Биография Джангозина
Отец рассказал, что это не его настоящая фамилия, а фамилия жены – дочери бывшего секретаря ЦК коммунистической партии одной из среднеазиатских республик СССР. Он женился, когда они вместе учились в московском мединституте. Благодаря этой фамилии и, конечно, самому тестю, сделал головокружительную карьеру – в двадцать шесть лет стал заместителем министра здравоохранения этой республики.
В школе отец и Олег сидели за одной партой. С детства отец много читал. Олег брал у него книги. Он был из бедной семьи, и мама отца, моя бабушка, всё время его подкармливала. Став старшеклассником, отец заинтересовался генетикой, протыривался на какие‑то лекции оставшихся после разгрома генетики учёных, с кем‑то из них даже подружился.
Олег же увлёкся спортом. Хотел быть сильным.
После школы отец поступил учиться на факультет, где изучают молекулярную биологию.
Олег, который всегда тянулся за отцом, тоже пошёл в мединститут. Но захотел стать хирургом. Потому что слыхал, что хирурги много зарабатывают, так как делают левые операции.
Когда Олег учился на последнем курсе, спортивный тренер познакомил его с каким‑то китайцем, который преподавал ставшее в то время модным иглоукалывание. У него же Олег приобрёл электрический приборчик для воздействия током на точки человеческого тела, отвечающие за состояние внутренних органов.
Вместе со своей однокурсницей Джангозиной он поставил несколько опытов в больнице, где они проходили практику, и решил, что нашёл способ, как победить рак.
С помощью будущего тестя добился того, чтобы ему разрешили сделать внеочередной доклад в Комитете по науке и технике при Совете министров СССР.
Его идеи, как и предсказывал отец, члены медицинской комиссии справедливо сочли вздорными, несерьёзными.
Вскоре после этого Олег закончил ординатуру, женился. И уехал в Среднюю Азию. Сделался заместителем министра.
Но тут началась перестройка, распад Советского Союза. Всё у них там рухнуло. Джангозин с женой вернулся. Стал работать хирургом в московской клинике. Постепенно заделался виртуозом сосудистой хирургии. Заменял больные вены ног на искусственные, пластиковые. Отбоя не было от клиентов.
Особенно потянулись к нему церковные иерархи, ну, попы, люди, как правило, тучные, страдающие от всяких варикозов и тромбофлебитов.
От этих клиентов он получал особенно большие деньги. Кроме того, они дарили ему редкие, дорогие иконы, которыми он украсил свою квартиру.
Какой‑то архимандрит стал Олегу лучшим другом и, побывав у него в гостях, сагитировал креститься.
К тому времени отец уже работал в Неаполе.
А Олег Джангозин дважды в неделю играл в теннис. Построил трёхэтажную дачу, заимел автомобиль «мерседес», собирался приобрести какой‑то подмосковный санаторий, чтобы устроить там частную хирургическую клинику.
И тут кто‑то рассказал ему о статье отца в журнале «Сайенс генетикс».
…Может быть, эта биография Джангозина поможет вам в поисках моего отца.
Было утро. Был мой день рождения.
Я был счастлив тем, что, наконец, дорвался до моря, что плыву рядом с отцом в настоящей морской воде. Если всё будет так, как мечтает отец, если, не разбив браслета, доживу до конца роста и стану бессмертным, я бы хотел всегда жить рядом с морем.
Только когда мы вышли из воды на песок пляжа, я подумал о том, что не получил никакого подарка. Обычно в этот день отец и Ольга Николаевна при всей нашей тогдашней бедности ухитрялись подарить что‑нибудь неожиданное.
«Ну и что такого, что не получил подарка, — подумал я, — отец подарил целое море.»
И в эту минуту услышал:
— Не одевайся. Надень только футболку, чтобы защититься от солнца, остальную одежду и кроссовки клади сюда, на поролон вместе с моими вещами.
— Зачем?
— А мы сейчас поплывём вон туда – он указал в сторону гавани.
— Зачем? – переспросил я, надевая липнущую к мокрому телу футболку.
— Бери мат с одеждой, клади его на воду. Будем плыть и толкать его перед собой.
Теперь я понял, для чего он тащил поролон из кастелло. Было непонятно лишь, почему и куда мы должны транспортировать наши вещи таким необычным способом. Выспрашивать отца бесполезно. Он всегда говорит только то, что считает нужным и когда считает нужным.
Сначала он плыл чуть впереди, толкая наш плотик. Затем я сменил его, стал продвигаться вслед.
Одна из кроссовок всё‑таки соскользнула в воду и стала погружаться, хлюпая и пуская пузыри.
