Саша вел Захарову в игровую комнату, к своему шедевру.
– Давайте сначала заглянем в музыкальный зал, – предложила директор, – тем более что он прямо перед нами.
Саша неохотно уступил:
– Если вы хотите… Если вы так считаете… Если для вас важнее… Ну, тогда ладно, давайте в музыкальный зал.
В принципе и залу он отдал немало сил. Получилось тоже очень неплохо, а быть может, даже и здорово.
Вопреки ожиданиям Саши, реакция Зои Гавриловны была более чем сдержанной. Ни тебе радости, ни озаренных светлыми чувствами улыбок, ни элементарной похвалы. Схватившись за сердце, Захарова, не мигая, смотрела на Сашино произведение. Она смотрела на семь нотных линий, которых, как она знала и даже была в этом твердо уверена, должно быть не более пяти. И на этом Сашином семилинейном нотном стане, на каждой линии, которая представляла собой фрагмент колючей проволоки… На семи этих колючих проволоках в самых замысловатых и раскрепощенных позах сидели семь птичек. А точнее, семь воробьев. Все воробьи… все, как один, были с перьями, с крыльями. Здесь было совершенно не к чему придраться. Но все они были похожи на Сашу. У всех птичек было его лицо.
– Что это? – проронила наконец растерянная женщина.
– Ноты, – тоже растерянно и совершенно не понимая, что от него хотят, ответил Саша. – Ноты. Просто ноты. А точнее, семь нот. Семь нот в виде птичек. Чтобы, значит, детишкам веселее было…
– Почему у них… Зачем у них такие странные… ну не знаю… лица, что ли… Зачем? Почему у них ваши лица?
– Зоя Гавриловна, я вас не понимаю. Вы сами сказали, что птицы должны быть с человеческим лицом. У них человеческие лица?
– Не могу не согласиться с вами, Саша… но…
– Подождите, Зоя Гавриловна, – поднял вверх руку Саша, – я докончу. Второе ваше пожелание было, ну чтобы… я сделал птичек похожими на себя, то есть на меня. Они похожи на меня?
– Более чем.
– Так что же вас не устраивает?
Захарова не находила слов. Она была растеряна. Растеряна и подавлена. Женщина протерла очки и как-то очень уж обреченно спросила:
– Вам есть что еще показать мне? Есть чем удивить?
Саша загорелся внутренним светом и, сияя, утвердительно кивнул головой:
– Есть!
– Кто бы сомневался… – скорее для себя, чем для посторонних ушей произнесла директор. – Ну… показывайте! Удивляйте!
И Саша повел Захарову. Повел удивлять. Повел к своему шедевру. Он с замиранием сердца открыл дверь игровой комнаты и пропустил женщину вперед. Точнее, Зоя Гавриловна сама стремительно влетела в комнату, а Саша вынужден был последовать за ней.
Русалочка вышла просто чудо как хороша! Сказочной красоты девушка плавала бок о бок с дельфинами и другими рыбками, напоминающими копченую скумбрию. Непринужденная поза, принятая Русалочкой, говорила о потребности общения с человеком. Она, эта поза, говорила о безрассудной любви к жестокосердечному принцу. И хотя по ее роскошному телу совершенно не явствовало, что бедная Русалочка много страдала в этой жизни, все же можно было понять, что девушка неудовлетворена. Неудовлетворена существующим статус-кво. Но это страдание прослеживалось только в изгибах женского тела. По лицу Русалочки этого не было сколько-нибудь заметно. Скорее было видно, что она часто предавалась наслаждениям, как на суше, так и на море. Мягкой улыбкой она манила в глубину своих синих глаз. Она приглашала присоединиться к ней в ее водном танце.
– Ну, как? – полным восхищения голосом спросил Саша.
– Забавно, – закрыв глаза рукой, ответила Захарова. – И очень вписывается в интерьер детского сада. А это, вообще, кто?
– Русалочка.
– Русалочка… А почему она, ваша русалка, безо всего?
Саша очень удивился:
– Как безо всего? Вот дельфины, вот еще какие-то экзотические рыбки… – Саша рукой показал копченую скумбрию совершенно не разбирающейся в искусстве директрисе.
– Я говорю о… – И Захарова ткнула пальцем в ничем не прикрытую грудь Русалочки, в грудь, которую Саша старательно перерисовал с откровенной фотографии Памелы Андерсон.
Художник развел руками.
– А так же вот… – продолжила женщина, указав в центр композиции.
– Зоя Гавриловна, это русалка, а русалка – не человек. Точнее, человек, но не совсем. А еще точнее, она рыба по принципам своего способа существования. А рыбы, как известно, не придерживаются взглядов, сходных с нашими. Они не носят купальников. Они плавают в натуральном виде.
Сашу никто не стал слушать. А еще ему пришлось уйти по собственному желанию. Тогда же Саша вернулся в лоно школы абстракционистов. «Реализм никому не нужен!» – отчетливо понял он в тот момент. А еще подумал мысль о том, что, нарисуй он ту же русалочку в виде плавающей консервной банки, все было бы проще. Вопросы, может быть, и возникли бы, но его не выгнали бы. Не изгнали бы так позорно, лишив художника самого главного. Оставив художника без своего поклонника, без своего почитателя и даже без обожателя.
И вот Саша, подвергшийся гонениям от некомпетентных и далеких от искусства людей, ушел с работы. А другую работу Саша еще не нашел. Вернее, он и не искал ее, решив отдохнуть некоторое время и собраться с мыслями. И вот он сидел дома, нигде не работая, и работал. Саша работал над новым своим поэтическим шедевром. Работа спорилась, и уже за три часа он написал первую строку. Он написал бы и вторую, но проклятая рифма к слову «душа» никак не подбиралась. Точнее, Саше приходили в голову разные слова, но они как-то не очень хорошо сочетались с душой. Не вязались с ней по духу, по накалу… Муза, неожиданно посетившая Сашу, расточительно одарила его идеей первой строки и бросила в самый ответственный момент. Бездушная Каллиопа оставила своего протеже на второй строке. Оставила и не возвращалась. А Саша мучился, терзался и бился.
– Гуляша, вша, анаша, кулеша… – бубнил он себе под нос, перебирая в уме возможные варианты. – Душа жаждет кулеша?.. Нет! Это глупо, некрасиво, а может быть, даже и бессмысленно…
Творческие муки поэта были прерваны настойчивым звонком. Звонили в дверь. Саша особенно остро почувствовал, что звонили именно в дверь, когда беспрерывную трель звонка стали сопровождать резкие удары ногами. Стучали тоже в дверь.
– Ну вот… всегда так. Совершенно нет никакой возможности спокойно работать! – недовольно проворчал Саша и, опасаясь за целостность старого дома, поспешил открыть дверь потерявшему терпение гостю.
А в том, что это был именно гость, Саша не сомневался. Сила ударов и натиск, с которым неизвестный, но настойчивый визитер пытался проникнуть в жилище, внушали если не страх, то уж уважение точно.
Но поспешные выводы, сделанные Сашей, оказались ошибочными. У двери Саша увидел совсем не гостя, то есть не мужчину, а совсем наоборот. На пороге стояла девушка, и даже очень симпатичная девушка.
– Вы к кому? – удивился Саша. Удивился и силе, с которой сыпались удары в дверь минуту назад, удивился и той настойчивости, с которой красавица стремилась проникнуть в квартиру.
– Вы Саша? – вопросом на вопрос ответила девушка.
– Предположим…
– Я от Ольги Михайловны. Мне срочно нужно… Точнее, ей нужно… – смутилась девушка, смутилась от взглядов, которые бросал на нее Саша.
– Да вы проходите, – спохватился он.
Девушка проскользнула за дверь.
– Так что там Оля… точнее, Ольга Михайловна потеряла?
– Она не потеряла, а забыла. Забыла документ. Важный документ, который ей очень нужен.
– Давайте искать вместе, – радушно предложил Саша. – Я надеюсь, она вам сообщила примерные координаты этого важного и очень нужного документа?
– Ольга Михайловна сказала, что он на столе в ее комнате.
Саша помог девушке снять плащ и широким жестом распахнул дверь в комнату Оли.
– Прошу, – сказал он. – Как видите, искать документ на ее столе равносильно поиску иголки в стоге сена.
Девушка с ужасом уставилась на беспорядочные горы бумаг, загромождающие стол в Олиной комнате, а также подоконник и даже пол около окна. А Саша с обожанием уставился на девушку.
– А как вас зовут? – спросил Саша.
– Алла.
– Очень приятно. Ну, а меня вы уже знаете. Меня зовут Александр, точнее, Саша.
А потом Саша спросил у Аллы, как называется документ и как он выглядит. Оказалось, что предстояло перерыть комнату в поисках акта лабораторных исследований для предприятия «Прогресс».
Саша и Алла начали методично разыскивать этот акт, но он никак не находился. Горы лежащих на столе бумаг были уже два раза просмотрены, но все безрезультатно.
– Не хотите ли чая? – предложил Саша.
– Наверное, не откажусь, – согласилась уже порядком уставшая Алла.
А потом они сидели на кухне. Сидели и пили чай. А еще они курили. Саша что-то рассказывал Алле о живописи и даже показывал ей тетрадку со своими эскизами. Алла проявила искренний интерес, чем окончательно покорила сердце Саши.
