Александр Покровский - Мертвые уши. Конспект поэмы

Истина заключается в следующем: меня поташнивает.

Только я слышу разговоры о том, что в последнее время достигнута такая невероятная величина в развитии, как сейчас же у меня случаются позывы.

Меня зовет изо всех сил. Ничего не могу с собой поделать. Зовет.

И особенно вот это: «Свет и образование придет!..» – Боже! Боже!

А если я вижу вертикальные проекты, выполненные в виде макетов нашего прекрасного Далёко, то мне сейчас хочется на них помочиться. Просто беда.

Государство – это танк, который ездит по цветочной поляне.

Не так давно появилось слово «пиар», а от него – «пиарить».

Я тут же предложил расширить его глагольную форму с помощью приставок.

Так появились на свет глаголы: напиарить, выпиарить, пропиарить, впиарить, припиарить, недопиарить, распиарить, перепиарить, неперепиарить, спиарить и недоперепиарить.

Говорят, нынешний министр обороны приехал и разнес в клочья училище имени Нахимова, что напротив самого крейсера «Аврора».

Что тут можно сказать?

Слава о нем, я в том уверен, распространится до самых крайних границ и пределов.

Ибо деяния эти угодны.

Я же, со своей стороны, готов сообщить всем, что желаю склонить одного моего знакомого гравера нанести на карту, с самыми подробнейшими разъяснениями и пояснениями, все те места, которые он еще посетит и где он все разнесет в точно такой же пух, как и прах.

Наше правительство работает в Сочи.

С некоторых пор не понимаю, почему правительство Испании не работает на Канарах.

Если б я был некрофилом, то я бы устроился обмывать тела умерших чиновников. Я б их погружал в теплую воду и там гладил бы, гладил бы, гладил бы.

Если б я был каннибалом, я бы сначала наполнил их густой кровью старинные бокалы из драгоценного нефрита, а потом пил бы из них, пил бы, смакуя каждый глоток и закусывая их же сырой печенью. К счастью, я ни то и ни другое.

Совесть – домашний бог. С ней всегда можно договориться.

«В заключении он встретил смерть безмятежно», – напишут на его надгробии. Оно будет в тихом, неприметном месте.

Листья будут засыпать его по осени. А потом они будут на нем плотно гнить. Интересно, как там, под землей, поживает его ДНК? Появилась ли в ней запись «Не воруй»?

Один автор написал книгу «Почти всё».

Всё, до последней, знаете ли, крошки.

Думаю, что она про коитус.

Кстати, готов на эту тему размышлять: всё ли у нас коитус, коитус ли у нас всё?

А может, всё у нас почти коитус или коитус у нас почти всё?

М-да! Не то чтобы я против коитуса, нет.

Некоторые глупцы утверждают, что я не люблю свое Отечество.

Выспренние идиоты, убогие недоумки, недалекие сквалыги, безнадежные лизоблюды, отпетые негодяи, неудачливые шавки, шакалы пархатые, шелудивые псы – вот вы все после этого кто!

Я бы уронил со своего стола бюст Монтескье. Мало того, я бы грохнул об пол миниатюрного Александра Сергеича Пушкина, выполненного в фарфоре, случись мне обнаружить хоть сколько-нибудь приемлемый способ испепеления полчищ этой полночной мрази.

Причины? Вас интересуют причины возникновения во мне столь бурных чувств? Гы-м! Ничего такого.

Просто я наблюдаю среди всей этой бузины только наслоения и наслоения, в то время как сердцу моему были бы милы только отслоения и отслоения.

А хорошо бы, если б наша коррупция разрослась до того, чтоб ей уже занимались не наши органы.

Позвонил Женя Бунимович и спросил: «Ну, как вы там?»

«Там» – это в Питере.

Я сказал, что, судя по состоянию помойки под моими окнами, у нас все отлично.

У меня окна на кухне выходят во двор, и я каждый день вижу мусорные ящики – их там два, а вокруг них – помойку.

Так вот: всегда не хватает еще одного ящика, чтоб собрать в него всю помойку.

То есть один только взгляд на помойку – и я в ту же секунду понимаю, что в государстве нашем, в общем-то, все стабильно. Все на своих местах и город управляем.

Вот если внезапно уберут помойку под моими окнами, то будет повод для беспокойства.

