— Все, помылся!
— Брызнул на себя и говорит «помылся»! Вот я сейчас вымою тебя — присядь!
Он не успел присесть, как мать взяла шланг и на несколько оборотов открыла водопроводный кран. Вода пошла с напором. Направив на него шланг, мать приказала:
— Давай-ка теперь мойся, как следует.
Плеск воды и говор их голосов разносился по улице. Исмаил быстренько потер свое тело руками и опять заявил:
— Помылся!
— Под плавками помой, грибами зарос!
Вода из шланга сильно била по его телу, обливая его с ног до головы. Мать приговаривала:
— Повернись-ка спиной. Ага, вот так, этот бок, чисто-чисто. Не бойся помыться, как следует. Со всей силы три. Воды не бойся, грязнуля ты, грязь, бродяга, беспризорник…
Она прижимала указательным пальцем носик шланга, и напор воды усиливался.
— Ты еще человеком не стал, не понимаешь ничего, до отца тебе далеко, так и вырастешь бродягой!
Он скорчился. Холод воды кусал кожу. Охота мыться пропала. А мать сквозь зубы все приговаривала:
— Как сова ночная стал, нет, чтобы сказать: у меня есть мать, есть братик маленький, я забочусь о них, я ведь, черт возьми, старший сын, бродяжить брошу и устроюсь на работу!
— А кто мне даст работу, меня в армию заберут.
Мать опустила шланг и закрыла кран.
— Старшина санитарной службы сказал, что у тебя освобождение, пусть, говорит, придет, я ему выправлю.
— Это какой старшина?
— Да в начале улицы живет, муж Зинат-ханум. Работает в службе воинского учета. Сам мне сказал. Завтра иди к нему, послушай, что он скажет тебе, слышишь меня или нет?
— Да слышу, слышу!
Из коридора появился плачущий Махбуб. Он ступал как-то неестественно и всхлипывал судорожно. Мать посмотрела на него и спросила:
— Ты теперь… Что стряслось?
Махбуб, хватая ртом воздух, тер глаза кулаком. Через всхлипывания он произнес:
— Трусики намочились.
Мать подошла к нему.
— Вот наказание! Прямо скажи: обоссался, всю постель замарал. Что ты ревешь? Господь меня наказывает вами. Одного медведя вонючего обмыла, теперь тебя?
Для начала она с размаха дала Махбубу подзатыльник. Потом спустила его трусы и сняла их с него. Взяв его за руку, подвела к крану и направила струю шланга на его пах и ноги. Махбуб стеснялся Исмаила, прикрывал срам рукой. Исмаил, взяв полотенце, повернулся к нему спиной и вытирался. Мать, на чем свет стоит ругая Махбуба, мыла его, то и дело влепляя ему подзатыльники. От страха Махбуб плакал вполголоса. Исмаилу было его жалко. Когда мать ушла за чистым бельем для Махбуба, он подошел к нему и спросил:
— Чего ты ревешь? Смотри, я вот тоже обмылся.
Махбуб втянул сопли и спросил:
— Ты тоже описался?
Исмаил рассмеялся:
— Хуже, значительно хуже.
Махбуб забыл о плаче и с интересом смотрел на Исмаила. Тот потрепал его по голове и плечу и сказал:
— Не плачь. Завтра возьму тебя в кофейню Али-Индуса смотреть мультики.
— А в кино возьмешь? Там «Французские цыплята» идут, это здорово.
— Возьму, возьму, а теперь не плачь!
Али-Индус подошел со стаканом крепкого чая и сел рядом, спросил:
— Что грустишь, Исмаил-синеглаз, никак влюбился в кого-то, а мы и не знаем?
Ухмыльнувшись, Исмаил ответил:
— Где там — влюбился, дядя Али! Шутите, наверное?
— Я шучу, Исмаил? Ты какой-то слишком серьезный стал. С утра до ночи сидишь тут, читаешь про Хосейна-курда Шабестани, кроссворды решаешь или телевизор смотришь, и не пойму я, что тебя гложет? Хочешь, индийскую музыку тебе включу?
— Что мне с нее, слезы лить?
— Хоть слезы лей, хоть пляши. Чего грустишь, освобождение от армии ты получил, теперь работу хорошую найди, а то мать совсем чахнет, изводится о тебе.
— А где мне найти хорошую работу? Может, ты покажешь?
— И покажу. А ну-ка вставай, пошли, покажу.
Али-Индус схватил Исмаила за рукав и повлек его к дверям кофейни, указал на другую сторону улицы:
— Вон, гляди, видишь того парня?
— Какого?
— Ну вон того, в подштанниках у дверей стоит. Племянник Хасана, посудного торговца!
— Вижу его, и что дальше?
— Дальше что? Этот парень — и месяца не прошло, как из деревни приехал сюда, и вот, глядь, в банк устроился. А на лицо его посмотри, таких навоз грузить не берут!
— А я-то что? Поздравить его только могу.
— Ты что? А ты подойди к нему, поговори, спроси, как он пролез в банк, и ты — тем же ходом.
