Робинсон недоверчиво улыбнулся.
— Вообще вы, американцы, люди первый сорт, — продолжал Монтиль. — Точно, точно! Без дураков. Во всем, что ни возьми, — на высоте!
Робинсон рассмеялся и все-таки взял у Монтиля местную сигарету.
А когда девушка принесла пачку заказанных сигарет и Монтиль сказал ей, что уже не нужно, она с шумом втянула воздух сквозь стиснутые зубы и пробормотала чуть слышно что-то недоброжелательное.
— Не будь так сурова, кьюти[56],— сказал Робинсон и, перегнувшись через стол, слегка коснулся ее руки.
— Меня зовут не Кьюти! — сказала она и отдернула свою руку.
— Тогда как же тебя зовут? — обратился к ней Монтиль, откидываясь на спинку стула и ощупывая ее всю взглядом работорговца. Вид у него был надменный и наглый.
— Не ваше дело! — отрезала она спокойно. — Вам вообще лучше бы помалкивать. Вы из тех, что воображают себя чуть ли не белыми. Если бы все, что вы здесь плетете, говорил американец, вот как этот господин, еще куда ни шло. Но вы же тринидадец, как и я, даже чернее меня… Что вы тут из себя корчите?!
Монтиль был ошарашен. Он уже больше не откидывался на спинку стула и лихорадочно искал достойный ответ. Но ее атака была слишком неожиданной, и он никак не мог собраться с мыслями. А вместе с тем смолчать было нельзя.
— Ну! Ну! Ну! — примирительно воскликнул Робинсон, выдавливая из себя улыбку, чтобы как-то смягчить создавшуюся напряженность. Он улыбался все шире, показывая ей все свои гнилые зубы. — Так не годится себя вести.
— Не могу сказать, что мне нравится ваш тон, — промолвил наконец Монтиль, овладевая собой. — Вернее, он совсем мне не нравится!
Девушка издевательски рассмеялась.
— Делайте все, что вам заблагорассудится, — сказала она. — Но самое большее, чего вы можете добиться, — это лишить меня работы. А я не очень-то за нее держусь, подумаешь! За десять вонючих шиллингов в неделю как проклятая носишься здесь целый день между столами…
— По-моему, вы переходите границы дозволенного. — Монтиль уже пришел в себя и теперь желал только одного — избежать нового посрамления.
— Если вы не хотите, чтобы я «переходила границы дозволенного», то не делайте этого сами! — отпарировала она. Робинсон бросил на нее быстрый взгляд.
— Послушайте, давайте прекратим этот «пограничный инцидент», — сказал он. — Где я нахожусь — в ресторане или на пограничной заставе?
Монтиль самодовольно улыбнулся этой вынужденной шутке. Девушка весело рассмеялась, так, будто ничего не случилось. Из кухонного окна донеслось:
— Марджори!
Она повернула голову и отозвалась:
— Иду!
Потом обернулась к обоим мужчинам и сказала, что принесет им счет, если они больше ничего не будут заказывать. И направилась к кухне.
— Ничего не понимаю, что с ней такое… — сказал Монтиль озадаченно. — Откуда такая строптивость!
— Вы нравитесь ей, Монти, — сказал Робинсон. — Эта девочка определенно приметила вас.
— Ах, Робби, перестаньте. Не морочьте мне голову! — произнес Монтиль сокрушенным тоном. Он не был уверен, что Робинсон сказал это серьезно.
— Почему же! Я реалист и знаю женщин. Когда девушка так вспыхивает — это верный признак. Просто вы уделили ей недостаточно внимания, и она оскорблена, как всякая женщина.
— Вы и вправду так думаете? — Монтиль ухватился за спасительную мысль.
— Абсолютно уверен, дорогой мой.
— Я не видел ее здесь раньше, это точно. Но где-то она уже мне встречалась… — сказал Монтиль.
— Уже встреча-а-лась? — протянул Робинсон.
— Да-да. Я почти уверен… Но где?.. Наверняка в каком-нибудь «заведении»…
— Вы хотите сказать, что она проститутка или что-то в этом роде? Вставшая на праведный путь? Но это же абсурд. Они всегда возвращаются к старому ремеслу! — И он подтвердил свое безапелляционное суждение решительным взмахом руки.
— Вы правы, я прежде совсем не обращал на нее внимания. Знал только, что она есть, и все, — выдавил из себя Монтиль.
— Вот то-то и оно, старина. Вы, видимо, как это часто бывает, смотрели на нее и не видели. А женщина этого не прощает. Какой бы захудалый мужчина ни был — все равно она не стерпит такого равнодушия.
— Я, вопреки вам, не очень в этом уверен, Робби, но доля истины в ваших словах, видимо, есть. Только так и можно, наверное, объяснить этот неприятный инцидент.
