Когда Джон Мильтон услышал о столкновении и смерти шести ополченцев из Роскбери, он остановился как вкопанный. Склонив голову и прислушиваясь к голосам окружающих, он пробормотал: «Государство станет здоровым не раньше, чем прольется кровь и с другой стороны». Его требование было исполнено несколькими днями позднее, когда два шпиона из лагеря Ралфа Кемписа пересекали реку в плоскодонке. Их заметил молодой рекрут из Нью-Плимута, который охотился за белками; он благоразумно спрятался в кустах и, когда враги достигли берега, приказал им стоять. Они выхватили оружие, и он в панике выстрелил; один из противников упал, другой скрылся в лесу. Рекрут не стал его преследовать, а, в ужасе от зрелища мертвого тела, сел рядом и расплакался.
Еще через два дня вернулся один из «богомольных индейцев», прежде бежавший из Нью-Мильтона. Его немедленно взяли под арест и привели к Мильтону.
— Ну, что скажешь, нечестивец?
— Неенкуттаннумоус.
— Говори по-английски. Ты ведь неплохо знаешь наш язык.
— Я поведу вас.
— Поведешь? Мне не нужны проводники.
— К англичанам. — Он указал в сторону Мэри - Маунт. — Матвауог. Солдаты. — Тут стало ясно, что он имел в виду, и на расспросы он ответил, что знает незащищенную тропу, воспользовавшись которой можно прорвать укрепления Мэри-Маунт. Спрошенный затем, чего ради он решил им помочь, индеец уверил, что уважает своих прежних нанимателей и любит английского бога, бежать же в Мэри-Маунт его заставили другие индейцы под угрозой наказания и пытки. Он был истинным христианином. Однако этого Джону Мильтону было недостаточно. Он вынул из потайного ящика свою личную Библию и вложил ее в руки туземца.
— Полагаю, тебе знакома эта книга?
— Беекан. — Что значило: она сладка для моих уст.
— Тогда поклянись, что говоришь правду.
— Клянусь. Истинную правду.
Слепец этим удовлетворился, и через несколько дней индеец повел отряд из двенадцати солдат на разведку подступов к Мэри-Маунт. Вначале они шли вниз по реке, а когда было пройдено две мили, индеец объявил, что здесь можно по камням перебраться на тот берег, а там начинается тропа, никем и ничем не защищенная. Вскоре в виду показался широкий ров, окружавший поселение, и проводник сделал ополченцам знак ради предосторожности занять позицию за выступами скал. Они охотно последовали этому совету, но тут же в испуге растянулись на земле, поскольку сверху раздался громкий смех. На вершине скалы стоял, уперев руки в бока, Ралф Кемпис.
— Так вот они, воители Христовы! Ребята, подходите и полюбуйтесь. — Тут же их окружило пять или шесть десятков человек, одетых кто во что горазд: охотничьи костюмы, цветные короткие штаны и шляпы с плюмажем. — Откуда вас занесло, вояки?
Командир отряда, Озалиус Спенсер, не отозвался.
— Попробую угадать. Из Бостона? Уотертауна? Или, может, вы нью-плимутские братья?
— Мы солдаты из Новой Англии.
— В этом нет ничего нового. Мы воюем друг с другом, придерживаясь добрых старых обычаев.
— Войну начали не мы.
— Ох, оставьте, пожалуйста, эти детские игрушки. Не будем препираться. Вам отлично известно, кто виноват.
— Наша совесть чиста.
— Я не прошу вас копаться в вашей собственной совести. Покопайтесь лучше в совести Джона Мильтона. — Все молчали. — Довольно. Уведите их прочь и покрепче свяжите.
Ралф Кемпис сел на лошадь и в одиночку уехал, а пленников связали толстыми веревками и повезли в Мэри-Маунт. Кемпис вернулся к реке, туда, где индейский проводник (служивший ему) переводил незадачливых солдат на другой берег. Он спешился, подошел к переправе из камней, тихо свистнул и стал ждать ответа. Чуть погодя раздался ответный свист и к переправе шагнули две фигуры в небрежно накинутой одежде.
— Давай сюда, — шепнул Кемпис.
— Все в порядке?
— Все нормально.
Гусперо и Кэтрин, держа на руках двух детей, перешли по камням на другую сторону. Это путешествие планировалось несколько дней. С тех самых пор, как Мильтон объявил войну Мэри - Маунт и начал строить укрепления, Гус решил покинуть Нью-Мильтон. Всю ночь он совещался с Кэтрин, и в конце концов они согласились на том, чтобы после короткой остановки в Мэри - Маунт, снабдившись лошадьми и провизией, отправиться на запад, к новым землям и поселениям. Их путь поведет в глубину материка! И вот вечером, в условленное время, Гусперо с семейством преодолел переправу и оказался на территории Мэри-Маунт. Был первый день нового года.
