– Патрик, ты где?
В квартире было темно. Но, казалось, это совсем не та темнота, к которой привыкла Кейт. Ее квартира была гораздо тише и смотрела на реку. А квартира Патрика окнами выходила на самый оживленный конец Бродвея. И стоило Кейт выключить телевизор, квартира сразу наполнилась самыми разнообразными звуками. По улице туда-сюда ходили люди, ездили машины, из пабов выходили запоздалые посетители. Даже в воскресенье некоторые пабы всю ночь держали заднюю дверь открытой, чтобы те, кто работает по ночам, мог еще до рассвета быстренько проглотить свой «жидкий завтрак» – пинту пива с разбитым туда сырым яйцом. Наверняка было уже за полночь, и выпивохи с осоловелым взглядом плелись домой, то сползая с тротуара на проезжую часть, то снова возвращаясь на тротуар. Некоторые пели старые песни, некоторые предпочитали новые. Одни что-то выкрикивали, обращаясь друг к другу. Другие, задрав голову, пытались докричаться до Бога. Но не до того Бога, которому молилась Кейт, а до другого, сердитого, сидящего у себя в раю и не желающего тратить время на всяких дураков. Время от времени по улице, визжа тормозами, проносились пожарные или полицейские машины – они мчались туда, где случилась какая-то беда. Прошла группа телефонисток, то ли закончивших смену, то ли только еще приступающих к работе. И постоянно гудели автомобильные гудки. Квартира Патрика находилась на втором этаже, прямо над магазином, и улица здесь казалась гораздо ближе и шумела гораздо громче, чем в квартире у Кейт.
Если я буду здесь жить, значит, я всю оставшуюся жизнь буду слушать эти звуки и смотреть, как закрываются все эти заведения, подумала Кейт и вздрогнула, точно от холода. Не получалось даже представить себе, как Пег ухитрялась терпеть весь этот шум.
– Патрик?
Шея у нее болела после спанья в кресле. Она смутно помнила, как Патрик укрыл ее одеялом, заботливо подоткнув его со всех сторон; как раз это ее тогда и разбудило на какое-то мгновение. Но Патрик явно не говорил, что собирается куда-то уходить. Он вообще ничего тогда не сказал. Просто подоткнул одеяло и поцеловал ее в лоб.
– Патрик, ты где?
Нигде его не было! Больше всего Кейт хотелось сейчас вернуться домой и лечь в свою маленькую беленькую кроватку. Хотелось вновь оказаться там, где она знала скрип каждой половицы, узнавала шаги и голоса всех соседей, когда те поздно ночью поднимались по лестнице. Но нельзя же было просто так взять и уйти; нет, это было бы нехорошо по отношению к Патрику. Кейт ощупью двинулась вдоль стены, пытаясь отыскать выключатель, но не нашла и снова крикнула:
– Патрик!
Нет, он не спал в своей комнате. Она дважды постучалась.
– Патрик!
Не было его и в ванной. Наконец, у входной двери Кейт обнаружила выключатель и зажгла свет.
– Патрик, ты где?
Она открыла дверь и выглянула на площадку. Лестница, ведущая вниз, в магазин, была освещена очень скудно. Две лампочки оказались попросту вывинчены. Кейт на мгновение почудилось, что с улицы донесся голос Патрика; она затаила дыхание и старательно прислушалась. Нет, это был не он.
С самого утра Кейт почти ничего не ела, и теперь у нее даже голова немного кружилась от голода. Она осторожно спустилась по лестнице, держась за перила: ей вовсе не хотелось грохнуться в темноте. Здесь не то, что у нее дома; здесь, если она упадет, ее и найдут-то не сразу. Входная дверь внизу оказалась заперта, но засов не задвинут. Значит, Патрик куда-то вышел. Но куда? Дверь в магазин была открыта.
– Патрик? – теперь уже шепотом позвала Кейт.
Белая шерстяная шляпа Патрика висела на вешалке рядом с тщательно отстиранным и накрахмаленным халатом, готовым к следующему рабочему дню. Кейт услышала, как кто-то открывает входную дверь в подъезде. Скрипнули половицы.
– Патрик, это ты?
– Кейт, ты где?
Он, похоже, удивился, увидев ее. Должно быть, запирая на ночь подъезд, он заметил, что дверь в магазин открыта, и заглянул туда.
– Ты что, решила немного перекусить на ночь глядя? – весело спросил он, но Кейт его веселье отчего-то показалось фальшивым.
Патрик переоделся. Сейчас на нем был черный свитер, какая-то темная куртка и темные брюки. И свои серебристые волосы он старательно расчесал, однако они, как всегда, выглядели слегка растрепанными. В пабе он явно пропустил пару кружек – от него пахло портером.
– Я тут гамбургеры принес, – сказал Патрик. – С луком. Ночью кошмары будут сниться.
В правой руке он держал промасленный белый пакет. Оказывается, он сбегал в паб, и миссис Браун согласилась кинуть на сковородку пару котлет.
