— Он угрожал мне, если я не перестану его преследовать. Как вы понимаете, я принял его угрозы всерьез. Я не слишком хорошо знал Тьери Блена, но могу вам сказать, что Франк Сарла не остановится ни перед чем, чтобы избавиться от кого бы то ни было. Лично я выхожу из игры.
— А письмо?
Из ящика письменного стола он вынул конверт и протянул его Брижит:
— Хотите побыть одна?
— Нет-нет, Поль, останьтесь.
Мадемуазель!
Сколько же времени прошло с того… С того кабинета в диком беспорядке в углу мастерской. Вы умели делать так, чтобы о вас забывали. Иногда слишком. Может, вам еще предстоит пережить романтическую историю, вместо того чтобы мечтать о ней, кто знает? Мы никогда не были любовниками, попробуйте убедить себя в этом вместо того, чтобы рассказывать небылицы окружающим. Вы были полной противоположностью любовницы — вы были моей наперсницей. Вы были той, которой можно рассказать все — и сердечные боли, и сальные шуточки. Мне нравилось рассказывать одной женщине о другой. Но вы никогда не были предметом моих рассказов. Мы никогда не будем любовниками, Тьери Блен умер, оставьте его в покое и забудьте даже память о нем. У человека, которым я являюсь сейчас, нет практически ничего общего с тем, кого вы знали. Жаль, что вам пришлось нанять детектива, чтобы в этом убедиться. Помните, однажды вы спросили меня, как я играю в теннис по отношению к Макинрою? Сегодня я дам себе двадцать очков по шкале моей собственной жизни, и я не желаю никакой другой, какой бы интересной и ужасной она ни была. Не знаю, куда она заведет меня, но это моя жизнь. Блен притворялся, а я нет.
Я засветил все фотографии вашего сыщиха, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал мое новое лицо. Не спрашивайте его ни о чем, это в его и ваших интересах. Оставьте меня в покое. Не пытайтесь меня найти, Мадемуазель, я слишком хорошо умею извлекать выгоду из женщин, я сделаю из вас кого-то, совершенно на вас непохожего.
Ваше жалованье не позволит вам оплатить услуги месье Вермерена, я ему заплатил сполна, он не должен требовать от вас ничего больше. Брижит, постарайтесь стать счастливой, вы этого заслуживаете. Если кто-нибудь в этом мире и заслуживает того, чтобы остаться собой, так это вы.
Никогда не становитесь кем-то другим.
Ф.С.
Не так просто оказалось вспомнить мелкий, неразборчивый почерк Блена. Брижит одна из немногих могла его расшифровать. Ведь ей это было необходимо, чтобы разбираться с его счетами, записями — со всеми его каракулями, касающимися мастерской. Сегодня почерк Поля Вермерена стал более округлым, плавным, ровным. Дело тренировки.
— Извините меня, Поль, — произнесла она, едва сдерживая слезы.
— Хотите кофе? Или чего-нибудь покрепче? Может, коньяку? У меня припрятан НЗ.
Она ничего не ответила. Он приготовил чай и оставил ее, погруженную в свои мысли. Что-то подсказывало ему, что Франк Сарла недолго будет тревожить покой Брижит.
Он протянул ей чашку обжигающего чая, она вернулась на землю.
— Сальные шуточки… Его выражение. «Мадемуазель, хотите, расскажу вам еще одну сальную шуточку?» Я их ненавидела, но слушала и иногда даже улыбалась, чтобы сделать ему приятное. «Ничего подобного я не могу рассказать Надин». В этих нескольких строчках все его — повторения, орфографические ошибки, словечко «дикий», которое он употреблял по сто раз на дню. Его так много в этом письме…
Помолчав, она взяла со стола зажигалку и подпалила уголок письма. Они смотрели, как его пожирает огонь, пока оно не превратилось в пепел.
— Сколько я вам должна?
— Сарла заплатил мне за работу, и еще на бинты осталось.
— А я-то думала, что знаю его лучше всех на свете… Поль Вермерен целую ночь сочинял этот отчет. Франк Сарла родился с первыми лучами солнца. Поль слышал, как он скатывается по лестнице, и в любой момент был готов выскочить и всыпать ему как следует, если он не отстанет.
— Отчет тоже уничтожьте, — попросила Брижит. — Чем меньше останется следов этого негодяя, тем лучше. Спасибо за все, что вы сделали. Наконец я получила ответы на все свои вопросы. Теперь все пойдет лучше.
И она поспешно направилась к двери.
— До свиданья, месье Вермерен.
— Брижит… Я бы хотел…
— Да?
— Я хотел предложить вам встретиться, когда все тени исчезнут.
Она снова улыбалась. Удивленно и, наверное, слегка полыценно.
— Что-то в вас, Поль, мне нравится. Я бы даже сказала, притягивает… что-то… не могу определить… Но вы живете в том мире, где встречаются Франки Сарла. В этом мире слишком много насилия. Тьери был частью моего мира. А вы нет. Мне очень жаль…
Она обняла Вермерена и поцеловала как друга, с которым прощаются навсегда.
