– Что, не одобряешь? – тем же грубым голосом спросил лысый здоровяк и, разглядев в глазах попутчика ненависть и положительный ответ на свой же вопрос, ухмыльнулся. – А че её жалеть? Сама виновата. Ладно бы была породистой, я ещё бы подумал, стоит ли её давить. А так, одной меньше стало. Скажу даже, что я избавил её от возможных мучений, скитаний, может, я спас мир от бешенства, сделал хорошее дело. Оглянись, – я здесь не вижу жилых домов. Выходит, она бездомная, ничейная. Вот так вот.
– Я не понимаю, за что можно ненавидеть беспородных собак; чем они тебе не нравятся? – недоумевающе спросил Михаил.
– Ты хочешь послушать, почему? – поинтересовался водитель, выкидывая окурок.
– Хотелось бы.
– Они – ошибка природы, и её надо исправлять. И не спрашивай, почему, просто их не должно быть, так же как и черножопых. Понятно?
– Нет, непонятно. Если они появились, значит так надо. Природа не ошибается, она знает, что сотворяет, ибо этого хотел Бог. Есть даже хорошая пословица: «Что не делается в жизни, всё к лучшему». Это относится и к чёрным, которых ты тоже почему-то ненавидишь.
Бритоголовый недовольно взглянул на Михаила.
– Просто я их ненавижу. Не переношу их цвет кожи, лиц, взглядов. Была бы моя воля, я их бы всех уничтожил, сгноил. И только отборных оставил бы в живых как рабов, которые от рассвета и до заката пахали бы на русских. Они бы у меня существовали хуже, чем самая несчастная скотина на свете. Они рабы, они никто, для этого их и создал Господь, были они рабами, и станут снова. Лично я для этого всё сделаю, что в моих силах. Это касается и хачей, чурок безмозглых, косоглазых, которые плодятся как тараканы. Я их буду давить. Вот видишь, – он обратил внимание Михаила на своё украшение, висящее у него на толстой шее. – Это зубы этих тварей. Вот этот, например, – он, показал на золотой зуб. – Его бывший хозяин, черножопый азер, жрал своё же дерьмо. А этот, – он указал на другой обычный зуб. – Узкоглазого, сначала он у меня отсосал, а потом вылизывал грязный пол языком, на который я кончил. Я их люблю унижать. Ты не представляешь, какое это удовольствие. А особенно их уродовать вот этими руками, – бритоголовый крепко сжал правый кулак, демонстрируя силу (его короткие движения руки были похожи на то, словно он поражал какую-то цель). – И наслаждаться их медленной смертью.
«Из-за таких ублюдков, как он, в мире некоторые и страдают. Говно», – заключил мысленно Михаил.
– Жаль, что не сбылась мечта гения, великого человека, – продолжал фашист вновь закурив. – Он бы навёл порядок. И жаль, что уже не родится на «замусоренной» планете второй Гитлер. Хотя... кто его знает.
Михаил молчал. Думал и смотрел вперёд на дорогу, убегающую под колёса «Волги».
– Я гляжу, ты, парень, слишком черноват для русского, – сказал бритоголовый, теребя один из зубов, висящий на голубой нитке.
– На что ты намекаешь? – спросил Михаил и подумал: «Докопаться, что ли, решил».
– На твою национальность.
– Я русский.
– Что-то мне не верится.
– Тебе, может, ещё и паспорт показать?
Бритоголовый на этот вопрос лишь ухмыльнулся.
Их машину обогнал грузовичок, в кузове которого перевозилась белая красивая лошадь. Очень белая и красивая.
– Мясо татарское поехало, – подчеркнул бритоголовый. – Эти гниды во времена татаро-монгольского ига НАС имели двести лет. Невообразимо. Мне стыдно за те поколения. Очень стыдно. Зато сейчас они от нашего брата получают сполна.
«Эх, сейчас бы на ней прокатиться, – мечтательно подумал Михаил, – да по пшеничному полю. Скакать, пока не надоест».
– Че не сбреешь лохмы? А то на бабу смахиваешь.
– А если мне так нравится? – ответил Михаил, а про себя подумал: «Похоже, этот тип явно задумал что-то недоброе».
– А ты случайно не пидор?
– Я родился нормальным мужиком, и таким же умру.
– Ты мужик?! Ха-ха-ха. Докажи?
Михаил промолчал, а бритоголовый богатырь затушил об руку сигарету и даже не поморщился.
– Мужик не боится боли, а ты сможешь?
– Я не псих.
– Че ты сказал?
– То, что я думаю.
– Ты считаешь меня ненормальным?
– Да.
– Ты так уверен?
– Абсолютно.
