— Да. По-честному. А что?..
— Ха-ха-ха-ха!..
— Да вы че гогочете!
— Ну, выдай ему его долю!
Выдвигают рундук и показывают ему труп.
Тот сереет и отваливает челюсть. И при виде его остолбенения они опять истерически закатываются:
— Хотел на троих? Заметано! Так теперь и скажем.
— К-кому ск-кажете?..
— Ох-ха-ха-ха!.. «К-кому, к-кому!» Прокурору, тля!
— М-м-мужики, вы ч-чего… Это ч-что…
— Это? Ой, а что это? С утра не было. Ха-ха-ха!..
— Дак вы-вы-вы…
— Нет уж, не вы-вы-вы, а мы-мы-мы. Ты чего, грамматику в школе не проходил? Кто на стреме стоял? Кто треть требовал?
— Точно. Мы ребята добрые.
— И справедливые. Получай заработанную треть!
— Да вы как?..
— Молча, тля. За шнурочек.
— Какой шнурочек?
— Специальный. Который он сам себе на шею надел.
— Как? Дак а чего? теперь-то?
— Дак а теперь-то ничего. Бабки на троих делить.
— А его чего?
— А ему теперь чего. Морской закон суров: кирпич на шею — и за борт.
— А где кирпич-то взять?..
— А вот твоя рожа как раз подойдет.
— Дак увидят!
— Что увидят — рожу? Долбак! На солнце ночью полетишь, понял?
И садятся они бок о бок втроем пересчитывать и делить все эти грязные и мелкие бумажки.
5. Скорая медицинская помощь
Доктор же тем временем, гуманист в белом халате, соблазненный сверх меры чужим вожделением, видом спиртика и звуком струи из склянки, набулькал себе полмензурочки, закусил сырком, засмолил болгарской сигареткой и, заботясь судьбой своего доллара, опять же, томимый скукой и бездельем, звонил по каютам в поисках должника.
Ударил телефон нашей троице по ушам, по нервам, сбил со счета, оцепенил. Брать трубку, не брать? А если не брать — что говорить потом, где был, куда делся?..
— Алло?
— Такой-то у тебя сидит?
— А что?
— Ясно. Если сидит — никуда не трогайтесь.
— Почему?..
— А потому, что сейчас к вам придут!
— Кто?..
— Кто надо, тот и придет, — зловеще обещает доктор. — Сейчас увидите. — Это называется — каждый развлекается, как может. В море театров нет. Оно само себе театр.
Заговорщики холодеют. Мандражируют.
Стучат в дверь — громко, размеренно: официально. И тот, который третий, вообще зеленеет и норовит попрощаться, ладно, ребята, я тут ни при чем, так что пошел, пока. Ему возражают, ну нет, ишь намылился, третий так третий! а то покажем, что это вообще ты все придумал и организовал, с вахтенным договорился, из хитрости в чужой каюте все совершил, и душил сам, а мы только помогали. И его начинает колотить крупная лошадиная дрожь.
Тут-тут-тут! Трах! трах! тра! Разбирают деньги, прячут стаканы: у-у доктор, интеллигент проклятый, как чего учуял, что теперь будет!.. Отпирают…
— Всем сидеть на местах! — дурачась, командует доктор, молодой специалист. — Ну-с, друзья мои, пора поделиться доходами.
Они смотрят, как кролики на удава, и мелькает на миг мысль, а не придушить ли заодно и доктора; и дело с концом, шито-крыто. Но не настолько у них еще крыша поехала, и мысль эта безумная развития не получила.
А доктор, с мелким удовольствием отмечая их растерянный вид, веско объявляет:
— Мне все известно! Так что — давайте.
Вот и твердите после этого, что доктора ничего не понимают. Может, оно и так, не понимают; но иногда умеют.
Третий тянет неохотно, кривя звук с мужицкой скаредностью:
— Да че давать… сколько и было-то…
— Сколько было — столько и выкладывайте, — веселится доктор, продолжая играть втемную. И от его напористого веселья проникаются они праведной враждебностью трудяг, которые как-то обмануты кем-то сильно образованным, за кого они сделали всю грязную и опасную работу, а теперь их элементарно грабят, пользуясь преимуществом в интеллекте и положении.
И первый говорит:
— Да за что ж давать-то, доктор. Всем давать — не успеешь штаны скидавать.
