– Там сидит один маори, артиллерист, капрал вооруженных сил Новой Зеландии, взятый в плен в Ливии, в битве за Тобрук[99]. Вы наверняка знаете, кто такие маори.
– Полинезийцы. Новозеландские аборигены.
– Именно! До прихода белого человека они были каннибалами и делились на множество племен, воевавших между собой. Так вот, этот полинезиец сидит на ящике из-под немецких боеприпасов, на дне которого остались три неиспользованных патрона – вдруг они кому-то пригодятся. Он пытается читать вкладку в газету. Он ухватил эту вкладку, когда поднявшийся с восходом ветерок гнал ее через долину.
Не снимая пальцев с выключателя, я продолжал:
– Вкладка эта – из еженедельного антисемитского листка, выходившего в Риге, столице Латвии, во время оккупации этой небольшой страны немцами. На ней напечатаны шестимесячной давности советы по ведению огорода и рецепты домашних консервов. Маори честно пытается разобрать, что там написано, в надежде выяснить то, что всем нам хочется узнать о нашей судьбе: где он находится, что происходит, и что будет дальше. Так вот, мадам Берман, при наличии лестницы и увеличительного стекла вы смогли бы различить, что на ящике крохотными буквами выписана дата – день, когда вам был всего год от роду: «8 мая 1945 г.».
* * *
Я бросил прощальный взгляд на «Очередь женщин», снова сжатую перспективой в треугольник, усыпанный драгоценными камнями. Мне не нужно было дожидаться прихода соседей, или одноклассников Целесты, чтобы предсказать, что она станет гвоздем моей коллекции.
– Боже мой, Цирцея, – сказал я, – ну и богатая же вышла картина!
– Еще какая, – подтвердила она.
И свет погас.
37
Пока мы прогуливались обратно к дому сквозь тьму, она держала меня за руку. Потом она сказала, что я все-таки взял ее с собой танцевать.
– Это когда? – спросил я.
– Вот же мы танцуем, – сказала она.
– А, – сказал я.
Она повторила, что не понимает, как мне удалось создать такую большую и красивую картину на такую важную тему – вообще, как она могла появиться.
– Я и сам в это не очень верю, – ответил я. – Может, я тут ни при чем. Может, это все колорадские жуки сделали.
Она сказала, что стояла однажды в комнате Целесты, смотрела на книги Полли Мэдисон и тоже не верила, что это она их написала.
– Вы, наверное, просто плагиатор, – сказал я.
– Да, мне именно это и пришло в голову.
И хотя никогда в жизни мы с ней не оказывались и не окажемся в одной постели, на пороге дома мы чувствовали себя, будто отдыхаем после любовных игр. И позвольте мне заметить, рискуя показаться нескромным, что еще ни разу я не видел ее такой умиротворенной.
* * *
Она всем своим телом, обычно таким беспокойным, таким нервным и нервозным, отдалась подушкам роскошного кресла в библиотеке. В той же комнате присутствовала и Мэрили Кемп, в виде призрака. Переплетенные письма, которые она писала мальчишке-армянину в Калифорнию, лежали на столике между мной и мадам Берман.
Я спросил мадам Берман, что бы она подумала, если бы в амбаре ничего не оказалось, или если бы восемь секций холста были пустыми, или если бы я воссоздал «Виндзорскую голубую №17».
– Ну, если бы ты был настолько пустышкой, как я, собственно, и предполагала, – ответила она, – пришлось бы тебе по крайней мере поставить пять с плюсом за честность.
* * *
Я спросил, станет ли она писать. Я имел в виду письма, но она подумала, что я спрашиваю про книги.
– А я больше ничего в жизни не делаю – только пишу и танцую, – сказала она. – Я все время кручусь и таким образом не позволяю себе грустить.
Она за все лето ни разу не позволила себе напомнить, что совсем недавно потеряла мужа – человека явно интеллигентного, с чувством юмора, и очень любимого.
– И у меня есть еще один способ держаться, – сказала она. – Мне он подходит. Тебе он вряд ли подойдет. Надо говорить громко и уверенно, указывать всем вокруг, кто в чем прав и неправ, раздавать приказания: «А ну, не спать! Больше жизни! За работу!».
– Я теперь дважды Лазарь, – сказал я. – Я умер вместе с Терри Китченом, и меня вернула к жизни Эдит. Я умер вместе с милой Эдит, и меня снова вернула к жизни Цирцея Берман.
– А это еще кто такая? – спросила она.
* * *
Потом мы вспомнили про Джеральда Хилдрета. Это мужчина, который в восемь утра собирался приехать за ней в своем такси и отвезти ее вместе с чемоданами в аэропорт. Один из местных чудаков, лет шестидесяти. Во всей округе знают Джеральда Хилдрета и его такси.
– Он работал в добровольной службе спасения, – сказал я. – И еще мне кажется, у него с моей первой женой что-то такое было. Это он нашел труп Поллока – в шестидесяти футах от дерева, в которое тот влетел на машине. А еще через несколько недель он же собирал в пакет осколки черепа Китчена. Можно сказать, сыграл значительную роль в истории живописи.
– Когда он вез меня в прошлый раз, – сказала она, – он рассказал мне, что его семья уже три сотни лет вкалывает здесь, но все, чем он может похвастаться – это его такси.
– Но ведь хорошее же такси.
– Да, он его моет снаружи и пылесосит изнутри. Мне кажется, он таким образом не позволяет себе грустить. Хотя я и не знаю, о чем он грустит.
– О трех сотнях лет, – сказал я.
* * *
Помянули мы, немного озабоченно, и Пола Шлезингера. Я даже попытался представить, каково было его беспомощной душе в тот момент, когда до нее дошло, что его мясо решило накрыть собой гранату, готовую разорваться.
– Как вышло, что она его не убила на месте? – спросила она.
– Преступная халатность на оружейном заводе, – сказал я.
– Но вот его мясо совершило такой поступок, а твое мясо сотворило картину в амбаре.
– Похоже на правду. Душа понятия не имела, какую картину надо написать, а мясо ни секунды не сомневалось.
Она откашлялась.
– В таком случае, – объявила она, – не пора ли твоей душе, так долго стыдившейся твоего мяса, взять и поблагодарить мясо за то, что оно создало наконец что-то прекрасное?
Я подумал немного.
– И это похоже на правду, – признал я.
– Нет. Это надо в самом деле сделать.
– Как?
– Вытяни руку перед глазами, – велела она. – Теперь посмотри на эти пять загадочных разумных зверюшек с любовью и уважением, и громко скажи им: «Благодарю тебя, Мясо».
Я так и сделал.
Держа руку перед глазами, я сказал, громко и от души:
– Благодарю тебя, Мясо.
Радуйся, Мясо. Радуйся, Душа. Радуйся, Рабо Карабекян.
УДК 821.111(73)
ББК 84 (7Сое)-44
В73
На обложке использованы фотография армии США и иллюстрация Гюстава Доре к сказке Шарля Перро «Синяя Борода»
Воннегут, К.
В73 Синяя Борода: роман / Курт Воннегут. – Zamok Publishers, Wayland, MA USA 2010. – 273 с.
ISBN 978-0-9765679-7-4
«Синяя Борода» стоит немного в стороне от привычной прозы Курта Воннегута: в книге нет ни фантастических, ни даже футуристических элементов, и человечество на этот раз не погибает в глобальной катастрофе. Мы знакомимся с историей жизни пожилого американца армянского происхождения, случайно разделившего с автором как некоторые подробности опыта Второй Мировой войны, так и некоторые детали воззрений на современную живопись и искусство в целом.
УДК 821.111(73)
ББК 84 (7Сое)-44
Перевод с английского Ю. Мачкасова
Подписано в печать 18.01.2011. Формат 84х108 1/32
A7sharp9, an imprint of Zamok Publishers
PO Box 5091, Wayland, MA 01778 USA
bluebeard @ a 7 sharp 9. com
Отпечатано с макета издательства.
©1987 Kurt Vonnegut
©2010 Ю. Мачкасов – перевод, примечания
©2010 Zamok Publishers
[1] Работа аспиранта Воннегута на соискание ученой степени на кафедре антропологии Чикагского университета рассматривала параллели между художниками-кубистами и предводителями индейских восстаний в Америке в XIX веке. Она была отвергнута ученым советом как «непрофессиональная». Впоследствии тот же университет принял в качестве диссертации написанный Воннегутом роман – не этот, впрочем, а «Бойню №5».
