Кимми? Это невозможно.
Мелани не может вернуться в эфир. Просто не может.
Она уже испытала на себе внимание СМИ и знала, к чему это приведет.
Монтаж Вилфрида все еще крутился в эфире. Надо предупредить помощника, чтобы он занялся стримом и пустил другие архивные ролики.
Но у Мелани просто не было сил.
Следовало успокоиться.
Ее дочь… ее дочурка… Малышка Кимми подает на них в суд…
Мелани почувствовала себя до ужаса одинокой.
Брюно ушел ранним утром в шоурум джакузи, чтобы выбрать подходящую для их сада модель в качестве подарка от компании. Может, он все знал и скрыл от нее?
А может, об этом было написано в заказном письме, за которым Мелани поленилась сходить на почту?
Нет, это невозможно. Ей не верится.
Ее малышка Кимми подает в суд…
Сообщение Вилфрида вырвало Мелани из оцепенения: он займется эфиром.
Мелани сядет и будет ждать мужа. В тишине.
«Дорогие» начнут волноваться.
Она получит море сообщений, потому что они с ума сходят по любому поводу.
Плевать на «дорогих», хоть раз — черт — они могут подождать. Она и без того дает им много, это переходит уже все границы. Как же иногда эти «дорогие» бесят.
Мелани выпьет кофе. И плевать. Глубоко плевать. Она так устала.
Кстати, да, она попробует все капсулы. Желтые, зеленые, розовые и — главное — золотые. Все золотые.
В конце концов, она — фея и ничего не боится. На фей нельзя подавать в суд. Феи бесстрашные. Феи умеют различать добро и зло. Феи выше всех обстоятельств и мерзких нападений.
* * *
Бывалые полицейские поддерживали традицию, называя Клару Профессоршей. Однако после поразительного, нашумевшего возвращения в тренды ведущего-грамматиста шестидесятых — восьмидесятых годов на платформу «Винтаж», несмотря на то, что тот умер много лет назад, молодежь прозвала Клару Академиком Капелло. В уголовной полиции, как и в остальных отделах, с ней часто заключали пари, делали ставки… Чаще всего требовалось ввернуть в протокол редкое словечко или несуществующее выражение, вытянутое наугад. Ее новой группе очень нравились подобные игры — надо же как-то развлекаться. В прошлый раз Кларе пришлось употребить слово «припорошенный» — детская забава — в заключение, направленное в прокуратуру. До этого ей попались «елки-палки» — пришлось потрудиться. В этот раз Клара должна была вставить устаревший, но очаровательный глагол «выбранить» в сводный отчет. Она всегда выигрывала.
Весь день Клара провела за образовательной онлайн-программой о невербальном поведении, предшествующем вспышке агрессии.
Вернувшись домой, следовательница включила радио. Ей никогда не нравились каналы, крутящие новости двадцать четыре часа в сутки, но кроме вечерних выпусков и нескольких ежедневных программ по спутниковому и кабельному было больше нечего смотреть.
Открывая холодильник в поисках еды, Клара вдруг уловила имя Кимми Диоре и прислушалась. Она подошла поближе к колонкам.
Женщина — явно эксперт по этому вопросу — уверенным голосом уточняла некоторые детали:
— Не только бывшие дети-звезды подают на своих родителей в суд. Мода на отключение от соцсетей и сокращение цифрового следа пользуется все большей популярностью у молодежи. Повзрослев, некоторые из них осознают, что уже обременены огромным цифровым багажом, который уничтожает все надежды на анонимность. Тогда, согласно праву на образ и цифровую девственность, они прибегают к правосудию и требуют, чтобы родители удалили их фотографии или видео, снятые, когда потерпевшие были детьми. Некоторые даже требуют компенсации морального вреда.
Журналистка, голос которой казался Кларе знакомым, продолжила беседу:
— Вернемся к новости, которая собрала нас здесь вместе: к иску Кимми Диоре. Она подает на родителей в суд за ущерб, нанесенный ее имиджу, нарушение права на личную жизнь и сомнительные меры воспитания. Вопрос к вам, господин Корин Бюисон, что именно это значит?
