«Эй, Зияд! Как поживаешь? Что ж ты нас не перестрелял-то? Как ты там говорил?.. — единственный уцелевший боец героической группы легендарного Абу-Нацера… Красиво… жаль, не получилось.»
Зияд поднял автомат и нажал на спуск. Раздался сухой щелчок. Абу-Нацер рассмеялся.
«Нет, брат. Ты свои шансы уже все расстрелял, до единого. А зачем? Длинная очередь никуда не годится. Смотри, как надо.»
Он небрежно вскинул свое оружие и, почти не целясь, выстрелил Зияду в колено. Дикая боль пронзила Зияда. Он скорчился и закричал, резко и громко, как раненый заяц.
«Вот видишь, — ласково сказал Абу-Нацер. — Всего одна пуля, зато какой эффект! Я б тебя еще многому мог научить, но извини — времени нету. Ты тут так нашумел… вот-вот гости сбегутся. А я застенчивый.»
Он снова поднял «калач» и дважды выстрелил Зияду в лицо. Махмуда Абу-Нацер застрелил сзади, в затылок. Раненый мог только помешать при отходе, а оставлять его здесь, с риском, что попадет в плен живым, было просто глупо. Через пять минут он уже спускался по склону, быстро, уверенно, бесшумно. Надо было успеть скрыться в пещере до появления вертолетов. Проходя крутой скальный участок, Абу-Нацер оперся ладонью на округлый камень, неожиданно гладкий и влажный от ночной росы. «Жаль Хамдана, — подумал он. — Такой красавец… и кожа, как у женщины.»
Денег было немерено, и эта непривычная ситуация ставила Василия в тупик. Обычно вся выплаченная Фимой зарплата тут же уходила на грандиозный банкет для прибрежных тель-авивских бомжей, но на этот раз Василий был вынужден изменить планы. Намеченная экспедиция требовала хотя бы минимальной экипировки. Для начала они с Квазимодо отправились покупать карту. На обычных туристских картах места под названием «Бейт-Асане» не значилось. Пришлось покупать дорогую, крупномасштабную, с размеченным рельефом местности, грунтовыми дорогами и велосипедными тропами. Вздыхая, Василий прикинул — на водочный эквивалент карта «весила» не менее пятнадцати бутылок дешевой водки. Чего не сделаешь ради дружбы…
«Это ваша собака?» — строго спросила продавщица, передавая ему пластиковый пакетик с покупкой.
— «Моя.»
Квазимодо, почувствовав недоброе, смирно уселся у самой ноги хозяина, приветливо двигая кончиком хвоста и стараясь казаться меньше.
«А что ж это она у вас без намордника? — продолжала продавщица, полностью игнорируя квазимодино дружелюбие. — И даже без поводка! Да еще и внутри магазина… Как так можно! Безобразие!»
Во избежание излишних сложностей пришлось раскошелиться на собачью сбрую. Следующие приобретения — широкополую соломенную шляпу и крепкие горные ботинки — Василий производил в одиночку. Сияющий Квазимодо ждал его на привязи у входа в магазин, невыносимо гордый своим новым ошейником и поводком. Хозяин, покупающий своей собаке такие дорогие вещи, уж точно имеет на нее какие-то далеко идущие виды.
Правда, потом, когда выяснилось, что придется куда-то ехать в машине, настроение у Квазимодо испортилось. Его давняя нелюбовь к автомобилям переросла после последних приключений в откровенную ненависть. Он не забыл ни тошнотворную тряску в грязном овощном фургоне, ни безнадежную погоню за увозящей хозяина «субару», ни безжалостную охоту, устроенную охраняющими магистраль машинами на глупого, но безвредного лабрадора. Поэтому, когда Василий открыл дверцу «пежо» и, отодвинув переднее кресло, указал псу на заднее сиденье, Квазимодо всеми доступными ему средствами попытался убедить хозяина в пагубности этой затеи. Он напряг ноги, набычился, низко опустил голову и, отвернувшись, издал нечто среднее между скулежом и мычанием.
«Что-что?.. — не понял Василий. — Ты что, брезгуешь? Западло в таком драндулете ездить? «Мерседес» тебе подавай? Не будь сукой, кобелина! Полезай внутрь, быстро!»
Квазимодо вздохнул и подчинился. В конце концов, наше дело лохматое…
В машине остро пахло бензином, но, на счастье, Василий оставил свое окно открытым. Квазимодо высунул нос наружу. Правда, для этого пришлось положить голову на плечо хозяина, но пес сделал это с максимальной деликатностью. Зато теперь хотя бы не так тошнило.
«Да что ты там все ерзаешь? — с досадой сказал Василий, лавируя в пробке на выезде из Тель-Авива. — Сиди спокойно, как все люди…»
Квазимодо снова вздохнул. Человеческая непонятливость иногда просто поражала.