— Прощайте, Поль.
И исчезла в лестничном проеме. Он вернулся к столу, взял отчет о Франке Сарла и сжег его.
С тех пор как Николя узнал, что водка по-русски значит «водичка», он не видел никаких причин отказываться от нее по утрам. Открыв глаза, он вылезал из постели, чтобы выпить на кухне холодного пива, потом снова ложился со стаканом ледяной водки в руках, которую посасывал до полного пробуждения. Отчаяние не успевало появиться, Николя поклялся себе, что оно никогда больше не возьмет над ним верх.
Определенно он не жалел о том времени, когда был воздержан, вспоминал только энергию первых утренних часов. Единственным настоящим врагом пьянства был не цирроз, не страх, не рак, не похмелье, не безработица, не косые взгляды, а усталость. С самого пробуждения он с трудом пересиливал эту слабость во всех членах, ему приходилось ждать, пока водичка не сделает полный оборот в организме, пока драгоценная молекула не спровоцирует цепь реакций и мозг не найдет наконец достаточно веского повода, чтобы привести тело в вертикальное положение. Потом было испытание перед зеркалом.
Маска Гредзински исчезла и наконец появилось настоящее лицо Другого. Он готов был увидеть таракана или уродливые черты создания из другого мира, но узрел лишь мешки под глазами, красные прожилки, набрякшие веки, трехдневную щетину. Так вот, оказывается, как выглядит его двойник? Между ними есть сходство, но какое-то печальное, он словно одутловатый старший брат, которого снедает червоточина. Другой — такой красноречивый, такой резвый, пока он оставался порождением ночи, на рассвете выглядел просто больным, уже предчувствующим свой конец. Он умрет пьяный в дым, с бутылкой в руке и туманом забвения в голове. Но это все-таки лучше, чем умирать, моля неизвестно какого бога о добавке. Если Николя — не сознавая того — всегда боялся смерти, то для Другого смерть была отдаленным обещанием избавления. То, что все это однажды кончится, успокаивало его. И если жизнь — падающая звезда, освещающая тьму вечности, каждый имеет возможность сжечь ее, как ему нравится. Николя еще помнил слова Лорен, ее тон, синеватый отблеск в глубине ее глаз, который обращал в шутку все, что она говорила: «Вам повезло, у вас печень как у младенца». Она была права, объявленная смерть может еще подождать. Алкоголики высшего полета пропивают среднюю продолжительность жизни до конца, не потеряв ни капли.
Однако сегодня утром Николя овладело дурное предчувствие. Омерзительное ощущение, не имевшее ничего общего с остатками дурного сна или началом опьянения. Какая-то неопределенная угроза, которую он пытался прогнать, глотнув водки.
В конце концов он всегда доходил до работы, маленький ежедневный театр забавлял его по-прежнему. Этот маскарад должен был вскоре закончится, но он предпочитал, чтобы решение пришло сверху. А пока он перешел все границы, как ребенок, который пытается понять пределы своей власти. Николя видел, что зашел слишком далеко, он чувствовал, как все еле сдерживаются в его присутствии.
— На совещании в художественном отделе ждут только вас.
— Спасибо, Мюриэль.
Он зашел в свой кабинет, первым делом выдвинул самый нижний ящик стола, чтобы удостовериться, что еще осталось чем наполнить фляжку — бутылка «Выборовой» оказалась едва початой. Усталость исчезла с хорошим глотком, освободившим голову, потом руки, наконец ноги. Он выпил еще, готовясь к еженедельному пятничному совещанию, беспечно пересек коридор и зашел в мастерскую, где все его ждали, рассевшись вокруг длинного стола на подмостках.
— Николя, у тебя усталый вид, — заметила Сесиль.
— Усталый? Ты абсолютно уверена, что хотела употребить именно это слово? Ты не собиралась сказать «депрессивный» или «пьяный»?
— Не важно, начинаем сеанс стенаний. Кто первый?
— Я здесь именно для этого, разве нет?
— Николя, тебе, вероятно, стоит отдохнуть. В последние недели мы работали с невероятным напряжением.
— Да что вы все вообще знаете о напряжении? Вот ты, Валери, проводишь большую часть дня, чертя линии и выбирая шрифт, если за тебя это не делает компьютер. Для тебя, Жан-Жан, целая трагедия — исчезновение твоего «Ротлинга», когда я одолжил его у тебя последний раз, у тебя было такое лицо, будто твоей младшей сестренке вспороли живот. А ты, Веро, заслуживаешь специального названия за твой идиотский лексикон — все эти твои отпуска, чтобы «снять напряжение», обеденные «брейки» и «брифинги» у автомата с кофе. А «потуги» Сесиль в состоянии постоянной паники, потому что она может работать только в «дедлайн»? А Бернардо, который не в состоянии поделить двузначное число без своего IBM PC, а Мари-Поль — королева Интернета, факса и мобильных телефонов, всегда готовая «общаться», что значит: «Алло, ты где? Я могу тебе перезвонить?»
