– Хоть эту мымру не бросай. Вдруг я тоже подохну. Так хоть продолжишь свой окаянный род. – Подростковая высокопарность питалась свежепрочитанными легендами Круглого стола. – Иначе кто еще захочет от тебя родить!
Некоторые слова не стоит говорить, потому что у них нет срока давности. Саша не держал зла на отпрыска, хотя был сильно обижен. Он только взял с тех пор несносную манеру ссылаться на демографический миф:
– Тебе нужен магнитофон? Но ты ведь знаешь, Кас, что ты у меня не единственное чадо. А что, если все остальные попросят по магнитофону? Я не потяну.
Из назиданий Сашеньки свояченице Айгуль: «Душа моя, всегда легко объяснить, почему с ним не стоило связываться, и невозможно объяснить, почему ты все-таки с ним связалась».
Шестнадцатилетие Каспар встретил в новой школе. Они с отцом переехали. Сашенька говорил, что все из-за Лейлы Робертовны, из-за того, что она поет громкие серенады под окном… Не успели вздохнуть от покорной мечтательницы Иры, так нагрянула еще одна соискательница. Cимпатичная особа. Щедрая и выносливая. Полнокровие индийских одноразовых актрис в сочетании с невротичной интеллигентностью севера. Неустойчивость этого соединения она скрепляла крепким градусом. И ведь знала меру! Только иногда ее зашкаливало, и в эти моменты она пела. Пилила вены продольными разрезами. Пыталась приготовить бухарский плов в полотняных мешочках. Да мало ли что еще может прийти в голову женщине с фантазией!
Она холила Шерифа, читала ему своего любимого Низами, полагая, что собаки и лошади наделены эстетическим чутьем. Пес отвечал ей симпатией. Лейла не делала никаких матримониальных поползновений. Она делала набеги дня на три, причем отнюдь не каждый раз устраивая фейерверк и содом. Это могли быть чопорные прогулки с лекцией о Данте для всех членов семьи. Уроки игры на шестиструнке для Каспара. Или громкие разговоры о работе с отцом при закрытых дверях. Лейла ведь появилась из недр «темных дел». Когда Айгуль позволила себе упрекнуть Сашеньку в связях с неблагополучными женщинами, тот только ухмыльнулся:
– Это мы с тобой неблагополучные. А Лейла Робертовна – лучший юрист в городе.
Но Сашенька предпочел хлопотно сбежать от лучшего юриста. Не хотел обижать отставкой хорошую женщину. И полезную к тому же. На самом деле причина, конечно, была в махинациях, как называла это Айгуль. Отцу надо было для каких-то бумаг оказаться проживающим в другом районе. Но Каспар тогда не желал вникать в причину перемен. Сама идея переезда казалась ему бессмысленной и дикой. Тем более, когда Сашенька так неумело врал. Ну от кого можно спрятаться в маленьком городе?! И как нелепо, что переезд случился теперь, когда нет мамы, которая всегда была готова к смене ландшафта за окном, но так и не дождалась новой квартиры. Особенно удручал переход в другую школу. Но Сашеньку было не переупрямить:
это была новая школа, и… конечно, лучшая в городе. Как будто в последнем классе необходимо было надышаться свежими веяниями в образовании! Бекетов и Найденов советовали решительно протестовать побегами из дома. Потому что родитель непременно должен был испугаться и одуматься. Но вместо побегов Каспар «одумывался» сам. Его вдруг начали терзать мысли о роли брака и отношений полов в истории человечества.
Если бы отец не остался один после смерти матери, мир для Каспара так и сохранился бы первородно гармоничным. Если бы не появилась странная Ира с будущим младенцем в клюве, как пародия на счастливого аиста, Каспар никогда не нанес бы Сашеньке душевную рану. А Лейла Робертовна и вовсе лишила родного крова! Пусть не в ней причина – но с нее все началось… Насколько же человек зависим от того, кто с ним рядом! Погода, политика, индекс Доу Джонса не идут ни в какое сравнение с дурным настроением подруги. А уж всякого рода форс-мажоры с ее стороны и вовсе могут перевернуть тебе всю жизнь. При этом отсутствие у индивида фертильного возраста такого мощного источника проблем само по себе тоже является проблемой, – об этом Каспар не раз слышал в разговорах матушкиных «прихожанок». Пора было спасать род людской, пока он окончательно не погублен семейными катаклизмами.