– Понимаешь, я проснулся страшно голодным.
От принесенного свертка исходил головокружительный запах говяжьих котлет и сырого лука. И еще горчицы. Но за всем этим таилось что-то еще. Патрик явно чего-то недоговаривал.
– Нехорошо есть так поздно, – сказала Кейт.
– А ты считай это ранним завтраком. – Гамбургеры, завернутые в вощеную бумагу, были еще теплыми. – И бургеры, правда, очень вкусные.
Но Кейт не оставляло ощущение, что Патрик что-то от нее скрывает. Может, у него есть другая женщина? Кто его знает. Во всяком случае, когда они снова поднялись по лестнице, а потом прошли в его комнату и, усевшись прямо на кровати, стали есть гамбургеры, вид у него был печальный. Кровать у Патрика была такой же узкой, как и у самой Кейт. И такая же беленькая. Белое покрывало, белые простыни – все это было таким ужасно знакомым…
Когда они поели, Патрик, повернувшись к Кейт спиной, стащил с себя рубашку. Она поцеловала его в шею и вдруг поняла, что так и не рассказала ему о том розовом костюме, ее костюме – теперь он стал уже их костюмом – и о том, что Супруга П. собирается носить свой розовый костюм даже в Индии. Кейт знала, что Патрик был бы так же горд этим, как и она сама. Но она так и не успела ничего ему сказать, потому что он вдруг выскользнул из ее объятий и мрачно сказал:
– Понимаешь, Кейт, я все думал о сегодняшнем дне. И о тебе…
У нее чуть сердце не остановилось.
– Мне очень жаль, что я…
Она не договорила, но ей действительно было очень жаль. Жаль, что она не Пег, что она недостаточно старомодна, что она вообще не такая, какой, видимо, представлял ее себе Патрик. Однако колечко Пег по-прежнему крепко сидело у нее на пальце и явно не собиралось с него слезать.
– Тебе совершенно не о чем жалеть, Кейт. Это мне нужно было как следует подумать. Ведь жизнь, которую я тебе предлагаю, не слишком-то роскошная.
– Да все хорошо…
– Это не «Chez Ninon».
– А вот это вовсе не обязательно, – твердо заявила она.
И он поцеловал ее – так нежно! И Кейт верила, во всяком случае очень надеялась, что эта нежность искренняя.
Если хочешь стать незаменимой, нужно всегда быть разной.
Коко Шанель
Загвоздка с розовой шляпкой заключалась в том, что ее сразу все замечали. Особенно если в ней выйти в половине пятого утра да еще в декабре. А уж если надеть такую розовую «коробочку» в церковь, как это накануне сделала Кейт, так на нее и вовсе все станут обращать внимание. В таком месте, как Инвуд, достаточно мимолетного поцелуя у дверей мясной лавки – он не останется незамеченным и породит массу сплетен.
Через неделю в магазин пришел сам отец Джон, чтобы лично переговорить с Патриком.
– Некоторым дамам в нашем приходе не очень-то нравится Кейт; они упорно твердят о ее «недостаточно прочных моральных устоях». Эти дамы станут возражать, если вы попытаетесь объявить в церкви о своем намерении вступить в брак и выразите желание там венчаться. Хотя они, конечно, не так хорошо знают Кейт, как знаем ее мы.
Как только священник ушел, Патрик закрыл магазин и без предупреждения явился в «Chez Ninon», войдя внутрь через служебный вход с надписью «Только доставка».
– Мы можем поговорить и позже, – сказала Кейт.
– Нет, не можем.
Шла самая середина рабочего дня. Об уединении и речь не могла зайти. В мастерской даже стоять толком было негде. Над головой с ламп дневного света свисала тусклая мишура. По радио что-то тихо напевал Перри Комо. До Рождества оставалось меньше месяца, так что из кладовой были извлечены практически все манекены, поскольку каждой клиентке что-нибудь было нужно: жакет-смокинг, или бархатное платье для ужина в кругу семьи, или вечернее платье для рождественского приема, или элегантный брючный костюм для встречи Нового года. Работы хватало не только у девушек из мастерской, но и у неприметных «мышек» из отдела прет-а-порте.
– Ты слышала, что я сказал, Кейт?
Они стояли среди целого моря безголовых манекенов. И разговаривали шепотом. «Let it snow»[55], – пел Перри. Снаружи, за стеклянными панелями окон, лежал Манхэттен: казалось, он обхватил себя руками и весь дрожит от холода. Погода стояла на редкость слякотная, дождь со снегом. Кейт видела, как бледен Патрик, и это ужасно ее пугало, но все же в глубине души ей было приятно, что он нашел время, чтобы привести себя в порядок, надеть пиджак и галстук, наскоро побриться и даже плеснуть на шею и щеки одеколоном. Он выглядел вполне прилично – хоть и явился без предупреждения и совершенно некстати. Но выглядел он, безусловно, презентабельно.
