— Веди себя как мужик, — приказал Ларри. — Встань и выйди. Не заставляй меня выводить тебя.
— Оставьте его в покое, — кричала старушка. — Он ничего плохого вам не сделал.
— В самом деле, — поддержала ее Джоанни. — Сейчас не время и не место.
У Ларри не оставалось другого выхода, как только протиснуться между скамейками и ухватить Ронни за лодыжки. Он резко потянул, но Макгорви цеплялся за подставку изо всех сил.
— Пожалуйста! — умоляла старая женщина. — Не бейте его!
— Служка! — скомандовал священник. — Выведите его!
Ларри не был уверен, кого он имеет в виду, и потянул сильнее.
— Лоренс Мун, — вступила Джоанни, раздельно и четко произнося слова, как делают, когда говорят с сумасшедшими или маленькими детьми. — Прекрати это немедленно.
Ларри поднял на нее глаза.
— Еще минуточку, Джоанни. — Он дернул еще раз и почувствовал, что извращенец сдается. — Сейчас я его вытащу.
— О господи! — истерически взвизгнула старуха. — Не смейте этого делать!
Ронни опустил глаза и сразу же понял, что так взволновало миссис Макгорви. Оказывается* он вовсе не отдирал Ронни от подставки, а просто стаскивал с него штаны. Прямо у него перед глазами возникла волосатая расселина и непристойно бледные ягодицы извращенца. Ларри вывернул шею, стараясь не смотреть на эту мерзость.
— Боже мой, — простонал он и выпустил лодыжки Макгорви так резко, что сам едва не упал.
Багровый от стыда Ронни, подхватив штаны, неловко поднялся на ноги. Он смотрел на Ларри, словно собирался заплакать.
— Ты сам извращенец! — крикнул Макгорви. — Ты что, изнасиловать меня хотел?
— Заткни свою грязную пасть, — рявкнул Ларри.
Он несмело оглянулся на Джоанни, взирающую на него с нескрываемым возмущением. Она прижимала мальчиков к себе и даже закрыла им ладонями глаза, словно защищая от всего этого ужаса.
— Мне очень жаль, — пробормотал Ларри. — Я не собирался снимать с него штаны.
Он обернулся, почувствовав чью-то руку на своем плече. Это был служка, старик с испуганным лицом.
— Пожалуйста, — робко попросил он. — Пожалуйста, уходите.
— Мы уйдем вместе, — отрезал Ларри.
Он схватил Ронни за ухо и вытащил его в проход, не встретив, к своему удивлению, никакого сопротивления.
Зажав хрящевой отросток между большим и указательным пальцами, как делали когда-то монахини, он быстро шел к выходу, таща за собой покорного извращенца, словно провинившегося школьника. Прихожане глядели на них изумленно, но не без одобрения. Выходя в вестибюль, Ларри заметил, что его соседи — дохлый парень, женщина с астмой и печальный старик — удовлетворенно кивают, вероятно соглашаясь с тем, что зло должно быть изгнано из Дома Господа.
— Очень по-христиански, — пробормотал Ронни, неловко вывернув голову.
— Вот тут ты ошибся, парень, — ответил Ларри, выталкивая его в дверь. — Я не лучший христианин, чем ты сам.
После полумрака церкви утреннее солнце ослепило его, и Ларри на мгновение растерялся. Нельзя же выволочь кого-то за ухо из храма, а потом просто отпустить, будто ничего не случилось. Надо что-нибудь сделать или, по крайней мере, сказать, чтобы у драмы получился достойный финал. Но в голову ничего подходящего не приходило. Ларри растерянно остановился на верхней ступеньке лестницы и щурился от безжалостного света.
— Может, отпустишь мое ухо? — попросил Ронни.
— Пока нет.
Они постояли так еще несколько секунд — задумавшийся палач и его жертва, безропотно переносящая боль и унижение. Даже эта покорность раздражала Ларри. Не придумав ничего лучшего, он сильнее выкрутил ухо, мимолетно удивившись эластичности человеческих хрящей. Ронни тихо ахнул, и его колени подогнулись.
— Это тебе за маленькую Холли, — прошипел Ларри.
«Вот тот момент, которого я так долго ждал», — удивленно подумал он. Макгорви в его власти, и никто им не мешает. Ларри уже несколько месяцев копил слова, которые собирался бросить ему в лицо. Но почему-то сейчас он мог думать только о похоронах отца.
В то утро светило такое же ослепительное солнце, как и сегодня. Ларри хорошо помнил то ощущение ужасной потерянности, которое испытал, выйдя на яркий свет после заупокойной службы, увидев катафалк и скучающего водителя, ожидающего у распахнутой задней дверцы. Это пронзительно тоскливое мгновение навсегда впечаталось в его память, впиталась в кровь, стало такой же его частью, как зубы или волосы.
— Если хочешь, я могу еще раз показать тебе задницу, — предложил Ронни.
Ларри не помнил, как толкнул его, — только мгновенную вспышку гнева и стук тела, катящегося по ступенькам, и печальный звук, с которым оно ударилось об асфальт. И то, как ужасно оно там лежало: совершенно неподвижно, с руками и ногами, вывернутыми под странными углами.
Он едва успел ужаснуться тому, что сделал, — О господи только не это! — когда за спиной послышался шум, дверь церкви распахнулась и на крыльцо высыпала толпа сердитых людей, голоса которых слились в один обвинительный хор. Отец Мугаба резко схватил его за плечо и потребовал объяснить, что тут произошло.
— Я не хотел убивать его, — пробормотал Ларри, и эти слова показались фальшивыми даже ему самому. То же самое он, кажется, говорил в Торговом центре, глядя в искаженное ужасом, мертвое лицо Антуана Харриса.
Набравшись мужества, он наконец оглянулся и, к своему огромному облегчению, обнаружил, что Ронни жив и, кажется, даже не очень сильно пострадал. Он сидел на тротуаре, раскинув ноги, и его правая рука неподвижно свисала поперек груди, как будто он тянулся за шпагой. Ронни слегка приподнял ее за локоть, ладонью кверху, точно обращаясь к зрителям. Кажется, ему было очень больно, но все-таки он смог улыбнуться.
— Я вкачу тебе такой иск, — пообещал он Ларри, — что, когда выйдешь из тюрьмы, будешь жить на одно подаяние.
Причины, по которым это может оказаться правдой
Первой реакцией Кэти было облегчение. Уже больше недели она не находила себе места из-за этой таинственной Сары, мамы Люси, с которой у Тодда, похоже, роман. Но стоило ее мнимой сопернице войти в дом, таща за собой маленькую дочь и немолодого мужа, как все эти страхи показались Кэти просто плодом разыгравшегося воображения. Несмотря на множество настораживающих знаков (шесть, если говорить точно: она пересчитала их вчера во время перерыва на ланч в госпитале), Кэти трудно было поверить, что Тодд может изменять ей с такой неинтересной и заурядной женщиной. Это на него совсем не похоже. Все девушки, с которыми он когда-то встречался, — Кэти в свое время поинтересовалась и выяснила про них все — были красотками, одна эффектнее другой (без ложной скромности включая и ее саму), а, как известно, от подобных привычек трудно отказаться.
— Добро пожаловать, — сказала она с дружелюбием, удивившим ее саму. — Очень рада наконец с вами познакомиться.
Сара неловко шагнула вперед, продолжая тащить за собой живые кандалы. От влажности ее волосы закрутились мелким барашком, а красная губная помада решительно не гармонировала ни с цветом лица, ни с одеждой, будто у девочки-подростка, еще не освоившей взрослое искусство украшать себя. Кэти почти пожалела бедняжку за то, что та столь явно не соответствует созданному ее воображением образу Другой Женщины — неработающей сексуальной красотки, демонстрирующей загар публике у городского бассейна.
— Это вам. — Сара протянула бутылку охлажденного белого вина.
— Спасибо. — Кэти мельком взглянула на этикетку: австралийское «шардонне», гораздо дороже того, к которому они с Тоддом привыкли. — Очень мило с вашей стороны.
Муж Сары протянул руку и объявил, что его зовут Ричард Пирс. Это был худой мужчина с небольшим животиком, коротко подстриженными волосами и аккуратной седоватой бородкой, одетый в темно-синие шорты с заутюженной стрелкой, розовую рубашку от Ральфа Лорена с закатанными рукавами и кожаные туфли на босу ногу. Взятый в отдельности каждый предмет его гардероба вряд ли заслужил бы одобрение Кэти, но на нем все это смотрелось вполне достойно и даже благородно.
— У вас славный домик, — вежливо заметил он, явно покривив душой.
— Мы только снимаем половину, — объяснила Кэти. — Конечно, хотелось бы купить что-нибудь свое, но пока мы к этому не готовы.
— Да, сейчас неудачный период для покупки недвижимости, — посочувствовал Ричард. — Даже самые маленькие дома уходят по заоблачной цене.
— Мне можете об этом не рассказывать. Даже за аренду приходится платить столько, что мы никак не накопим на первый взнос.
Кэти отвернулась от Ричарда и обнаружила, что из-за маминой ноги осторожно выглядывает Люси — нежный эльф с розовыми щечками и светлыми шелковыми волосиками, совершенно не похожая на свою темноволосую кудрявую мать, которая, несмотря на невысокий рост, казалась по-крестьянски крепкой. Кэти, стройная дочь полных родителей, хорошо знала о причудливости генных мутаций и поэтому никак не прокомментировала явное отсутствие сходства. Она опустилась на одно колено и заговорила с Люси:
