- Зачем? – спросил я и протянул вперёд руки.
- Надо, - сказала она и защёлкнула на моих запястьях наручники.
- Что вы делаете?! Вы не имеете право…
- Садись в машину, - сказала она и подтолкнула меня в спину.
На заднем сиденье лежал приготовленный заранее скотч и марлевая повязка.
- Вы не имеете право! – кричал я.
- Ну-ка, тихо! – приказала она. – А-то я вколю тебе пять кубиков снотворного и погружу в багажник.
- Му-у-у!! – скотч приклеился намертво, и мне оставалось лишь мычать, потому что мысль, которая крутилась на языке, уже вряд ли кого-то интересовала.
- Певзнер, родственник, борец за идею… - в руках Ольги Петровны жужжала машинка для стрижки волос. – Его дед Кузнецов Лев Борисович, чтобы бежать из Советского Союза в Израиль, поменял фамилию. Так что приговорённый Певзнер, совсем не Певзнер. Ну-ну, успокойся…
Ольга Петровна промокнула текущие по моим щекам слёзы. Машина тронулась. Вытянув шею, я смотрел вниз, но ничего не видел, потому что там была пропасть.
Тот, кто воображает, что может обойтись без окружающего мира, сильно заблуждается, но тот, кто воображает, что мир не может обойтись без него, заблуждается ещё больше.
Ф. Ларошфуко
Любить своё лицо она начала, когда впервые заметила сосредоточенность мыслей, а также зрения: подруг, сослуживец, случайных прохожих, - к своей (как она считала) скромной персоне. Находясь в центре внимания, до неё иногда доносились слова: «какая, красотка!» Правда, если не было нужного восклицания, выбранный тон мог граничить с фамильярностью, но это случалось крайне редко, потому что за миловидностью её лица всегда следовало некоторое высокомерие. Словно условный рефлекс от посягательств на её личную жизнь.
Она познакомилась с ним на вечеринке у себя дома. Времяпровождение, как цель ничего не делать, когда можно болтать не о чём, где важен сам процесс и интонации. Как дополнение (всё включено), табак и алкоголь: первому отведена роль пристрастие к позе, второму - искусственная расслабленность. Флирт, как средство деления на пары для поверки глубины чувственности, правда, в пределах разумного, избегая вызывающих телодвижений. В конце, как всегда, дежурные фразы.
- Я останусь? – спросил он.
- Да, - сказала она. – Но только не сегодня…
На улице шёл дождь и он вернулся, чтобы одолжить зонтик или просто позвонить, чтобы вызвать такси, потому что его телефон почему-то звонил не туда куда нужно. Первый аргумент оказался весомей, и она позволила ему остаться, так как по радио слышала, что осадки прекратятся только под утро.
Утром она увидела на его спине ближе к лопатке невыразительную татуировку в виде паутины и бледной мухи ближе к центру.
«А где же паук?» - хотела спросить она, но не спросила.
«Паук – это я», - хотел пошутить он, но не пошутил, потому что она увлеклась зеркалом.
Пока она наводила макияж, он, взглядом скульптора, для которого важна каждая линия, продолжал внимательно следить за её лицом: чуть вытянутым; где главное притяжение - большие серые глаза. Кончик носа слегка вздёрнут. На пухлых губах яркость вчерашнего поцелуя. На подбородке смешная ямочка, едва заметная, для тех, кто к ней неравнодушен. На щёках…
- Ты думаешь обо мне? – спросила она.
- М-м-м… - опешил он. – Да…
- Я тебе нравлюсь?
Шипение убегающего кофе, как напоминание о скорой разлуке; две чашки на столе. Календарь не перевёрнутого вчера. Холодные бутерброды, приготовленные на скорую руку. От вопрошающего взгляда «Я тебе нравлюсь?» осталась доброжелательная улыбка.
- Попробуй, - предложил он.
- Но я курю обычно после завтрака, - резонно заметила она.
- Чёрный кофе, сигарета и музыка в наушниках. Вместо…. м-м-м… вместе. Тебе понравится…
- Хорошо, - согласилась она, вставляя маленькие беруши с проводками. – Кто это?
- Кажется, NEW(1)…
Личное авто у подъезда покрыто жёлтыми листьями; полное отсутствие ветра, а также дворника. Его метла подпирает засохшее дерево. На другой стороне буква «М», как пригласительный билет на одну поездку, потому что ему нужно в другую сторону. И он вылавливает из потока машин такси.
- До вечера… - бросает он.
- Мне это не интересно… - успевает вставить она.
- Купи пивка…
- Для рывка я люблю вино….
- Дерьмо! - бранится на птицу случайный прохожий, которая сходила на бежевый плащ.
Планёрка на работе, начавшаяся на пять минут раньше назначенного времени, поэтому она не успела высказаться.
- Ваша статья о нашей литературе не совсем точна, - обращаясь к ней, уточнил руководитель. – Нужно обязательно пересмотреть первоисточник. С печатью необходимо повременить…
«Странно? – недоумевала она. – Цитаты для статьи взяты из оригинала. Ещё вчера он голосовал за. Тогда в чём же дело? М-м-м. Служебная драма на почве ревности?»
Сослуживицы, стараясь скрыть узкогрупповые интересы, направляются к выходу. Сегодня ей отведена роль замыкающей, возможно, чтобы расставить все точки над и.
- Останьтесь, - просит руководитель, обращаясь на вы. - У тебя кто-то есть?
Возникает пауза. Чтобы парировать следующий вопрос она говорит ему прямо в глаза:
- Да, есть! Но у меня с ним ничего не было…
Руководитель смотрит глазами преданной собаки; если бы у него был хвост, он не мучился бы геморроем. Самопроизвольно включается автоответчик. Последний голос, записанный с раздражением, словно джинн вырывается наружу.
- Ты напрасно не берешь трубку!
Руководитель вскакивает, чтобы закупорить громкоговоритель, но горлышко слишком велико и женские слова проскакивают между пальцев.
- Поздравляю тебя, я беременная. Кстати, муж мой уже в курсе. Негодяй! Айяяй!
Слышна пощечина и плачь маленького ребёнка, которого пора кормить обещаниями. У руководителя звуконепроницаемый взгляд, потому что в автоответчике кончались слова.
- Не уходи! – просит он. – Я должен тебе сказать, что это плакала девочка, но к ней я не имею никакого отношения.
- Прости, - отвечает она. - Мне нужно идти работать.
- А вечером?
- Лучше не спрашивай.
Вечером, редактируя статью, она ставит галочки; от перемены мест цитат из классиков изменяется словарный запас.
- Почему именно карандашом? – потягивая пиво, спрашивает он. – Есть же компьютер.
- Мне так проще, - отвечает она. – Хотя… м-м-м, почему бы нет…
В полумраке вспыхивают плазменные панели. В телевизоре плавает говорящая голова. Звучит музыка, которая делается ораторским мастерством, поэтому не нужно напрягать голосовые связки. В компьютере живёт тысяча непрочитанных писем; крупные деньги лучше сберегать в бумажных носителях. Записаться в друзья можно одним победоносным кликом; от фотошопа появляются отвратительные прыщи. Стук по клавиатуре смешивает родной алфавит с английским. Между делом можно разложить косынку. Редактируя статью, она незаметно попадает в социальную паутину, где мнение большинства преобразуют истину. Вопросы сыплются, словно из бараньего рога. В основном изобилуют стилистические ошибки. Написание текстов становится для всех хобби.
- Хватит! – кричит она. – У меня кружится голова. Убирайся!
- Что с тобой муха? – спрашивает он.
- Что ты сказал? Я не расслышала, повтори…
- Я сказал: у тебя красивые… крылья…
В свете ночника зарождается утро. Она давно проснулась, но продолжает лежать с закрытыми глазами, потому что ей хорошо ведь рядом его дыхание. Любовная связь стёрла неприятный вкус вчерашнего вечера. Как же ей хорошо. Впервые за много лет случайных связей ей по бабски просто и хорошо, когда не нужно притворяться: скулить, чередуя оханье с аханьем, когда удовлетворение воспринимается как должное, ожидаемое много, много раз.
От сказанных слов «доброе утро» становиться теплее на душе. Перемещение по комнатам приобретает особый, семейный смысл, правда, у каждого свои естественные интересы: он с голым торсом делает гимнастику, она подчеркивает свою красоту у зеркала.
- Моё лицо, посмотри! – вскрикивает она. – Жёлтого цвета. А в глазах почему-то тёмный оттенок.
- Успокойся! - требует он. – Я не вижу никаких проблем. Всему виной зеркало... азиатское производство… так что… это оно искажает...
На некоторое время она успокаивается, потому что слова суженого кажутся убедительными, тем более её лицо по-прежнему красиво. Она даже не замечает, как сужается разрез глаз, потому что её потребительская жизнь трансформируется в лучшую сторону. Всему виной чувство близости к нему, когда не страшно идти по самому краю, осознавая, что падение возможно только на длину привязанности.
