Ох, и снова я вспоминаю Лену. Странную девушку, которая, как теперь казалось, говорила словами Славика.
— А откуда такая уверенность, — спросил я, — что после смерти ничего не останется? А если я увижу ее? Если мы снова будем вместе и счастливы?
— Хочешь проверить — проверяй, — буркнул Славик, — тут я тебе не помощник. Просто подумай для начала, что вокруг тебя происходит. Посмотри на эту кухню. Вспомни, как тут было хорошо. Подумай о том, что Археолог не умер. Он просто ушел от нас, уехал в свои бесконечные археологические экспедиции, а нам оставил лишь воспоминания. Радостные и теплые. Так же и с Аленкой. Она всю жизнь мечтала летать. Так, может, она улетела? Может, решила осуществить свою мечту и стать поближе к солнцу? А мы должны не умирать с горя, а радоваться за нее. Вспоминать и радоваться.
Славик поднялся, остервенело вертя в руках шляпу. Потоптался на месте и сказал тихо:
— Вот что, Фил, я схожу, посмотрю, что там с автомобилем, а ты посиди, подумай. Я, если что, внизу. Хорошо? Подумай, Фил. Времени много….
Славик вышел, тихо прикрыв за собой дверь. А я откинулся на стуле и погрузился в тишину, которая неторопливо заполнила кухню.
Следующим утром я проснулся, едва серые блики рассвета коснулись окна. Лежал с открытыми глазами, заложив одну руку за голову, пялился в потолок, перебирал в голове мысли, мыслишки, которые, как тараканы, суетливо метались по уголкам сознания, и не было им покоя.
Я поднялся, заварил кофе, сел перед окном и наблюдал за тем, как над крышами домов медленно поднимается солнце. Аленка любила встречать рассветы. А я обычно просыпался позже, потому что никак не мог заставить себя оторвать голову от подушки.
Кофе быстро остыл. Я допил его большими глотками и стал собираться.
В офис я приехал раньше остальных, включил компьютер и до прихода Марии Станиславовны занимался календарями. Когда Мария Станиславовна осторожно заглянула в офис, видимо, ожидая встретить на пороге грабителей или, того хуже, налоговую, я как раз заканчивал чистовик сентября.
— Доброе утро, — прошелестела Мария Станиславовна удивленно. Давненько я не появлялся на работе раньше остальных.
— Доброе, — улыбнулся я в ответ, — шапку захватили?
— Какую шапку?
— Деда Мороза.
— Нет, забыла… — Мария Станиславовна начала расстегивать ярко-зеленую куртку, которую всегда надевала в пасмурную погоду, словно в противоречие серости и сырости осенних улиц. — Знаете, у меня же голова дырявая. На работе еще помню, а как домой собираться — уже и забыла. Домашние хлопоты все из головы вышибают, честное слово, — она замолчала, поглядывая на меня, — а вы как-то сегодня рановато…
— Не спалось, решил прогуляться. Вот и догулял до офиса.
— В такую-то погоду гулять?
— Люблю гулять после дождя. Воздух свежий.
— Бр-р. Меня не заставишь. Это же холодно и слякотно. Нет.
Я не стал спорить, а вернулся к календарям. На душе было как-то спокойно. Ночью в квартире Археолога я долго думал об Аленке, о несправедливости жизни, о своей работе и своих успехах. С какой радостью я отдал бы все годы внезапной славы, богатства, внимания на несколько лет жизни с Аленкой. Я вспоминал нашу с ней короткую жизнь вместе (а ведь несколько лет для влюбленных — это всего лишь миг, который пролетает столь незаметно, что и глазом моргнуть не успеешь), наши совместные радости, наши путешествия, наш уют, спокойствие и умиротворение. Я думал о неумолимом течении времени, которое бурным потоком несется вперед, не замечая тех, кто не успел обогнуть водоворот и захлебнулся, отстал, потерялся. Времени все равно, что происходит в нашей жизни. Время движется к какой-то своей цели и, наверное, немногим удастся достигнуть ее вместе. Я думал о том, что не стоит винить обстоятельства, не стоит винить жизнь, не стоит винить кого-то конкретного или даже что-то обобщенное. Такова жизнь, и от этого никуда не деться. И я думал, в конце концов, о том, что Славик, быть может, прав. От моей смерти толку не будет никакого. От моего бездействия — тоже. Я пью коньяк, прогуливаю работу, забиваю на друзей и на деловые встречи, но ведь это не показатель того, что меня должны все жалеть. Это показатель того, что время будет течь дальше, а я останусь на месте, отстав от него навсегда. И там, в конечной точке путешествия, не будет Аленки, потому что она умерла. И не будет меня, способного сохранить память об этом чудесном, сказочном создании, у которого были пепельные волосы, которое любило гулять по крышам, ловить капли дождя ртом, пускать солнечных зайчиков из окна на рассвете. А ведь если не сохранится память, то ведь ничего не сохранится. И как-то, наверное, несправедливо по отношению к Аленке будет стереть ее из времени, не пустить ее туда, куда она стремилась всю свою жизнь.
