– Один из многих, – поправил Варшавский.
– Правда?.. – Ирена чуть растерялась и пожала плечами. – Может быть, вы откроете мне секрет. Я…
– Это тема особого разговора, – перебил ее Варшавский, – но просто для примера могу вам сказать вот что… – Он замолчал и долгим гипнотическим взглядом уставился на Ирену. – Вы волосы под мышками бреете? – неожиданно спросил он.
Ирена густо покраснела.
– Ну конечно, – ответила она, робко поднимая руку и показывая нежную, как «птичье молоко», кожу.
Виолетта, стоявшая рядом, прыснула в ладошку.
– Вам… – сказал Варшавский и опять сделал долгую паузу, – вам в особенности, брить волосы нельзя ни в коем случае.
– Почему? – тихо спросила Ирена.
– Как вы думаете, для чего Бог сделал физические тела людей именно такими – с густым волосяным покровом подмышками и на лобке? Отвечаю: потому что рядом расположены органы внутренней секреции и проходят жизненно важные лимфатические узлы. Сбривая здесь волосы, вы оголяете защиту молочной железы. А это – рак!
Последние слова он произнес на повышенных тонах, словно выговаривал нерадивой ученице.
– Я думаю, вы ошибаетесь, – вступилась за подругу Виола. – Я кое-что об этом читала. Женщины во всем мире выбривают волосы, делают эпиляцию, и я не слышала, чтобы медики предупреждали об опасности.
– Милая моя, – снисходительно сказал Варшавский, – вы еще молоды и легко попадаете под влияние варваров-врачей, многие из которых – не все, конечно, связаны одним мафиозным узлом. Если бы вы знали, скольких безнадежно больных людей я лечил и успешно вылечил! Сотни и сотни… возможно, тысячи. Ко мне обращались шишки из правительства, жены министров. Я обладаю такой энергетикой, что могу творить чудеса, но если человек игнорирует, запускает… Как вас зовут?
– Виолетта, – она смотрела на него с вызовом и даже чуть враждебно.
– Ваше имя… – он замолчал, пристально ее рассматривая. – Цвет вашего имени почти полностью совпадает с доминирующим цветом вашей ауры. Вам нравится ваше имя?
– Нет. Я предпочитаю, чтобы близкие люди называли меня Виолой.
– Ясно, – отрывисто сказал Варшавский. – Так вот, Виолетта, ваша приятельница… – он сделал паузу, потом перевел взгляд на Ирену и добавил чуть мягче, обращаясь уже непосредственно к ней: – Вы не расстраивайтесь, я был резок, но я хочу вам помочь. Приходите ко мне на консультацию.
И он, величественно развернувшись, вошел в дом.
– Ну что, фиолетовая ты моя, минут через пятнадцать поедем? – спросил Юлиан, подсаживаясь на диван, где Виола вполголоса разговаривала с подругой.
– Поведешь машину? – с робкой надеждой спросила она.
– Поведу. В отличие от тебя, я выпил полторы стопки бурбона и вовремя остановился, так как увидел, что твои щечки подозрительно порозовели.
– Детки мои… – осоловевший Волик плюхнулся на диван рядом с ними. – Сделайте милость, подбросьте дядю. Он ведь где-то рядом с вами живет. Я его привез, но назад везти не могу. И потом, я его боюсь. Ясновидец!
– Неужели больше некому его отвезти? – спросила Виола шепотом, хотя грозного гостя поблизости не было.
– Некому. Вы у нас одни из киношного царства.
– Мы его можем отвезти прямо на Юниверсал студию, пусть покажет им свои шаманские кунштюки! – громко произнес Юлиан.
В эту минуту в комнату вошел Варшавский. Он вытирал руки бумажным полотенцем и направлялся к дивану, где сидела притихшая компания.
– Поедем, Волик, – решительно сказал он. – Я не люблю поздно ложиться.
– Дядя Лева, вас ребята отвезут. Я перебрал немного. Варшавский перевел взгляд на Юлиана с Виолой. Юлиан
сидел, как кролик.
– Конечно мы вас прихватим, – очаровательно улыбнувшись Варшавскому, сказала Виола и, повернув голову к Юлиану, добавила: – Правда, милый?
– Что это за машина? – спросил Варшавский. Он устроился на переднем сиденье рядом с Юлианом, рассматривая освещение на приборной доске с таким видом, как будто перед ним играла своими бликами аура живого существа.
– Это BMW, пятисотая модель.
– Давно она у вас?
– Шестой год. Это машина Виолетты. Я обычно езжу на другой…
– Когда включаете кондиционер, появляется странный свистящий звук. Верно?
– Да, а как вы…
– И аккумулятор у вас вот-вот умрет. Хотя внешне вроде никаких признаков нет, но машина заводится с некоторым усилием. Правильно?
– Как заводится, вы, конечно, слышали, когда садились в машину, тут секретов нет. А вот про свист как догадались?
– Я не догадался. Я знаю наверняка. Проверьте регулировку приводного ремня и поменяйте аккумулятор. Поймите, ваша машина – это не груда железа, пластмассы и проводов. Она тоже прошла эволюцию, как и вы. Первые
фордовские модели были в своем роде неандертальцами. А чем отличались от нас первобытные люди? Неуклюжестью походки, плохим знанием окружающего мира, примитивизмом и так далее. Зато современные автомобили так напичканы электроникой и новейшими технологиями, что они по своим функциям приближаются к управляемым роботам. К счастью, машины еще не научились мыслить, но какая-то примитивная индивидуальность на уровне осязательном у машин существует. Понимаете, что я хочу сказать? Если вы садитесь в машину в гневе на своего начальника или поссорившись с женой – эта негативная энергия не варится внутри вас, как бульон на медленном огне. Она липнет ко всему, что нас окружает. К людям – в первую очередь, но и бездушные предметы впитывают ее тоже. У меня дома хранятся кое-какие вещи, принадлежавшие моим покойным родителям. Среди них есть помазок, которым брился мой отец. Каждое утро в течение многих лет он намыливался этим помазком. Был он раздражен или спокоен, температурил или ощущал бодрость и радовался жизни – помазок клонировал, выражаясь модным сегодня термином, энергетические импульсы той или иной окраски и сохранял их в своих молекулярных порах. Каждый раз, когда я беру его в руки, он рассказывает мне об отце больше иного летописца и, поверьте, ярче. Многие ошибаются, полагая, что неорганические объекты мертвы. Мертвых предметов нет! Понимаете? Вещи, в определенном смысле, потакают нашим привычкам. Особенно вещи, связанные с людьми, вещи, которые служат людям. Ну, это особая статья, не хочу вас сильно отвлекать своими разговорами, вы за рулем.
– А я не за рулем, – сказала Виола.
Варшавский рассмеялся.
– Ладно, задавайте мне вопросы. Только учтите, кое о чем я принципиально не говорю. Есть табу, я не могу их преступать…
Виола немного подалась вперед со своего заднего сиденья, поднимая ладошку, как примерная ученица:
– У меня, может быть, несколько личного характера вопрос: фиолетовый цвет моей ауры – это хорошо или плохо?
– Нормально. Ваш фиолетовый частично переходил в красноватый оттенок, потому что цвет вашей ауры был осложнен несколькими факторами. Для вашего внутреннего состояния в тот момент это было нормально. Небольшой сумбур в мыслях… легкий адреналиновый толчок, связанный с попыткой защитить подругу от агрессора. Вообще фиолетовый оттенок в ауре говорит о сложности духовного мира, об исканиях, которые могут привести человека либо к духовному балансу, либо – наоборот – оставить его в состоянии внутреннего разлада. На самом деле, видеть ауру человека может научиться каждый второй. А вот прочитать ее, понять, как аура отражает наши судьбы – это дано далеко не всем.
– Вы один из этих «не всех»? – спросил Юлиан.
– Да. Я обладаю даром ясновидения и при случае смогу вам продемонстрировать свое мастерство.
– А знаете, к нам пару лет назад одна гадалка приезжала. И она тоже меня разглядывала, но увидела мою ауру совсем в другом цвете.
– Ну, я вам так скажу: от дефицита гадалок мир никогда не страдал. У меня на этот счет есть своя присказка: на десять шаманов – девять шарлатанов. Ауру можно чувствовать, а можно видеть, но и этого мало. Надо понимать, почему комок энергии может неожиданно поменять свою цветовую окраску или напротив – сохранять ее очень долгое время. Аура человека одухотворенного, получающего радость, оттого что он отдает людям часть своего богатства, а не берет у них положительную энергию, пополняя запасы своего нарциссизма, – больше тяготеет к белому цвету. Понимаете? Матерь Божья была вся окружена этим солнечным, не разделенным на составляющие светом. Но подобное дано очень немногим. Аура неординарного человека – это как страница черновика, на которой продвинутый экстрасенс может прочитать Божий замысел, еще нераскрытый, еще созревающий в недрах души…
– А почему в газетном объявлении вы называетесь Леонардом, хотя племянник зовет вас дядей Левой. Кто вы на самом деле? – спросила Виола.
– На самом деле я Лев Варшавский, но когда мне принесли верстку объявления на утверждение, я прочитал и понял, что читатель может подумать, будто в Америку привезли льва из варшавского зоопарка. Собственно, на этот факт мне указали газетчики, поэтому я поменял Льва на Леонарда. Но оказалось, в вашей Америке это имя часто произносят пропуская букву «о». Американцы любят упрощать…