Каспар не мог забыть и о своих личных обязательствах перед матерью. Она хотела для него идеального брака. Одного, на всю жизнь. Но Каспар чувствовал, что одному ему не под силу выполнить столь грандиозную задачу. Даже благополучный Марик женат второй раз. И то, по давней оценке Авроры, это далеко не идеальный брак, потому что держится на безоговорочной покорности жены. А это не наш метод! Наш метод – счастливый союз свободных и сильных людей. Причем один из этих людей – ценный интеллектуальный работник, мудрая мать и отменная домохозяйка. Каспар понимал, что требования к женской половине неосуществимы, – даже в отрочестве он не был идеалистом, ведь под боком вещал Сашенька. А что говорить про второго свободного человека, – к мужскому индивиду требования Авроры были еще жестче… Нет, одной паре не потянуть поставленных задач. Необходимо распылить мечту на многих – пусть все попробуют. Надо только провести среди них разъяснительную работу. Предостеречь от ошибок. Предложить гибкий путь, минуя общественные стереотипы. И пусть каждый попробует на свой лад.
Отсутствие теоретической базы и системного подхода, столь почитаемого Сашенькой, не пугало. Кого это пугает в шестнадцать лет! Сила дерзновенного мотива – вот лучший двигатель! Ведь Каспар убивал сразу двух зайцев: отрабатывал родительскую программу, как сказали бы не чуждые психологии, и выбирал дело жизни.
Об избранной миссии Каспар немедленно доложил родителю. Сын по-прежнему чувствовал себя перед ним виноватым. Сформулировал свое кредо он весьма туманно и не слишком надеялся на одобрение. Суета переезда и какие-то неведомые служебные перемены так донимали в последнее время Сашеньку, что тот, приходя домой, немедленно засыпал перед телевизором.
– Ты решил стать сводником? Странное занятие для мужчины. Хотя… может, в этом как раз изюминка. Но запомни: мужчины больше доверяют женщинам. А женщины – тоже женщинам.
После этого излюбленного тезиса Сашенька задремал, а Каспар ушел в грезы. Он не был уверен, что хочет быть сводником. Скорее теоретиком сводничества. Человек беззащитен против стихии семейного насилия. Общественная мораль в лучшем случае жалеет одиночек.
Чаще не одобряет. Нужен компромисс. И гуманные стереотипы. Каспар достал свежую тетрадь в девяносто шесть листов и с неумолимым нажимом на клеенчатую обложку нацарапал заголовок: «Инстинкт и необходимость». Потом первое предложение: «Семья умерла». Он был горд собой. В шестнадцать лет он начал писать свой первый научный труд.
Лучшая школа встретила гадостью. Каспар поступил в класс, где учился сынок директрисы. У него был резкий, свистящий голос и заносчивая физиономия. Надменный и плоский субъект… Каспар случайно услышал его болтовню в пустом коридоре после уроков. Это был приятный октябрьский день, который на медленном огне подогревало ослабевшее солнце. Желто-красный колорит, перспектива похода к Руслану, обещавшему дать покататься на новом мотоцикле. Точнее, прокатить, но потом-то можно было напроситься на большее! И вот предвкушающий Каспар подходит к раздевалке, облачается в куртку и улавливает чей-то разговорец. Краем глаза он видит спину неприятного персонажа и даже не думает проявлять к мизансцене интерес. Обсуждают, кстати, кого можно позвать на день рождения. Не важно чей! Каспару в голову не пришло, что речь может пойти о нем, ведь он новенький, хоть и неплохо поладил с местным народом. Но резанул один вопросительный фрагмент:
– А… этот… сын парикмахерши и уголовника? Ты о нем, что ли?
Каспару в тот момент совсем не хотелось вникать в обидное и реагировать на него благородным негодованием. Ему было лень. Тем более в приближении к радужным перспективам. Сама туманная необходимость агрессивных действий в сторону хоть и неприятного, но малознакомого субъекта казалась надуманной. Однако в итоге именно испорченное удовольствие предвкушения подтолкнуло Каспара к молниеносным действиям. Он еще не вполне осознал смысл сказанного, когда его кулак неловко смазал обидчика по уху. Каспар никогда не был умелым драчуном. Однако аффект дилетанта особо опасен для противника – и дилетантам это должно поднимать боевой дух.
После возмездия осталось ощущение неприятной твердости сокрушенного габитуса и нелепости победы. И, конечно, послевкусие разбирательств со школьным начальством. Директриса деликатно ушла в тень, вместо нее орудовали ретивые завучи… Надо заметить, что оскорбленная мать отличалась особенной неукротимой вредностью. Ходила она по школе стремительно, сильно наклонив корпус вперед, – будто «большая нужда» застала ее врасплох. Это порождало немало непристойностей с разной степенью тяжести. Теперь же боярыня держала угрожающе прямую осанку, словно живой упрек зубоскалам.