Уже совсем глубокой ночью, заждавшись и забеспокоившись, вернулся Славик, обнаружил меня живым и невредимым и сонно поинтересовался, как дела. Я ответил, что все нормально. Он отвез меня домой, договорившись по дороге заехать завтра вечером за мной на работу. На днях приезжала Аня, и Славик собирался сделать ей сюрприз, с моей непосредственной помощью. На том и решили…
К одиннадцати утра пришел Артем и тут же закурил у открытой форточки, рассказывая нам историю о том, как он вчера едва не подрался с какой-то мелкой шпаной, которая хотела отобрать у него телефон.
— И из-за чего? Из-за долбаной «Нокии»! — возмущался Артем. — Ладно бы у меня были полные карманы денег или, скажем, какой-нибудь айфон с три джи. А то нашли на что покушаться? Да у меня даже не смартфон, так, безделушка…
Когда же я заканчивал декабрь, пришла Анна Николаевна. Сегодня она выглядела как комсомолка из пятидесятых — в строгом темно-коричневом костюме, аккуратной прической с ровным пробором и полным отсутствием макияжа. Не сказать, чтобы ей не шло, но все равно смотрелось странно. Анна Николаевна была шокирована, увидев меня, но, как и всегда, старалась не показывать вида.
— Отлично выглядите, — сказала она, — как ваши ожоги?
— Почти не беспокоят. Еще пара недель, и буду как огурчик.
Это был какой-то привычный, спокойный рабочий день. До обеда я возился с календарем, потом Анна Николаевна подсунула распечатку вопросов для одного журнала, и я потратил полтора часа, неторопливо записывая ответы. Артем курил каждые два часа, Мария Станиславовна искала в интернете фотографии, не находила нужных, ругалась и грозилась вот сейчас, в эту самую минуту, взять фотоаппарат и пойти на улицы фотографировать самой.
— А вы сходите, — напутственно говорил я, — там чудесная погода. Вам понравится.
Вписывая ответы в пустые строчки, я то и дело поглядывал на свой «Кэнон», что стоял зачехленный на краю стола, у монитора. Я прислушивался к себе, ожидая встретить упорное сопротивление, с которым сталкивался в последнее время. Но ничего в душе не противилось. Даже наоборот, мне хотелось вынуть фотоаппарат, повозиться с ним, настроить, проверить пару новых фильтров, которые купил еще до аварии, но не успел опробовать. Это были какие-то странные намеки на возрождение к жизни. Легкие штришки дрожащей рукой на листах моего сознания. А я сдерживался, потому что боялся. Мне казалось, что резкий мой порыв может улетучиться, пропасть, сбежать от неосторожного с ним обращения. Поэтому я доделал календарь, неторопливо заварил себе кофе и только после этого, сделав пару глотков, потянулся к фотоаппарату.
Что-то затрепетало в душе, стоило открыть чехол и вытащить мое сокровище на свет. Что-то задрожало.
В это мгновение я вспомнил, как похожие чувства обволакивали меня в том, далеком мире комы. Мы сидели с Леной на трубах в подвале, и я фотографировал ее, наслаждаясь каждый отдельным щелчком, каждой шероховатостью фотоаппарата, слившись с ним в единое целое…
Из чехла следом за фотоаппаратом выскользнула визитка, которую я сразу узнал. Интересно, как она сюда затесалась? Пробежал глазами по номеру телефона. И задумался.
Артем открыл форточку, решив в очередной раз закурить.
Жизнь была бы неинтересной, если бы оставалась всегда равномерной. Без неожиданностей и странных стечений обстоятельств, без случайных встреч и резких поворотов судьбы — жизнь бы давно опротивела каждому из нас. Я вертел визитку в пальцах, размышляя о том, что все это неспроста. Потом повернулся к Марии Станиславовне.
— Что вы там хотели сфотографировать? — спросил я.
— Мне нужна обыкновенная елка! — сказала Мария Станиславовна. — Большая, пушистая, зеленая елка! И пусть будет проклят тот человек, который сказал, что в интернете таких фотографий навалом.
— Не переживайте вы так, нервы дороже. Давайте, я сфотографирую. Мне все равно сейчас по делам бежать, заодно сделаю пару кадров.
— Было бы просто замечательно! — улыбнулась Мария Станиславовна. — А к завтрашнему утру принесете?