Мильтон сразу догадался, куда они делись. Он уже знал о хитрости индейского проводника и пленении своих солдат и, когда доложили, что Гусперо исчез, сразу заподозрил бывшего секретаря в причастности к заговору. Ярости его не было границ.
— Подумать только, — сказал он Морероду Джервису, — этот грязный лакей, этот кусок дерьма увел у вас сестру и дочь.
— А также мою любимую племянницу, сэр.
— Назвать ли такое деяние благим? Справедливым? О нет! Во имя Господа и Матери Божьей, желал бы я, чтобы его вернули сюда.
— И что тогда, сэр? Что бы вы с ним сделали?
— Так изукрасил бы плеткой, чтобы его до конца дней принимали за прокаженного.
— Не сожгли бы, сэр? И не повесили?
— Ваши слова исполнены благочестия, мистер Джервис, и напоминают мне о моем долге. Да, конечно, я его повешу. — Еще не договорив, он решил, что настал момент осуществить свой давний замысел и напасть на Мэри-Маунт.
— Мы изрубим этих папистов в куски, — говорил он в тот же день Храниму Коттону. — Мое желание — обратить их в пылающие факелы, чтобы они катались в огне, подобно дьяволам, каковыми они и являются.
— А еще они будут гореть в аду, сэр.
— О, Храним, прежде они должны гореть здесь, на земле. Разве вам непонятно? От праведного огня к вечному. Чтобы не осквернять нашу добрую землю этой падалью.
На следующее утро он обратился с речью к командующим ополченцев.
— Вам хорошо известно, — сказал он, — что солдаты обычно подражают своим командирам. Поэтому перед сражением подумайте о правом деле, которое вы защищаете, а также о том, как вести себя на поле битвы. Мы уже знаем, что эти дикари и католики не привыкли сражаться по правилам, а норовят непременно прибегнуть к хитростям и засадам. Не сомневаюсь, когда мы выступим, они, подобно вспугнутым волкам или бешеным медведям, разбегутся на множество разбойничьих шаек. Наша задача — перехитрить их. Прошу за мной.
Они отправились в дом Мильтона, где продолжили составлять планы.
Через три дня, когда холодное январское утро только занималось, полк из Новой Англии двинулся к реке. Воины тащили на санках две пушки, из которых, после надлежащей подготовки, сделали несколько выстрелов по деревянным укреплениям, возведенным Ралфом Кемписом. Задача была не из трудных, но все же они воодушевились, глядя, как рушится первая линия вражеской обороны. Затем они пересекли реку и, распевая гимны, маршем двинулись на Мэри-Маунт. Вскоре они завидели поселение, однако оттуда не доносилось ни звука. С пением «Христос-Спаситель» они продолжили марш и достигли широкого рва, который окружал город. Там по-прежнему царило молчание и не было заметно никаких признаков жизни. Мильтон уже знал об этой, как он выражался, «защитной канаве» и дал командирам соответствующие указания. Если солдаты спустятся в ров, их, по крайней мере, не настигнут мушкетные выстрелы со стороны Мэри-Маунт, и эта позиция удобна для осады. Однако такая тактика повела бы к промедлению. И Мильтон, горевший нетерпением предпринять атаку на папистов, убедил командиров действовать энергичней. Поэтому они захватили с собой большой фургон, нагруженный стволами деревьев; последние положили поперек рва, связали крепкими веревками и получили примитивный, но вполне пригодный мост. Солдаты гуськом пересекли ров, каждую минуту ожидая, что из Мэри-Маунт начнут стрелять. Но там по-прежнему было тихо, даже когда нападавшие достигли границы города, — разве что залаяла собака. Город, казалось, был пуст. Капитан Холлис из Бостона, возглавлявший марш, остановился в начале главной улицы.
— Кемпис! — выкрикнул он. — Кемпис! — Он знал о хитростях папистов и предполагал, что они могут прятаться в домах и тавернах. — Что выбираешь: сдаться или умереть на месте? — Ответа не последовало, и Холлис решил раздразнить врага, чтобы тот отозвался. — Знаешь, что говорят о ваших попах? Сдохнет собака — сдохнет и ее злость. Ну что: хочешь подохнуть как собака?
Но ответа из Мэри-Маунт не последовало, и Холлис, от ярости и досады, приказал поджечь город, дабы уничтожить притаившихся в засаде врагов. В окна ближайших жилищ стали пускать зажженные стрелы, но большая часть солдат не шла вперед, опасаясь контратаки. Вскоре половина улицы запылала.
— Если там кто-то остался, — сказал Холлис подчиненным, — из него получится жаркое. Но мы тоже должны их разыскивать и сажать на вертел.