Я тут же нырнул за ней, ухватил. Левое плечо словно полоснуло ножом или чем‑то ошпарило.
Студенистые медузы колыхались в толще воды, как в невесомости.
Должно быть, я вскрикнул, потому что отец оглянулся.
— Что с тобой?
— Ничего.
И тотчас вторая медуза обожгла лодыжку.
— Куда мы плывём? – крикнул я вслед отцу.
Он опять обернулся. Седые вихры его прилипли ко лбу, лицо было счастливым, как у маленького ребёнка.
— Смотри! – он указал на небольшую яхту, привязанную цепью к мотающемуся на воде красному бую. – Это, капитан, тебе!
…Вам никогда не понять, что испытал я, проживший всю свою жизнь, в сущности, в тюрьме.
Ухватившись за цепь, я быстро забрался на яхту. Прегнулся через поручни, принял из рук отца наш плотик. А ему подняться было трудно. Несколько раз срывался, плюхался в воду, пока я не заметил на палубе прочный верёвочный трап.
Оказавшись рядом со мной, отец перевёл дыхание, посмотрел на меня и нахмурился.
— Видишь, в первый же раз тебя обожгли медузы. Вон какие красные следы… Будь здесь особенно осторожен. Не стукнись браслетом о борт… Ну что ж, давай покажу тебе яхту.
Это было новенькое белое судно. Парусно–моторное. С каютой, где стояли две койки и столик возле иллюминатора, кухонькой–камбузом с газовой плитой и холодильником. В надстройке – рулевая рубка со штурвалом, компасом и какими‑то другими приборами. Внизу в отдельном помещении хранились спасательные круги, плотики, ласты. И две маски с трубками. Для подводного плавания. Да ещё красная резиновая лодка с вёслами.
— Документы пока что оформлены на моё имя, — сказал отец, когда мы поднялись на палубу. —Освоишься, подрастёшь, сдашь экзамен – станешь полным хозяином.
Он снял с шеи ключ на шнурке, подал.
— Нужно спуститься к бую, снять замок с цепи. Отправимся в плавание.
— Куда?
— Угадай!
— Под парусом?
— Пойдём пока на моторе. У нас полный бак бензина.
— Куда всё‑таки?
— Говорю, угадай!
Упрямый. Так и не сказал.
Отвязавшись от буя, мы вышли между двух волнорезов в открытое море и повернули налево.
— А ты почему так ловко умеешь управлять яхтой? —спросил я отца, стоя рядом с ним у штурвала.
— Когда жил в Неаполе, один коллега давал мне такую возможность проветриться. Тогда‑то я и сдал экзамен на право вождения. Кстати, яхту нужно назвать, а то она пока под фабричным номером. Как мы её назовём?
— Не знаю.
— Давай в память твоей мамы – Маша? Она никогда не видела моря.
…Перед глазами возникло далёкое кладбище у церкви. Крест над могильной плитой.
— Конечно, пусть будет «Маша».
Слева тянулась плоская линия песчаных пляжей, за которыми вставала цепь зелёных холмов с белеющими среди деревьев домиками.
Справа до горизонта сверкала морская гладь. Наверное, такая же зовущая, как в каком‑нибудь пятнадцатом веке, во времена великих географических открытий. Дома, в России, осталась зачитанная мною книга о знаменитых мореплавателях, и я подумал о том, что теперь на Земле больше нечего открывать. А ведь я уже давно хотел стать капитаном. И отец знал об этой мечте. Вроде бы не одобрял. А сам подарил яхту!
— Виноградники, — сказал он, круто поворачивая штурвал.
Издали стали видны пологие склоны холмов с аккуратными шеренгами кольев, увитых лозами.
— У него там нет причала, — промолвил отец, — Пожалуйста, вынеси на палубу лодку. Ещё минут десять хода и нам придётся встать на якорь. Под килем осталось метров восемь.
— Откуда ты знаешь?
— Эхолот показывает, — он щёлкнул пальцем по экрану одного из приборов.
— Здорово! Мы случайно не в гости к Микеле?
— Случайно – к Микеле. Конечно, к Микеле! Пригласил тебя на праздничный обед.
Я приволок на палубу лодку. Когда отец с помощью ворота сбросил якорь, мы осторожно спустили её на воду и по очереди слезли по верёвочному трапу.
С непривычки грести короткими вёслами, сидя в резиновом судёнышке было трудно. Несколько раз я обдал отца фонтанами брызг. Наконец, удалось развернуть лодку в нужном направлении, и мы поплыли к берегу.
Яхта начала отдаляться. Она была очень красивая. Не верилось, что этот кораблик принадлежит мне.