— По закону, до совершеннолетия право на образ ребенка принадлежит его официальным опекунам. Но этот образ — не их собственность, а объект защиты. Родительский контроль в общем и целом должен служить интересам ребенка. Некоторым родителям и в голову не приходит, что их чадо рождается уже с правом на образ, поэтому ведут себя как владельцы. Родители, на которых дети сегодня подают в суд, не только не защитили это право, но в некоторых случаях, можно сказать, злоупотребили своей ролью в воспитании.
— Хочу напомнить, что закон, призванный регулировать коммерческую эксплуатацию образа детей-инфлюенсеров на онлайн-платформах, был принят в две тысячи двадцатом году. Значит ли это, что он не работает?
— Нет, я бы так не сказал. Франция была одной из первых стран, урегулировавших этот вопрос, — это символично. Родителей предупредили: осторожно, вы не можете делать что угодно. Некоторые отступили. Но, как это часто происходит, нам не дали инструкцию по применению этого закона на деле.
— Хотите сказать, его исполнение никто не взял под контроль?
Адвокат выдержал паузу, прежде чем ответить.
— Во-первых, закон ограничивает продолжительность съемок в течение суток, в соответствии с возрастом ребенка. В этом вопросе закон отсылает к ограничениям для детей-актеров. Например, шестилетнему ребенку можно сниматься три часа в день, а подростку двенадцати лет — четыре. Когда речь идет о модельных или киносъемках, которые изначально ограничены по времени, тут все понятно. Но в масштабах всего детства, когда родители снимают своих детей каждый день, все совсем по-другому. Во-вторых, вы говорите о контроле… За последние несколько лет хоть к одной семье приходил домой инспектор по вопросам труда?
— А в том, что касается финансового вопроса, есть какие-нибудь изменения?
— Послушайте, я не стану вещать на всю страну о способах обойти закон. Их очень много, и большинство заинтересованных семей уже нашли вариант по душе. Приведу лишь один пример. На одном из лидирующих в данном секторе каналов появлялись ролики с двумя мальчиками-близнецами, собирающие миллионы просмотров и принесшие несколько миллионов евро. Информация о доходах появилась на одном новостном сайте: законный опекун обратился в модельное агентство, чтобы оплачивать труд своих сыновей. Он задекларировал и оплатил соответствующее количество часов, согласно принятой ставке. Суммы отчислялись на сберегательный счет, как того требует закон. Однако, считая себя автором, режиссером и продюсером роликов (что было правдой), который прилично вложился в необходимую для съемок технику, родитель продолжал получать основную часть гонораров от рекламодателей и доходов с «Ютьюба». Кто может проконтролировать, как он делит суммы? И это лишь один пример… Я уже не говорю о набирающем обороты семейном влогинге, когда вся семья участвует в постановке, а ребенок считается даже не основным героем, а актером массовки… И это никак не регулируется законом.
— Вопрос тогда к вам, Сантьяго Вальдо. Вы психиатр и психоаналитик, долгое время занимаетесь последствиями раннего присутствия в Сети. Можете что-нибудь добавить?
— С самого раннего возраста желания ребенка подменяются, и в итоге он действительно думает, что сам этого хотел. На самом же деле у него просто нет выбора. Он оказывается заложником родственных связей, установленных между ним и родителями, которые быстро добавили к отношениям коммерческий интерес, поскольку вся семья живет на эти доходы. Другими словами, молодые люди, которые сегодня подают в суд, слишком рано столкнулись с требованиями, которые ребенок не должен выполнять: привлекать, рекламировать, отвечать фанатам, следить за имиджем и так далее. Большинство из них очень дорого за это заплатили.
— В чем заключается вред, нанесенный детям?
— Можно констатировать, что они не в полной мере доверяют родителям и с трудом могут выстроить здоровые отношения с партнером. Для повзрослевших инфлюенсеров характерны также глубокое одиночество, обостренная ранимость, предрасположенность к зависимостям и другие, более серьезные симптомы.