Девушка возвратилась. Она положила на стол между ними счет и осталась стоять, почтительно держа поднос перед собой. Монтиль полез в карман за деньгами.
— У меня такое чувство, — говорил между тем Робинсон официантке, — что этот малый, который сидит со мной рядом, тебе нравится…
— Кто?.. Мне? Ни за что на свете! С чего вы это взяли? — ответила она.
— О, позвольте мне об этом судить, потому что я немного знаю женщин, — проговорил Робинсон с добродушной самонадеянностью.
Монтиль положил деньги и счет на стол, и девушка переложила их на свой поднос.
— Вам только кажется, что вы знаете женщин, — сказала она Робинсону, отходя к кассе, чтобы отдать счет и разменять купюру, которую положил ей Монтиль.
— Нет никаких сомнений, — заявил Робинсон, когда она отошла. — Ведь это написано у нее на лице! Она даже не смотрит в вашу сторону. А вы слышали, каким тоном она мне ответила?
Внезапно Монтиль зашелся смехом. Журчащим, заливистым смехом — будто его щекотали. Слова Робинсона ему явно льстили.
— Признаюсь, и я чувствую — что-то тут не то… вы верно подметили. — Он оживился. — У меня идея. Я хочу проверить вашу догадку… когда она вернется со сдачей. — И он снова откинулся на спинку стула. Девушка приближалась.
— Только не порите горячку, — сказал Робинсон, но Монтиль уже не слушал его. Он смотрел на ее покачивающиеся бедра с озорной улыбкой на губах.
Девушка поставила поднос со сдачей прямо перед ними на стол и со скучающе-равнодушным видом стояла рядом. Монтиль медленно наклонился к столу и начал подбирать монеты одну за другой.
— А это вам. — Он отложил один шиллинг в сторону, но не пододвинул его к ней, а, наоборот, положил подальше, притворяясь, будто сделал это невзначай. И остался сидеть, широко расставив локти на столе. Слегка разочарованная, но все же признательная за чаевые, она наклонилась, чтобы взять монету.
В этот момент Монтиль протянул руку и погладил ее грудь. Она оцепенела и в упор посмотрела на него, как бы желая удостовериться, не было ли это случайностью. У Монтиля по всему лицу расплылась довольная улыбка.
— Не будь так строга… — сказал он, не отводя глаз от ее лица. Пальцы его выбивали барабанную дробь по скатерти.
Она швырнула поднос на стол:
— Прекратите эти глупые выходки! Не валяйте дурака, слышите!
Монтиль побелел — это было заметно, несмотря на темный цвет его лица. Он торопливо огляделся. На его счастье, ресторан был уже почти пуст — лишь несколько посетителей и две официантки оглянулись в их сторону. Ее голос становился все громче:
— Какого черта вы ко мне привязались! Что вам от меня надо? Я не проститутка, вы ошиблись адресом! По-вашему, раз я здесь работаю, значит, меня можно лапать, как последнюю дурочку? Бросьте свои глупости! Со мной это не пройдет. Держитесь в своих «границах»!
Робинсон поднялся с места:
— Ну! Ну успокойтесь! Ну успокойтесь же. Ничего такого не произошло, чтобы выходить из себя. Мой приятель пошутил. Он не хотел вас обидеть, наоборот… Нет причины устраивать сцену. Вы ему просто нравитесь… Будьте благоразумны… Забудем об этом.
Прибежал встревоженный Юн Као.
— Что случилось, мистер Монтиль? Что натворила эта девчонка?
Монтиль поднялся со своего стула с видом оскорбленной невинности и, откинув голову назад еще больше, чем обычно, изрек:
— Эти неотесанные ниггеры! И вы их здесь держите, Као! Я уже предупреждал вас, что если вы хотите сохранить свою клиентуру, то не нанимайте таких наглых девок. Никто не станет к вам ходить, если они будут непочтительны к посетителям, а особенно к иностранным гостям. А вы, я вижу, не послушались меня, Као. Пеняйте на себя…
Китаец затараторил извинения. Он заверял гостей, что такое больше никогда не повторится. Девушка сделала попытку оправдаться:
— Этот мужчина оскорбил меня.
Као не стал ее слушать.
— Вон! — сказал он ей. — Получай расчет и уходи. Ты уволена. И никогда больше не будешь работать ни в одном ресторане — уж я об этом позабочусь. Убирайся!
Она непристойно выругалась в адрес Монтиля, с вызовом вздернула подбородок и пошла к выходу, на ходу стягивая передник.
— Лучше вернусь назад, откуда пришла! Там по крайней мере ни один скот не сможет меня оскорбить! Хватит!