Исмаил отвернулся.
— Я к такому грузчику навоза сто лет не подойду.
Али-Индус болезненно скривился.
— А завтра окажешься под его началом и будешь шею гнуть. А что ты думаешь?
И он сам перешел на ту сторону улицы и заговорил с молодым человеком. Через некоторое время вернулся.
— Зовут его Сафар, взял адрес у него. Сказал, иди прямо завтра утром. Говорит, обязательно надо одеться почище и галстук не забыть повязать.
Исмаил взглянул на Али-Индуса и ничего не ответил. Опустил низко голову. В кофейню вошел длинный Байрам.
— Салям, Али-ага!
Он оставил свой посох рядом с дверью и прошел к умывальнику. Потом с мокрым лицом вышел и уселся рядом с Исмаилом.
— Ну как дела, Синеглаз-красавчик? «Спортивный мир» есть у тебя?
— Был, да кончился.
— Как, до нас дошло — и кончился? Так что у тебя? Али-ага, чаю мне принеси — в глотке пересохло.
Исмаил молчал. То, что сказал Сафар, ввергло его в уныние. Особенно — то, что нужно надевать галстук.
— Исмаил-синеглаз, вечером в футбол сыграем?
— Пока неясно.
— Да ну тебя, важность-то не напускай, попробуй лучше гол забить. Посмотрю, у кого сегодня хватит умения пробить Байрама-хана.
— Скажи лучше: Байрама-чабана.
Исмаил встал и вышел из кофейни.
Галстука у них в доме не было. Пришлось идти брать напрокат у местного фотографа. Галстук был бордовый, с мелкими белыми цветочками. Хотя Самад-ага знал Исмаила, он все-таки взял с него плату в десять туманов и сказал: «Завтра вечером верни, клиенты его больше всего любят». Придя домой, Исмаил встал перед зеркалом и прикинул галстук к шее. Сдвинул так, потом этак. Сбалансировал на кадыке. Неуверенно завязал бесформенный узел, поместив его по центру. Этот узел, похожий на комок шерсти для пряжи, неровный и некрасивый, висел под его кадыком, конец же галстука, подобно маятнику старых часов, оказался сбоку от пупка. Исмаил помрачнел. Распустил узел и завязал снова. И опять он как-то расползался. В это самое время из школы пришел Махбуб. Увидев брата перед зеркалом с галстуком на шее, он от радости едва мог дышать и завизжал:
— Ой, милый, это же!.. Дай мне, я завяжу, милый, дай, прошу тебя!
— Иди своей дорогой, я сам не могу завязать, а тут ты хочешь?!
Махбуб замолчал, с тревогой внимательно глядя на пальцы Исмаила, сражающиеся с узлом. Не получалось. Не осилить ему было. Все смешалось в голове. Исподлобья глядя на Махбуба через зеркало, Исмаил сказал:
— Ну-ка быстро найди фотографию галстука и принеси мне.
Махбуб не понял.
— Фотографию галстука? А где мне взять ее?
— Откуда я знаю, где, быстро найди!
Тот бросил свой портфель и выбежал из комнаты. Через некоторое время вернулся с газетой в руках.
— Смотри, я нашел!
Исмаил, не глядя, протянул руку и взял газету.
— И что, где тут?
Махбуб торжествующе подлез ближе:
— А вон, внизу!
Исмаил посмотрел. Это была программа показа фильмов в кинотеатрах Тегерана, а рядом с ней — кот в шапке-кепи на голове и с шикарным, толсто завязанным галстуком.
— Ах, кот?!
Махбуб блеснул глазами и обиженно ответил:
— Нет, галстук!
Исмаил смял газету и ударил Махбуба ею по голове:
— Грязь безмозглая, не понимаешь, что ли, что нужна настоящая фотография, а ты вместо человека кота принес?!
Махбуб всхлипнул и, отскочив прочь, завизжал:
— Сам ты грязь, не можешь галстук завязать, зачем дерешься? Мамочка! — и, хныча, ушел во двор. Исмаил услышал материнскую ругань:
— Будь ты проклят, медведь вонючий. Зачем ребенка бьешь по голове? Когда Господь освободит меня от проклятья этого?!
Вечером мать взяла галстук и отнесла его в дом старшины санитарной службы, сказала его жене:
— Исмаил, если Господь позволит, завтра идет в учреждение. Там, говорят, обязательно нужен галстук. А мы не умеем с ним обращаться. Если не трудно, не мог бы господин старшина завязать узел?
Жена старшины, после расспросов и приговариваний: «Ай-вай, с большим удовольствием, какая трудность…» — унесла галстук и отдала своему мужу. Старшина аккуратно завязал на нем узел и вернул галстук. Его жена, передавая галстук, пояснила, как делать узел, если он вдруг развяжется. Мать бережно принесла его в дом и до утра положила в комод.
На следующее утро Исмаил поднялся рано. Побрился, торопливо позавтракал и встал перед зеркалом. Мать все приготовила заранее: пиджак, брюки, рубашку и галстук, на котором был узел, завязанный старшиной санитарной службы.
