– А вы ее дочь?
– Я? – Девушка остановилась и обернулась, посмотрев на Егора отчего-то с изумлением. А потом улыбнулась широко и искренне, и не осталось в ней никакой строгости, одна только женственность и капелька смущения: – Нет, я Марта.
Примерно неделю Егор убеждал себя в том, что ходит на занятия к Маргарите только ради французского, но потом смирился с охватившими его чувствами к странной девчонке. А она была странной. Странной и очень загадочной. Хотя бы потому, что каждый раз, открывая ему дверь, вела себя совершенно по-разному. То веселилась и тараторила:
– Здорово, что пришел. Ритуля, как всегда, задержалась в школе, но это ведь ничего, правда? А я такие драники смастерила. Ты голодный? Картошку любишь? Ну что ты уставился на меня? Мой руки – и за стол!
То вдруг принималась отчитывать:
– Ну разве можно так одеваться?! Куда только твоя мама смотрит? Март на дворе, а ты уже и без шапки, и без шарфа!
– И без кальсон, – добавлял Егор, надеясь вогнать девушку в краску, но не тут-то было.
– Еще и без кальсон? Да ты, похоже, и мозги дома забыл. Так ведь и без детей можно остаться.
– Не волнуйся. У нас обязательно будут дети, – предпринимал он новую попытку смутить Марту и снова попадал впросак.
– Будешь ходить без кальсон – нет.
И Егору оставалось только гадать, что именно она хотела этим сказать: что не возражает, если у них будут общие дети, или дети все-таки будут у каждого по отдельности, но в возможностях Егора она сомневается.
И после такого почти доверительного разговора на следующий день Марта могла открыть дверь и бросить не глядя: «Привет», – и тут же уйти в комнату с фортепиано.
Самое интересное, что Егор не мог даже сам себе объяснить, какой из вариантов встречи привлекал его больше других. Живая, смешливая девчонка, трещавшая без умолку и тащившая его за стол, заставляла улыбаться и чувствовать, как по всему телу разливается какое-то привычное домашнее тепло. Чистая кухня с теплыми пирогами – то, что Егор привык видеть в родительской семье, и Марта своей расторопной хозяйственностью напоминала ему собственную маму. Ворчливая Марта тоже на нее походила, но если от материнских упреков хотелось поскорее укрыться, то возмущение девушки, напротив, действовало на Егора каким-то умиротворяющим бальзамом. Мама – она и есть мама, чтобы переживать, волноваться, отчитывать и объяснять, как правильно. А Марта вовсе не обязана следить за здоровьем Егора. А она следит, и переживает, и ругается так, будто они прожили вместе лет эдак тридцать. Черт его знает, может, и проживут. Ну а холодная и неприветливая девушка пленяла Егора особенно сильно потому, что он знал: за этим стремительным исчезновением в недрах квартиры последуют чарующие звуки дивной мелодии и сильного, чистого голоса. Пение Марты, казалось бы, такое спокойное и лиричное, действовало на юношу мощным электрическим разрядом, заставляющим сердце колотиться с бешеной скоростью, щеки алеть, а мысли крутиться в направлении очень далеком от грядущего поступления в институт.
С небес на землю Егора возвращала Маргарита. Она хлопала входной дверью и с порога шептала, стараясь не помешать занятиям Марты:
– Ждешь?
– Жду, – так же тихо отвечал Егор, жалея, что теперь придется сконцентрироваться на французском, но делал усилие и брал себя в руки. Не хватало еще, чтобы Маргарита рассердилась и отказала ему в занятиях. Нет, этого юноша теперь никак не мог допустить. Он бы освоил все языки мира, только бы иметь возможность видеть и слышать Марту. Если бы его спросили, что он нашел в ней, кроме голоса, он бы растерялся, не смог бы ответить. Его привлекало все: и фигура, почти мальчишеская, лишенная очевидных округлостей, и жесткие курчавые темные волосы, собранные на затылке в куцый хвост, и серые глаза – живые, внимательные и чем-то даже похожие на глаза Маргариты, и походка – резкая, стремительная, летящая, без всякого намека на грациозность.
Однажды его познакомили с пришедшей в гости одноклассницей Марты. Девушка, которая представилась Наткой, была полная противоположность своей подруге: такой же высокий рост, но фигура при этом очень женственная и красивая, длинные светлые волосы продуманно распущены по плечам, ногти аккуратно-миндалевидные, на ногах туфли на изящных каблучках. А Марта бегала в рубашке и брюках, ногти обкусаны, на ногах кроссовки. Если бы Егора спросили, какая из девушек красивее, он не стал бы кривить душой. Сказал бы очевидное: «Наташа». Но если бы довелось отвечать на вопрос, кто лучше, то не моргнув глазом выпалил бы: «Марта». Почему? Разве можно ответить на этот вопрос? Просто любовь. Любовь осмысленная, серьезная и какая-то удивительно взрослая, взвешенная и правильная. Егор не рисовал себе в воображении, как когда-то делал это с девочкой Катей, сцены из будущей совместной жизни с Мартой. Он просто хотел, чтобы эта жизнь была, и готов был сделать все от него зависящее, чтобы так и случилось. Начал с малого:
– Я в следующем году в вашу школу переведусь. Станем одноклассниками.
– Здорово. А Ритуля нашей классной. Сейчас у нас Раиса – математичка, ничего так тетка, но с Ритулей не сравнить. В общем, Раиса отбывает с мужем в какую-то командировку, и мы достаемся Ритуле. Класс, правда?
– Ага. А почему ты ее Ритулей зовешь?
– Не знаю. Наверное, любя.
– А она тебе кто?
– Ритуля? Да никто.
– Никто? А чья же ты тогда?
– Ты разве не знал? Я же детдомовская. Меня Ритуля к себе три года назад забрала, да еще с довеском.
– ???
– Пианино ей пришлось купить, я же без музыки не существую.
– А петь тебя в детдоме научили?
– Не-е-е. Это как-то само выходит. Не знаю почему. Наверное, талант.
Талант. Талант удивительный, уникальный, всеобъемлющий. Всем талантам талант. Так что не надо Егору рассказывать об их полном отсутствии в детских домах. Он точно знает, что это не так.
Он, конечно, мог бы рассказать жене о Марте. Ей бы такая исповедь понравилась. Она же совсем недавно допытывалась о его первой любви. Но сейчас Маша в роли духовника Егора совсем не устраивает. Момент упущен, настроение испорчено. Егор обижен и обиду свою уже не хочет скрывать. Он старается сохранить остатки мягкости и спокойствия. Говорит жене последнее, что хочет сказать:
– Талантов, Машуль, везде хватает. И на мою долю тоже хватит. Так что конкурс состоится, механизм запущен, роли распределены.
Маша молча передернула плечами, жестом укоряя Егора: «Тебя не переубедить», а вслух сказала только: «Спокойной ночи», – и ушла в спальню. А Егор? Егор еще долго сидел на кухне, слушал за окном завывание холодного зимнего ветра, всматривался в кружение снежных вихрей. И слышалось ему в этом завывании чистое девичье пение, и виделся в полете снежинок стремительный, пронзительный и манящий образ его первой любви.
Натка стала лучшим работником месяца. Именно она изложила директору самые внятные предложения по хорошей рекламе сети салонов и заслуженно получила премию, а также обещание в скором времени получить повышение.
– В моем положении можно мечтать только о деньгах, – сказала она Марте. – Примитивно, но изменить ничего нельзя. Я ни в чем не нуждаюсь так, как в них.
Ответом ей служило напряженное молчание.
– А теперь столько проблем сразу смогу решить. Свекровь устрою в хороший санаторий хотя бы на пару месяцев, а мужу квартиру сниму. Пусть себе пьет в отдельном свинарнике. Устала я бороться.
При других обстоятельствах Марта бы непременно обрадовалась решительности подруги, но сейчас она продолжала молчать, а Натка говорила и говорила. И не потому, что так много хотела сказать, а оттого, что чувствовала свою вину.
– А по-моему, от моего предложения все только выигрывают. Моя жизнь становится просто малиной по сравнению с прежней. Знаешь, я подумала и решила, что дачу пора продать. Лучше я сыновьям нормальное образование дам, чтобы они для своих детей новые дачи построили. Классная идея?
– Угу, – наконец выдавила Марта.
– Ты злишься, да? А мне кажется, зря. Ну чем тебе так уж не нравится мое предложение?!
Марта смотрела на подругу с недоверием: «Действительно не понимает или прикидывается?» Так или иначе, а надо ответить:
– Ты могла бы хоть посоветоваться, прежде чем ставить меня в такое положение.
– А в какое такое особое положение я тебя поставила?
«Ну точно, прикидывается. Просто театр одного актера».
– В такое, что я не могу отказаться.
Губы Натки растягиваются в широкой улыбке, в глазах появляются задор и лукавство, она подмигивает Марте и победоносно произносит:
– Не можешь – вот и прекрасно. Марточка, жизнь одна. Надо использовать все шансы.
