— Господи! — выдохнул Алек.
Кондиционер снова сник. Оливии не хватало воздуха. Она еще немного опустила стекло, но в машину ворвалась жара и шум уличного движения, и Оливия поспешно закрыла окно.
— Неожиданно Эвери схватил меня, прижал к себе, повернул лицом к Натаниэлю. Тот разорвал на мне блузку. Пуговицы посыпались на пол, покатились под кровать. Я отбивалась как сумасшедшая, пинала его, но Натаниэль словно не замечал этого. Он задрал лифчик… — Оливия снова отвернулась к окну, вспоминая свое унижение.
— Оливия, можешь не рассказывать дальше, — мягко сказал Алек. — Мне не следовало просить тебя об этом.
— Лучше выслушай меня, — возразила Оливия. Ей хоте лось рассказать ему все, вытащить воспоминания наружу. — Я хочу, чтобы ты понял.
— Хорошо, тогда продолжай, — кивнул Алек.
— Натаниэль начал тискать мои груди. Он был очень груб, я закричала, стала звать мать, хотя я знала, что она мне не поможет. Тогда я крикнула: «Клинт, помоги мне», но тот так и остался сидеть на кровати, уставившись в одну точку. И в следующее мгновение я оказалась на полу. Эвери крепко держал меня за руки… — Оливия содрогнулась. — Это было самым страшным. Я не могла отбиваться. Я… Я до сих пор не терплю, когда кто-нибудь удерживает мои руки. Как-то мы занимались любовью с Полом, и он прижал мои руки к бокам. Он не хотел меня напугать, но я закричала. Пол испугался не меньше меня, поняв, какой ужас я испытываю. Бедный Пол, он и не сообразил», что сделал.
Оливия прижалась виском к теплому стеклу бокового окна и заерзала на сиденье. Скоро ей придется попросить Алека остановить машину у туалета. Последнее время ей требовалось посещать его гораздо чаще, чем прежде.
— Так вот, — продолжала она, — Натаниэль задрал юбку, стянул с меня трусы, а Эвери сунул их мне в рот, чтобы я не кричала. Мне казалось, я вот-вот задохнусь. И это было невероятно унизительно. Я так отбивалась, что в конце концов Эвери приказал Клинту подойти и держать меня за ноги. — Она посмотрела на свои руки, лежащие на коленях, в груди поднималась знакомая волна боли. — Когда я об этом вспоминаю, мне всегда становится жаль Клинта. — Оливия помнила сконфуженное лицо своего брата-близнеца, когда тот пытался решить, кому он должен помочь. Годом раньше он наверняка выбрал бы Оливию, но в четырнадцать лет одобрение старшего брата значило для него очень много. — Клинт плакал, но держал мою ногу, пока Эвери прижимал к полу другую.
Натаниэль навис надо мной словно башня. Все остальное запомнилось мне как кадры замедленной съемки. Он расстегнул «молнию» и вытащил огромный, напряженный член. Я вскрикнула, но кляп во рту заглушил мой крик. Следующее, что я помню, это тяжесть его тела. Он подмял меня, лишив всякой возможности сопротивляться. Но он никак не мог войти в меня. Натаниэль снова и снова повторял попытки, его лицо покраснело от досады. Он сказал, что это все равно что трахать кирпич. Я молилась, чтобы он оставил меня в покое, но негодяй хотел добиться своего. Я плакала, задыхалась и не могла пошевелиться под ним. — Оливия коснулась горла. — Натаниэль был таким тяжелым. Он едва не раздавил меня. Помню, как Клинт сказал: «Может, не надо, Нат». Но думаю, Натаниэль его даже не слышал. В конце концов мне показалось, что меня разрывают пополам. Боль была невероятная, и он не кончал очень долго. Думаю, тут я потеряла сознание. Потому что, когда я пришла в себя, в комнате уже никого не было. На юбке, на ногах была кровь. Окровавленной была и ручка двери.
Алек снял руку с руля и коснулся пальцев Оливии, нежно погладил их. Она благодарно ответила на его ласку, сжав его пальцы в своей ладони.
— Я не знала, что мне делать, и пошла к своей учительнице Эллен Дэвисон, — продолжала Оливия. — Она преподавала у нас естественные науки. Я не рассказала ей, что произошло, ни тогда, ни позже, но она каким-то образом узнала. Эллен повела себя так, словно давно ждала моего появления. У нее нашлась лишняя спальня, где уже была застелена кровать. Я просто переехала к ней, и все. Эллен перевела меня в другую школу, и я больше никогда не видела никого из моей семьи.
— Оливия, какой ужас! — искренне отозвался Алек.
— Я волновалась за Клинта, — продолжала она, — но, убежав из дома, думала только о себе. Когда я училась на первом курсе колледжа, мне сообщили о смерти матери. Я понимала, что должна поехать домой, узнать, как там Клинт, но я просто не смогла. Я так боялась Эвери и… — Оливия сморщила нос. — Мне казалось, что если я вернусь, то все мои усилия вырваться оттуда, забыть прошлое пойдут прахом и я навсегда останусь в том доме, снова стану прежней запуганной Оливией… Понимаю, это звучит глупо, но…
— Как ты могла беспокоиться о Клинте после того, что он сделал? — прервал ее Алек.
