вербена Уилер, хотя и клялась, что ноги ее не будет в «новомодной церкви-самоделке».
Но что самое замечательное — апрельская акция Линды «Заведи котенка» имела такой успех, что ее подхватили другие фирмы, и каждый день по всей стране тысячи кошек обретали хозяев, даже не подозревая, что своим счастьем обязаны Элнер Шимфизл, которая однажды апрельским утром упала с дерева.
08:28
Пытливость и аккуратность Нормы сослужили ей хорошую службу, и вскоре агентство недвижимости «Кортрайт» превратилось в агентство «Кортрайт и Уоррен», чему Норма была несказанно рада. Что же до остального, не было больше в ее жизни ни знаков свыше, ни откровений, ни чудес, и Норма уже отчаялась ждать, пока четыре года спустя вновь не наступила Пасха.
Норма пришла на кладбище положить лилии на могилы родителей, как у нее было заведено, и едва сдерживала отвращение при виде искусственных цветов, пестревших чуть ли не на всех могилах. Обратный путь ее лежал мимо участка семьи Смит, где была похоронена Соседка Дороти, и Норма, сама не зная почему, остановилась и прочла имена на большом памятнике, а прочитав, ахнула.
Дороти Энн Смит
Любимая мама
1894–1976
Роберт Реймонд Смит
Дорогой отец
1892–1977
Реймонд?! Оказывается, мужа Соседки Дороти звали Роберт Реймонд! Крохотная искорка надежды, уже почти угасшая, затеплилась вновь, и Норма с улыбкой подняла глаза в синеву неба. А день был чудесный!
Утром в следующее воскресенье Мэкки совершенно неожиданно сказал Норме: «Схожу-ка, пожалуй, и я в церковь». Знать не зная, с чего бы такие перемены, Норма была счастлива. К тому же воскресную проповедь Сюзи выбрала на тему: «В сомнении честном больше веры, чем в половине вероучений (Лорд Альфред Теннисон)».
По всеобщему признанию, проповедь Сюзи очень удалась.
Если обращение Мэкки в веру стало сюрпризом, то еще больший сюрприз ждал всех в мае следующего года.
Вербена позвонила Руби:
— Не поверишь, что учудила наша Тотт!
— Господи помилуй… ну? — Руби приготовилась услышать дурные вести.
— Я только что с ней говорила… присядь, не то упадешь… Тотт подалась в туземцы!
— Что?!
— В одну ночь стала заправской туземкой! Сама, мол, не знает, что на нее нашло, но едва она попала в Вайкики и добралась до номера, тут же сбросила все до последней нитки, напялила гавайское платье, сунула за ухо цветок и сделала нам всем ручкой. Домой она больше не вернется.
— Что за ерунда? Какая из белой женщины туземка?
— Она и сама раньше так думала, а теперь на нее снизошло откровение. Тотт ведь и на Гавайи-то лететь не хотела, но как только спустилась с трапа — вмиг преобразилась! Говорит, в прошлой жизни была, наверное, гавайской принцессой, потому что от счастья порхает как птичка и чувствует себя как дома.
— И чем она там занимается?
— В том-то и дело, что ничем… день-деньской слоняется по пляжу, берет уроки гавайских танцев… Зато голос — веселый-превеселый.
— Совсем не похоже на Тотт.
— Точно… Уж не завела ли она там дружка?
— А она не намекала?
— Нет, но легко догадаться, верно? Уж не гаваец ли?
Руби вздохнула:
— Все может быть, Вербена. Мир перевернулся с ног на голову — не удивлюсь, если она не дружка завела, а подружку гавайскую.
— Надеюсь, хоть мажется кремом от загара, а то, чего доброго, заработает рак под тамошним-то солнцем.
— Верно. Вот отрежут ей кусок носа — станет не до туземных радостей.
— А ей все нипочем. Говорит, пенсию заработала — и на том спасибо.
— Кого угодно могу представить дикарем, только не Тотт.
— И я. Чем дольше живу, тем больше удивляюсь людям. Не знаешь, что они выкинут через минуту.
Итак, вопреки девизу на плакате в салоне красоты (Старые парикмахеры на пенсию не уходят, они выпадают из жизни, как волосы с головы), Тотт все-таки удалилась от дел. Помня совет Элнер, она каждый день проживала как последний. И в этот вечер, сидя на веранде, радуясь теплому ветерку и потягивая пина-коладу, она взглянула на свою новую любовь, сидевшую рядом, и ей припомнились старые киножурналы о путешествиях, что показывали когда-то в кинотеатрах.