Потом стало легче. Машина неслась по скоростному шоссе на восток, к плывущим в полуденном мареве горам Самарии. Бьющий в окно воздух легчал с каждым километром, избавляясь от тяжелых испарений моря, от нездорового дыхания большого города, от концентрированного выхлопа десятков тысяч автомобилей. Квазимодо жмурился от ветра и поминутно облизывал сохнущий нос. Хозяйское плечо под его челюстью уже давно и безнадежно намокло. Сначала Василий пытался что-то с этим делать, дергался, пихался, ругал пса свинтусом, но в итоге смирился.
В предгорьях Квазимодо забеспокоился. Оправдывались худшие его опасения — они возвращались точно в те же самые места, где он был так жестоко брошен, и откуда так долго и мучительно добирался домой. Он узнавал этот горьковатый запах выжженной солнцем травы, этот бурый цвет безводных холмов. А когда, проехав армейский блокпост, они остановились на обочине, и Василий, выйдя из машины, начал с хрустом разминать суставы, беспокойство собаки достигло предела. Неужели снова повторится та же история? Он лег на сиденье машины, прижался к нему всем телом и ждал.
«Эй! — окликнул его Василий снаружи. — Квазимордина! Ты как — отлить не собираешься? Место удобное… вон сколько столбиков!»
Пес не шевелился. Удивившись, Василий подошел и открыл вторую дверцу.
«Ну, ты чего? Выходи, дурашка… Нет? Странный ты тип, Квазиморда. То тебя внутрь не затащишь, то, наоборот, не вытащить. Конформист. Последний раз предлагаю: пойдешь? Потом ведь неизвестно когда остановимся… Ну что ты на меня уставился?»
«Ищи дурака… — отчетливо читалось в ответном собачьем взгляде. — Я выйду, а тебя поминай как звали. Мы это уже проходили.»
«Ну как хочешь, — Василий махнул рукой и отошел в придорожные кусты. — Придется мне одному за двоих отдуваться. Собака называется… позор!»
Потом, не торопясь, ехали по узкому, петляющему между холмов шоссе, и Квазимодо, высунув в окно нос, по-прежнему ловил знакомые запахи. Вот здесь он мчался, вывесив язык и прижав уши, вцепившись взглядом в исчезающий за поворотом белый задок машины. В той роще он мышковал, здесь лизал сочащуюся водою скалу… На этой развилке он окончательно смирился со своим поражением и выл под тем вон кустом, а до этого еще и получил огурцом по черепушке от торжествующего врага. Пережитое тогда унижение снова нахлынуло на пса, и он вполголоса зарычал в хозяйское плечо, как бы давая ему и самому себе непременное обещание отомстить.
«Ну? — отозвался Василий, снова неправильно истолковав собачий язык. — Я ж тебя предупреждал, что захочешь… ладно, черт с тобой, гуляй. Мне все равно надо по карте справиться.»
Он остановился, распахнул дверцу, но Квазимодо не вышел и на этот раз. Береженого Бог бережет.
На въезде в Бейт-Асане, перегораживая проселок, стоял армейский «хаммер»; в тени от него покуривали двое солдат в касках. Увидев подъезжающий «пежо», они подобрались и взяли оружие наизготовку. Один из них, видимо офицер, вышел на дорогу и предостерегающе поднял руку, приказывая остановиться. Василий остановил машину и вышел. Квазимодо, к его удивлению, незамедлительно последовал за ним.
«Ну и куда это ты собрался? — поинтересовался молоденький лейтенант. — Туда нельзя. Ты кто — журналист, что ли?.. С русского канала? — добавил он по-русски, скользнув взглядом по алексовым кассетам, разбросанным на переднем сиденье. — Все равно нельзя. Закрытая военная зона. Приказ губернатора… А чего это с псом-то твоим?»
Квазимодо и в самом деле бестолково суетился вокруг, радостно вынюхивая давно забытые, но такие дорогие ему запахи военной службы — оружейной смазки, армейских сапог и бронежилетов, боеприпасов и взрывчатки. Он даже ухитрился заскочить в кабину «хаммера», чем до смерти перепугал дремлющего там водителя, решившего сквозь сон, что это кто-то из приятелей шарит у него по карманам в поисках сигарет. Несчастный только продрал глаза, чтобы шугануть назойливого стрелка и сразу уткнулся в оскаленную белозубую пасть там, где рассчитывал встретить привычную товарищескую ухмылку.
«Да это… — выдавил из себя Василий, после того, как дикий вопль водителя смолк, прокатившись по ущелью. — Мы это… с собакой, значит… в Бейт-Асане…»
«А! — хлопнул себя по лбу лейтенант. — Ну конечно, с собакой… Вообще-то утром тут уже собачка бегала. Ничего не нашла. Так теперь новую прислали, пошустрее? Ну давай… А чего ты не в форме? Милуим?»