— На самом деле он в этом не участвовал. Ее слова не убедили Алека.
— Что ты хочешь этим сказать? Не участвовал? Он держал сестру, пока негодяй ее насиловал!
— Клинт…
Ты говорила, что твой брат-близнец был умственно отсталым, но ведь не настолько же, чтобы не понимать разницы между тем, что хорошо и что плохо?
— Ты прав, только… Пол всегда говорил, что я не дала ему шанса искупить вину, что Клинт был всего лишь ребенком…
— Нет, — Алек крепко сжал ее руку. — То, что случилось простить невозможно. И время тут не поможет.
Оливия закусила губу.
— Анни никогда бы не отвернулась от собственного брата, — неожиданно выпалила она. — И неважно, что произошло в прошлом.
— Во имя благотворительности Анни наделала много глупостей.
— И все-таки Клинт во мне нуждался, — заупрямилась Оливия. — Как только я начала сама зарабатывать, как только встала на ноги, мне следовало бы с ним встретиться. Эвери не умел о нем заботиться. Даже наша мать на это была не способна. Наш дом походил на выгребную яму, Алек. Тебя бы стошнило, если бы ты увидел его. А я просто оставила Клинта гнить там. — Она вырвала руку из ладони Алека и откинула волосы со лба. — Пару лет назад Эллен написала мне, что Клинт умер. Скорее всего, он стал алкоголиком, как и наша мать. Ему никто никогда не говорил, что выпивка может его убить. Если б я помогла ему, он, вероятно, был бы сейчас жив. — Она посмотрела на Алека. — А я его бросила.
— Чтобы выжить, — уточнил Алек. — Черт возьми, у тебя не оставалось выбора.
Оливия закрыла глаза, стараясь осознать его слова, поверить в них. Она вздохнула.
— Мне бы не помешало заглянуть в туалет.
Отогнув защитный козырек, Оливия посмотрелась в зеркало и ахнула. Нос покраснел, тушь потекла, оставив на щеках черные потеки.
— Мы остановимся на первой же заправке, — пообещал Алек.
Он ждал ее на парковке у маленькой заправочной станции. Алек протер ветровое стекло, снял галстук и пиджак, прежде чем снова сесть за руль. Кондиционер в «Бронко» отказывался работать нормально.
Алеку не удавалось отогнать прочь ужасную картину. Он снова и снова видел, как братья удерживают Оливию, пока семнадцатилетний амбал насилует ее. Только на месте Оливии он представлял собственную дочь. Может быть, Оливия все же была права, когда накануне вечером сказала, что следует несколько ограничить свободу Лэйси? Алек понятия не имел, где и с кем его дочь проводит вечера. Он мог помочь ей не больше, чем пьяная мать Оливии.
Оливия вернулась в машину, немного успокоившись и поправив макияж. Она совсем не загорела в ту субботу, когда Алек учил ее серфингу, и теперь зеленые глаза и черные ресницы резко контрастировали с алебастровой кожей. Это лишь подчеркивало ее хрупкую красоту.
— С тобой все в порядке? — поинтересовался Алек, пока она пристегивала ремень безопасности.
Оливия кивнула. Она вспотела, пряди волос прилипли ко лбу.
— Почему бы тебе не снять пиджак? — спросил Алек.
— Не могу. Мне пришлось застегнуть пояс юбки на булавку.
Он расхохотался, и ему самому стало легче от этого. Смех снял напряжение, но Оливия даже не улыбнулась.
— Ты думаешь, меня это волнует? Снимай его, здесь чертовски душно.
Он придержал пиджак, пока Оливия вытаскивала руки из рукавов, потом сложил его и положил на заднее сиденье. ; — Так лучше?
Оливия кивнула.
Алек завел мотор и выехал на шоссе. Они довольно долго молчали, прежде чем Алек понял, что Оливия тихонько плачет, отвернувшись к окну. Он съехал на обочину и заглушил мотор.
— Оливия. — Алек отстегнул оба ремня безопасности и притянул ее к себе. На мгновение она прижалась к нему так сильно, что он ощутил ее влажное тело под белой блузкой.
— Прости меня, — пробормотала она, когда снова смогла говорить.
Оливия немного отстранилась, опустила голову. Губы Алека почти касались ее макушки. Он закрыл глаза и прижался губами к шелковистым волосам.
— Я так давно об этом не говорила, — призналась Оливия, — я даже не думала об этом. — Она подняла на него глаза. На длинных ресницах сверкали слезинки. — Я благодарна тебе за снисходительность. Мне всегда казалось, что я должна быть выше того, что со мной случилось, забыть о прошлом и помочь Клинту, но…