А так – все просто отлично!

Мозжечок – седалище разума, то есть та его часть, которой разум все время на что-нибудь садится.

Что от этого страдает больше – разум или мозжечок, сказать трудно.

Как хочется написать книгу «Опыты страсти». Она будет посвящена истории. Самой правдивой и вместе с тем загадочной истории. Истории того, как зарождается страсть в чиновничьем уме.

Не заглянуть ли нам мимоходом в самый корень вопроса? Вы полагаете, мы сразу же остановимся по причине темноты и путаницы, возникающих из-за притупленности чувств, слабости и мимолетности впечатлений, или же память, подобная решету, не удержит ничего, и даже если это нечто будет размером с дыню? В этом случае прутья клеток растянутся, расступятся, чтобы только выпустить эту тяжесть на свободу.

Ах! Хочется верить, что все это не так.

Ваше, можно сказать, сиятельство!

Граф! Душа моя! До чего же хорошо!

Осклизлыми руками, губами, постепенно расползающимися в глупой ухмылке, и глазами, полными вчерашней похмельной влаги, присягаю и клянусь Вам в преданности и неизменном своем расположении!

Не щадя живота своего, ничем не береженного от послеобеденных бурлений, всхлипывая поминутно, и прочее, и прочее…

Словом, примите уверения.

Мертвая тишина, ты верное доказательство сострадания. Ты наступаешь сразу же после стенаний.

После стенаний по поводу того бедняги, не назначенного премьер-министром только потому, что у него была родинка на щеке, а родинка в этом месте лица говорит о мягкости и душевности, что не совсем кстати, когда речь заходит о назначении на должность. О чем ему и намекнули, мол, тут рассматривается вопрос, но вот ваша родинка.

И он пошел (пошел, пошел), и на три дня лег в косметический госпиталь (правильно будет «хоспитал»), где ему и удалили это уродство, свидетельствующее о мягкости и душевности.

На какие бы судороги ни бросила меня страшная машина окружающей действительности, на какие бы терзания она меня ни обрекла, я всегда буду помнить о последних наших достижениях в области конституционного права.

Больших мук природа не в состоянии вынести, но, поди ж ты!

Только идиот радуется тому, что видит. Для него всё счастье. Остальные люди к этому состоянию только стремятся.

Интересно, не назначат ли когда-нибудь меня на должность совести при президенте с окладом в сорок тысяч долларов?

Инвалиды, смейтесь!

Всякий раз, когда мы смеемся, мы прибавляем кое-какие детали к этой нашей недолгой, но вкусной жизни.

Наткнулся на фразу: «Наши ученые установили, что седалищный нерв очень чувствует приближающиеся приключения…» Это они, стало быть, о жопе. Тонкое наблюдение.

Все зависит от движения встревоженных духов.

Все помыслы человеческие, все страдания и печали, а также радости, подлости, глупости. Словом, все.

А встревоженность же духов напрямую связана с самим зачатием. Не столько со способом оного – с позой и интенсивностью, как с мыслями, опутавшими обоих участников, с разнообразием их путей и направлений.

Не следует безо всякого соображения нестись вперед как угорелые, на манер зеленых обезьян, мартышек или же макак! Иначе на свет Божий не замедлят появиться торговцы недвижимостью, предатели и члены городского парламента.

Не следует тупо и сыто уподобляться молоту и наковальне, поршню и шатуну или же деревенскому насосу для подъема воды из-под грунта. В этом случае мы рискуем наводнить мир клятвоотступниками, убийцами и ворами, а также лицами безо всяких способностей, то есть служащими госдепартамента.

Только мягкое, непринужденное размышление о связи величин бесконечно малых с большими, о влиянии их друг на друга и о взаимном их проникновении в сочетании с движениями неторопливыми, но глубокими и сильными, способны явить нам души благородные, склонные к любви и обожанию всего сущего. Уф!

Мне написали, что у чиновников честные глаза кондукторов. Лучше не скажешь.

Частенько я пребываю в ином расположении духа, недоступном соблазнам ложного остроумия, когда все окружающее воспринимается мною во благо, не столько в собственное, сколько во благо общее. Именно тогда-то я и ощущаю в себе силы быть беспристрастным в отношении каждой твари, выведенной на сцену этого драматического произведения под названием жизнь.