Второй говорит:
— Вы что ж — вообще все хотите? Конечно… если совести хватит…
А третий говорит:
— Это с вашей стороны… еще в сто раз хуже, чем с нашей…
Проситель-спиртонос под докторским нахальным взором отслюнивает доллар и подвигает по столу. И поскольку доктор хранит невозмутимость, добавляет еще пять франков и тысячу лир. И голосом праведника, воздавшего жестокосердому кредитору семь мер за одну, извещает:
— Вот…
Доктор, не углубляясь умом в детали какой-то ихней сомнительной аферы, деньги брать не спешит, а светским тоном жалуется:
— Невысокий гонорар дипломированному врачу от богатеньких матросиков. Откуда дровишки… Н-нус, а где же труп невинно убиенной вами тещи?
И морячки убеждаются, что хитрозадому доктору доподлинно все известно! и его циничное хладнокровие их ломает: на их волю наложена воля более сильного духом противника. И колются:
— Где-где… В рундуке.
— Предъявите тело для опознания! — командует доктор, от души развлекаясь этой маленькой игрой.
Хозяин каюты выдвигает рундук и отмахивает показывающий жест: мол, прошу. Доктор смотрит в рундук и совершенно охреневает.
— Бля… — сипит он и выпучивается. — Это че?..
— Че-че… Невинно убиенной тещи…
Доктор икает, утирает пот и спрашивает:
— Это кто?
Тут до них доходит, что купились на дешевый понт… тьфу! Отвечают с ненавистью:
— Да так… зашел тоже один в гости.
— И что?..
— И ничего. Умер.
— Отчего?!
Пожимают плечами: черт их знает, эти африканские болезни, да и стар уже был…
Какая болезнь. «Типичная асфиксия».
— Как он сюда попал-то?
— В ящик? Сыграл. Игра такая, знаете? Так и называется — сыграть в ящик.
— Отдохнуть решил культурно. Жарко, говорит, в этой Африке, хочу отдохнуть с комфортом.
Мрачно так острят: отрешились.
А доктор все врубиться не может, головой трясет: заело:
— Да откуда он взялся-то?!
— Из Африки, трах-тибидох. Да что вы переживаете, там еще полно.
— Да я серьезно спрашиваю! — взмолился доктор. — Ведь вдруг эпидемия начнется!..
— Да ла-адно — эпидемия… Что уж мы… Хорошего понемножку.
— Со всяким может случиться.
— Надо же протокол составить! покойник же на борту! — Господи, вот морока-то, что за напасть такая.
— Ага. Протокол — обязательно. Как же без протокола. — Выгребают из карманов опять все деньги на стол и начинают делить на четыре части. — Ладно, Анатолий Иванович. Получите заработанную четверть.
— Мы не жулики.
Доктор утирает пот: мысли разбегающиеся ловит. Ох да ни хрена себе. Что делать. Стучать? — шуму не оберешься… вот ввязался в историю! Не знал, не слышал, не видел; какое его дело.
Ему честно вручают долю: тебя здесь не было, ступай себе с Богом, родимый: медицина тут бессильна.
Умный и предусмотрительный доктор заявляет: нет, мне, пожалуйста, только гульденами и канадскими долларами (в те страны заходили). Поцыкали недовольно:
— Только, Анатолий Иванович, железно, без «б»: молчок.
— А то вместе на вас покажем, что нас сорганизовали и подпоили.
Доктор оскорбляется:
— За кого вы меня принимаете! — Деньги упрятывает поглубже: — И не нужны мне эти несчастные копейки.
— А не выпить ли уж нам еще по грамульке по этому поводу?
— За успех, так сказать?
Доктор поспешно открещивается:
— У вас не был, спирта не давал, ничего не знаю. Все-все-все, хватит. Я-то, конечно, понимаю: пять бабок — и рубль, но кто вас знает, ребята, что вам со следующей дозы в голову взбредет.
Медики — они вообще циничные. Профессия такая. И, берясь за ручку двери, говорит научно и наставительно:
— Учтите, что при такой температуре воздуха органическая материя весьма быстро деструктурализуется.
— Чего?
— «Чего-чего»: завоняет быстро! — переводит он свои речи на разговорный русский.
— Ну, — успокаивают, — мы его ночью уберем, мы понимаем.
— Уборщики. Морские санитары. Вы закон Архимеда проходили?
— А?
— Вы знаете, что тело плавает?
— Все мы плаваем, — откликаются философски. — Мы тяжелое привяжем, не беспокойтесь.
Доктор открывает дверь, и в дверь с разгону влетает боцман.
— Почему покинул вахту!!! — вопит боцман.
На него смотрят меланхолично и спрашивают:
— Кстати, у тебя шкертика не найдется в хозяйстве?
— Пороть тебя шкертиком! за яйца на нем повесить! трос в глотку!!!
Пусть орет; а чем груз-то к ногам привязывать? Где на судне веревку возьмешь? А и сам груз? только у боцмана ключ от кокпита со всяким такелажным и палубным барахлом.
Боцман с хрюком втягивает воздух:
