– Нет! Нет! Нет! – причитала, вся трясясь, смертельно испуганная девочка.
Отец Александр проснулся среди ночи и в темноте комнаты ясно увидел, как горит дом Торопцевых.
– Господи, Боже мой! – воскликнул он, вскочил с кровати и стал одеваться. Стараясь двигаться как можно тише, выбрался из своей комнаты. Но куда там, Ева-то была полуночница и как всегда не спала, читала что-то при тусклом свете керосиновой лампы. Раньше за это её часто бранила матушка Алевтина, а теперь некому было сделать даже замечание. Приметливая Ева мигом смекнула, что отец Александр оделся не для того, чтобы сходить по нужде.
– Батюшка, там стрельба, не ходили бы вы никуда.
– Не бойся, я только пройдусь немного, что-то душно мне, хочу подышать, – прошептал батюшка.
Он вышел из дому, сделал несколько шагов по улице и сразу учуял запах дыма. Прибавил шагу, до Торопцевых было не так далеко. Вскоре он увидел и зарево, а когда свернул на другую улицу, его взору предстала вся страшная картина. Дом Торопцевых, окруженный фашистами, весь был объят пламенем. Священник остановился в отдалении и стал молиться о том, чтобы в доме никого не было, чтобы Торопцевы успели убежать и спрятались в храме. У Николая Николаевича ведь имелись запасные ключи. Немцы не расходились, зрелище вызывало в них ликование. Они орали и улюлюкали. Пили из горлышек, стреляли в горящий дом и даже поранили кого-то из своих.
Лишь когда дом, основательно прогорев, рухнул, фашисты стали расходиться и снова пели свою рождественскую песню:
– Schlaf in himmlischer Ruh’!..[13]
А отец Александр поспешил в храм.
Как жарко он молился, чтобы там обнаружилось всё семейство Торопцевых, целое и невредимое!
Но храм оказался пуст…
Утром люди пришли на пепелище, разгребли дымящиеся сгоревшие брёвна, достали обуглившиеся трупы. Оля, Надя, Костик и сам Николай Николаевич не сильно обгорели, их нашли мёртвыми в погребе. Вассу Петровну, Диму и Катю распознать было почти невозможно. Прихожане отца Александра взялись за дело, и к вечеру семь небольших гробов прибыли в церковь. На следующий день утром батюшка совершил отпевание. Останки в гробах были укрыты тканью, дабы не мучить людей страшным видом того, что сделали с Торопцевыми фашисты.
Когда состоялось погребение, отец Александр произнёс слово:
– Нам всё время твердили: «Немцы пришли сюда, чтобы вернуть Россию в Европу». Вот мы и увидели, какая она, Европа. Празднуя своё католическое Рождество, она совершает такие злодеяния. И что же, нужно нам в эту Европу? С её Лютером? С её Гитлером? Да нет же! Анафема! Анафема тем, кто пришёл в наш дом и творит немыслимые преступления! Анафема! А тем, кто принял в ночь на католическое Рождество венец мученичества, тем ещё раз споём: во блаженнем успении вечный покой! Упокой, Господи, души усопших раб Твоих! И сотвори им вечную память.
– Вечная память, – запели прихожане отца Александра Ионина и сам батюшка вместе с ними. – Вечная память. Ве-е-ечная па-а-амять!
В тот же день батюшку вызвали в комендатуру. Он шёл в ожидании ареста, но, как ни странно, с ним обошлись вежливо. Комендант Фогель предложил сесть в кресло, обратился к священнику учтиво, а переводчик полицай Приставкин перевёл:
– Мы должны сообщить вам, что произошло с семейством вашего прихожанина. К нему пришли в гости два офицера, желая поздравить с Рождеством. Но господин Торопцев открыл по ним огонь из охотничьего ружья, тяжело ранив одного из офицеров. Другие офицеры не смогли сдержать свои чувства и подожгли дом. Торопцевым было предложено покинуть жилище, но они почему-то предпочли сгореть.
– Это всё?
– Нет, не всё. Вы должны донести сказанное до сведения прихожан вашего храма. Понятно?
Не говоря больше ни слова, отец Александр встал с кресла и молча ушёл. Он ждал, что его догонят, повалят, станут избивать, свяжут и бросят в темницу. Но никто за ним не погнался.
Вечером он служил в храме. Во время службы в храм вошли два рядовых эсэсовца. Встали в сторонке. Увидев их, отец Александр подошёл к ним и громко произнёс:
– Вон отсюда!
Те сняли с голов шапки.
– Я не про шапки, – сказал священник. – Я говорю: вон отсюда! – И он, указывая на дверь, добавил по-немецки: – Вег!
Немцы переглянулись, один, брезгливо нахмурившись, сказал что-то другому, и они удалились.
– Ну, теперь берегись, храм подпалят, – в ужасе проговорил дьякон Олег.
– Какая смерть может быть лучше! – ответил ему отец Александр. – Считай, как будто на поле брани.
Несколько прихожан всё же боязливо исчезли из храма, но немногие, человек пять, не более. Остальные взволнованно ждали, что произойдёт дальше, готовые принять любую участь. Но богослужение прошло до конца, а никто так и не пришёл поджигать церковь.
На девятый день гибели Торопцевых отец Александр отслужил панихиду и прочитал такую проповедь:
– Иногда некоторые меня спрашивают: «Как часто надо ходить в церковь? Надо ли каждый день или можно не каждый? Надо ли приходить в каждое воскресение и в каждый праздник или можно иногда пропустить и воскресение и праздник?» Раз и навсегда я хочу ответить: не ходите вовсе! И не надо ходить. Не ходите в храм Божий вообще!
Слушатели недоуменно затихли, а отец Александр выдержал паузу и продолжил:
– Не будете ходить в храм Божий и, когда помрёте, окажетесь в аду. Рядом с Гитлером. И будете вечно там гнить рядом с Гитлером. Вечно! Только подумайте, вечно рядом с Гитлером!
Прихожане дружно выдохнули, дождавшись, куда клонил батюшка. А отец Александр измученно улыбнулся и закончил:
– Ну а кто хочет вечно в раю с Александром Васильевичем Суворовым, тому добро пожаловать в церковь!
И наступило наше Рождество.
Все эти дни отец Александр ждал ареста. Удивительно, почему немцы до сих пор терпели его отчаянную смелость! Он сам не знал, радоваться этому или огорчаться. Но вот что по-настоящему сильно огорчало его, это предвидения. Почему они являлись к нему не загодя, а только тогда, когда страшное событие уже происходило? Он мог бы предотвращать гибель людей, а ему дано было лишь увидеть свершающееся.
В день светлого Христова Рождества, причащая прихожан, отец Александр услышал гул самолётов и почему-то подумал: «Наши летят к нам на праздник». После службы он вышел из храма и долго смотрел в небо.
– Что там, батюшка? – спросил его Коля.
– Мне кажется, к нам сюда наши самолёты летят. Слышишь гул, Колюня?
– Ничего не слышно, батюшка.
– И что же, никто не слышит?
– Я нет. Я тоже нет. И я. И я, – отозвались дьякон Олег, Витя, учитель Комаринский и Ева.
– Странно, что вы такие глуховатые, – покачал головой отец Александр и отправился домой.
А через час советская авиация нанесла удар по селу Закаты. Бомбы рвались на улицах, сотрясая дома, валя заборы, рассыпая немцев по всем щелям и углам. Взлетела на воздух комендатура, были уничтожены два танка, стоявшие рядом с ней, и многих немцев и полицаев отправило летучее воинство во ад, туда, где, по словам отца Александра, уже уготовано было место и для Гитлера.
В феврале отец Александр получил из Пскова циркуляр от Управления Псковской Православной миссии. В нём говорилось о том, что по указанию экзарха деятельность миссии прекращается. В случае объявления эвакуации церковные ценности необходимо будет вывезти в Псков. Кроме того, приказано было принять от церковных старост кассовую наличность и передать её вместе с церковными ценностями управлению миссии.
После гибели Торопцева отец Александр так и не удосужился избрать нового старосту. Дал себе слово, что сделает это на сороковой день.
– Получается, я сам себе должен отдать церковную наличность и везти её во Псков, – проворчал отец Александр. Он был недоволен тем, что экзарх сворачивает деятельность Псковской Православной миссии. – Ну и что, что вернутся большевики?
По всей Псковщине уже вовсю шла насильственная эвакуация населения. Ежедневно тысячи людей целыми деревнями угонялись в Прибалтику. Ждало своей участи и село Закаты. После авианалёта в селе было немного немцев, жили они по разным домам, и, быть может, поэтому село до сих пор не подверглось эвакуации. А потом немцы и вовсе исчезли.
– Вот мы с вами, дорогие братья и сестры, вновь дожили до Великого поста, – произносил отец Александр очередную проповедь. – Дожили, в отличие от многих, кому Господь ныне уготовал свои лучшие небесные селения… Русская армия по всем фронтам гонит захватчиков с нашей земли. Скоро и сюда придут наши войска. И нас спросят, как мы жили под врагом. И мы ответим: жили честно, врагу не служили, души свои не погубили предательством…
Пришла Пасха, а вместе с нею и советские войска. Отец Александр радостно встречал их с иконой Александра Невского в руках. Он тщетно выглядывал:
