— Только не убивай его! — закричала Флора, подбегая к ним. — Ради Бога, только не убивай его, Винни!
Несколько секунд Флэнеген глядел на Гурски, который неуклюже висел, удерживаемый его могучей пятерней, потом повернулся к гостям.
— Леди и джентльмены, — сказал он. — Никому не причинили никакого вреда. Так?
— Ах, как я промазал! — горько сокрушался Гурски. — Очки надо было надеть!
— А теперь давайте все потанцуем! — пригласил гостей Флэнеген. — Могу извиниться перед вами за своего друга. Гарантирую, что больше он не причинит вам беспокойства.
Оркестр заиграл «Дипси дудл», и все гости с прежним настроением стали танцевать. Флэнеген подтащил Гурски к своему столику, усадил.
— Ну вот и отлично. Теперь мы и закончим нашу дискуссию. Раз и навсегда!
— А-а-а-а… — протянул Гурски, но уже безвольно, без запала.
— Юджин, — позвал Флэнеген, — ну-ка, иди сюда!
Гурски бочком подошел к Флэнегену. Тот сидел, убрав ноги из-под стола и удобно вытянув вперед.
— Так что мы говорили по поводу этих боксеров-профессионалов?
— Дэмпси! — прохрипел Гурски. — Я — за Дэмпси!
Флэнеген резко дернул его за руку. Гурски упал лицом вниз ему на колени.
— Старая развалина твой Дэмпси, вот он кто такой! — С этими словами он стал методично наносить сильные, размашистые удары по его спине и по заднице.
Оркестр перестал играть, и теперь в притихшем баре раздавались лишь смачные, глухие удары. После седьмого Гурски простонал:
— О-ой!
— О-ой! — дружно вторя ему, приглушенно выдохнули все гости.
После девятого удара барабанщик подхватил ритм, и удары его по большому бас-барабану гудели в унисон с взлетавшей вверх и опускавшейся на тело жертвы беспощадной, неустающей рукой.
— Ну, хватит? — спросил Флэнеген после двадцать пятого удара.
— Что скажете, мистер Гурски?
— Я все равно — за Дэмпси!
— О'кей! — Флэнеген вновь флегматично принялся за порку.
После тридцать второго удара Гурски сдался; слезно, жалобно произнес:
— Все в порядке. Хватит, Флэнеген!
Экзекутор поставил Юджина на ноги.
— Я очень рад, что это дело между нами наконец улажено. А теперь сядь на место и выпей.
Все гости горячо зааплодировали, оркестр вновь вступил, и танцы возобновились. Флэнеген, Флора и Гурски, сидя за столиком, мирно пили свой «старомодный» коктейль.
— Выпивка — за мой счет, — блеснул щедростью Флэнеген. — Так что пейте, не стесняйтесь, на здоровье! Так за кого ты, Юджин?
— Я — за Луиса, — заверил Гурски.
— В каком раунде он одержит победу?
— Во втором. — Гурски не торопясь потягивал коктейль; слезы покатились по его щекам. — Он выиграет во втором раунде.
— Какой ты у меня хороший друг, Юджин!
Вся Пятая авеню была залита солнцем, когда они, свернув с Брюуорт, пошли к Вашингтон-сквер. Солнце не скупилось на тепло, хотя уже стоял ноябрь и все вокруг выглядело так, как и должно в воскресное утро: сияющие алюминием автобусы, нарядно одетые люди, не спеша гуляющие пары, притихшие дома с закрытыми окнами.
Майкл крепко держал Фрэнсис за руку. Они беспечно шли по ярко освещенной солнечными лучами улице. Шли легко, весело, улыбаясь друг другу, у них было прекрасное настроение, — они проснулись поздно, вкусно позавтракали, и к тому же сегодня — выходной день. Майкл расстегнул пальто, и слабый ветерок играл, хлопая его полами. Они шли молча — для чего сейчас слова? — в толпе молодых, пригожих людей, которые составляли большинство населения этой части Нью-Йорка.
— Осторожнее! — предупредила его Фрэнсис, когда они переходили через Восьмую улицу. — Не то свернешь себе шею.
Майкл засмеялся, Фрэнсис тоже.
— Она уж не такая смазливенькая, во всяком случае, не настолько, чтобы ради нее рисковать собственной шеей.
Майкл снова засмеялся, громче на сей раз, но не так радостно.
— Больно ты строга! Она совсем не дурнушка! У нее приятного цвета лицо. Как у деревенской девушки. С чего ты взяла, что я на нее пялился?
Фрэнсис, склонив голову на плечо, улыбалась мужу из-под широких полей шляпки.
— Майкл, дорогой… — начала она.
Майкл засмеялся, но тут же оборвал смех.
— О'кей, свидетельские показания приняты, извини. Но это все из-за цвета лица. Такие лица, как у нее, не часто встретишь в Нью-Йорке. Прости меня.
Фрэнсис легонько похлопала его по руке и прибавила шагу. Они пошли быстрее к Вашингтон-сквер.
— Какое приятное утро! — сказала она. — Просто чудесное! Когда мы вместе завтракаем, я себя отлично чувствую весь день.
— Надежное тонизирующее средство, — ухмыльнулся Майкл. — Утренний моцион. Свежие булочки, крепкий кофе в компании Майкла — и все, бодрость на весь день гарантирована.
— Да, в этом все дело. К тому же я отлично спала всю ночь, обвившись вокруг тебя, как канат.
— Потому что это была субботняя ночь. Я позволяю себе такие вольности только после завершения рабочей недели.
— По-моему, ты… ну, поправляешься, мужаешь, — констатировала она.
— Неужели правда? Этот худосочный парень из Огайо?
— Мне так нравится! — призналась она. — Можешь себе представить — получить лишних пять фунтов своего мужа!
— Мне тоже нравится, — с серьезным видом подтвердил Майкл. — Боже, какая у моей жены идея! Вот милая девочка!
— Давай сегодня ни к кому не пойдем! — предложила она. — Будем просто слоняться по городу вдвоем. Только ты и я. Мы всегда активно общаемся с людьми, сыты ими по горло, все время пьем либо их виски, либо наш, и, уже в сумерках, видим друг друга только в кровати.
— Так это самое удобное место для встреч! — сострил Майкл. — Если лежать долго-долго в кровати, то там обязательно в конечном итоге встретишься со знакомыми.
— Ах как умно! — съехидничала Фрэнсис. — Перестань! Я серьезно.
— О'кей, я и слушаю тебя со всей серьезностью.
— Я хочу провести с мужем весь день! Пусть он разговаривает только со мной, слушает только меня!
— Ну и что нас останавливает? Какой прием, какая вечеринка помешает мне видеть жену весь воскресный день? Какой прием, какая вечеринка, а?
— У Стивенсонов: они просят нас заехать к ним около часа, и они отвезут нас в деревню.
— Ох, уж эти вшивые Стивенсоны! — поморщился Майкл. — Все совершенно ясно. Они думают, им достаточно свистнуть — и вот мы перед ними. Нет, пусть отправляются в свою деревню сами, без нас. Мы с женой остаемся в Нью-Йорке и будем надоедать друг другу бесконечным тет-а-тет.
— Решено?
— Решено.
Фрэнсис, прильнув к нему, поцеловала его в мочку уха.
— Дорогая, ведь мы же на Пятой авеню! — пристыдил он ее.
— Наплевать! Позволь мне составить программу. Итак, заранее запланированное воскресенье в Нью-Йорке для молодой супружеской пары, у которой есть деньги и их можно растранжирить.
— Ну, излагай!
— Прежде всего пойдем посмотрим футбольный матч. Я имею в виду профессионалов, — начала Фрэнсис: она знала, что Майклу нравится смотреть американский футбол. — Сегодня играют «Гиганты». Как приятно провести весь день на воздухе, проголодаться, потом зайти в «Канаваг», заказать бифштекс больше чем фартук у кузнеца, бутылку вина… Потом в кино — в «Фильмарте», говорят, идет потрясающий французский фильм… Ты меня слушаешь?
— Конечно, слушаю, — ответил он, с трудом оторвав взгляд от черноволосой девушки без шляпки, с похожей на шлем прической, как у танцовщицы.
Она проходила мимо, чувствуя силу своего притяжения, и на самом деле была грациозна, как балерина. На ней нет пальто, она уверена в себе, в своих чарах, у нее плоский, как у мальчишки, живот; она отчаянно вертит бедрами, во-первых, потому, что танцовщица, во-вторых, потому, что знает — Майкл не спускает с нее глаз. Она усмехнулась, как будто самой себе, и Майкл сразу заметил все эти ее особенности. Оценив ее по достоинству, он повернулся к жене.
— Да, да, дорогая, — спохватился он, — мы идем смотреть «Гигантов», потом съедим громадный бифштекс и посмотрим французскую картину.
— Все верно, — без особого энтузиазма согласилась она. — Такова наша программа на весь день. А может, тебе лучше самому погулять по Пятой авеню?
— Нет, что ты! — стараясь не обидеть ее, возразил Майкл. — Никакого желания.
— Ты все время пялишься на других женщин, — упрекнула его Фрэнсис. — Не пропускаешь ни одной во всем Нью-Йорке. Черт бы тебя подрал!
— Ах, да успокойся! — Майкл притворился, что шутит. — Мне нравятся только красивые. Ну а сколько красивых женщин в Нью-Йорке? Можно по пальцам пересчитать. Штук семнадцать, не больше.
— Нет, гораздо больше. И ты это прекрасно знаешь. Во всяком случае, об этом думаешь, куда бы ни пошел.
— Это неправда. Время от времени — может быть. Я смотрю на красивую женщину, если она проходит мимо. На улице. Да, признаюсь, я засматриваюсь иногда на красивых женщин, но только на улице… И то время от времени…