– Так получи за это, хиппи, – быстро сказал бритоголовый одновременно нанося удар правым локтём в нос Михаила.
Михаил не успел увернуться или защититься, на глаза набежала влажная плёнка, на мгновенье всё померкло, в голове закружился болезненный вальс. Тёплая кровь хлынула ручьём из носа.
– Убью, суку, – в гневе закричал пострадавший, хотевший сдать сдачи, когда та же рука фашиста тем же движением, но уже кулаком заехала по физиономии Михаила, потом ещё раз. Михаил обмяк. Он не реагировал, не сопротивлялся.
– Косматый мудак, – выругался водитель и стал съезжать к обочине.
Чёрная «Волга» остановилась. Из неё выбрался бритоголовый богатырь, бормоча ругательства в адрес блондина. Захлопнув дверцу, он обошёл автомобиль. Открыл переднюю дверцу с пассажирской стороны. Одной левой рукой схватив Михаила за волосы, рывком вытащил его из машины. Михаила упал на землю, слабо подняв дорожную пыль. Он негромко застонал. В момент «высаживания» его рюкзачок, который был у него на коленях, приземлился рядом с ним. Фашист пнул его ногой, и тот отлетел как футбольный мяч на несколько метров, опустившись где-то в кювете.
– Сейчас ты у меня очухаешься, пидор лохматый, – произнёс лысый здоровяк, вынимая из штанов своё мужское возбудившееся достоинство.
Михаил пришёл в себя и стал приоткрывать глаза. На его лицо падала тёплая вонючая жидкость. Осознав, что делает фашист, он резко ударил унижающего его человека ногой, метясь в область паха. Удар был неточным, судя по реакции обидчика, но подействовал; тот обоссал себя.
Михаил не терял времени, вскочил. Он знал по армейскому, а более всего по тюремному опыту, медлительность, может обернуться плохими последствиями, а в этой ситуации здоровьем, зубами, и не исключено, что и жизнью.
Михаил выкинул ногу вперёд, словно таран, но фашист её поймал и ударил сначала кулаком в голень. Михаил заорал от полученной боли. И тут же бритоголовый нанёс удар в грудь длинноволосого блондина со словами: «Держи, пидор». Михаил отлетел в сторону. Поднимаясь на ноги, он услышал:
– Я тебя сейчас урою, мокрого места не останется. Один из твоих зубов, тот, который больше понравится, у меня на шее будет висеть.
– Я в этом не уверен, – ответил Михаил, описывая боковой удар ногой, который эффектно использовал известный киноактёр Жан-Клод Вандам в своих фильмах.
Цель была поражена. У бритоголового богатыря, хотя и остался стоять на месте, изо рта пролилась кровь. В его глазах читалось: «Ни хрена себе. Круто». Михаил продолжил серию, уже другой левой с разворота, будто протыкая живот здоровяка. Фашист охнул, схватившись за живот, отступил назад. Михаил же в прыжке двумя ногами отбросил бритоголового к машине. Сам же, больно упав, мгновенно встал и, подбежав к лысому противнику, не мешкая, начал рукой дубасить того по лицу. Вначале фашист, получая наносимые Михаилом удары, щерился, его это забавляло, но в тоже время приводило в нарастающую ярость. Лысый здоровяк, с рычанием притянув к себе блондина, обхватил его и стал сильно сжимать. Михаил чувствуя невыносимую ужасную боль, не прекращал сыпать в лицо бритоголового свои удары. Фашист, было, решил откинуть от себя Михаила, но он так прицепился к нему, словно они едины. Попытка врезать сокрушительно лбом об башку блондина ему не удалась, так как Михаил левой рукой, точно тиски, сжимал шею фашиста и, к тому же голова Михаила находилась намного выше, чем лысого бугая. И тогда бритоголовый богатырь поднял Михаила, сделал шаг вперёд, надавил грудью, специально позволил им упасть.
Михаил не удержался, взвыл от боли, когда фашистская туша прижала его к земле.
– Ха-ха-ха. Ну как? – спросил бритоголовый, лёжа на нём, но в ответ получил серию ударов кулаком в голову. Последний, самый сильный, скинул его с Михаила, и пока здоровяк пребывал в нокдауне, блондин оседлал его и начал поспешно одаривать ударами по физиономии. Он прекратил тогда, когда удостоверился, что фашист потерял сознание. Медленно встал. Посмотрел с омерзением на лежащее на земле тело бритоголового, подумал: «Получи фашист гранату». И не жалея, нанёс удар ногой в голову, будто бы бил пенальти. Плюнул на него. Пошёл искать свой рюкзачок. Нашёл. Закинул за плечо и направился в сторону селения, что располагалось после кукурузного поля, за озером.
Солнце лениво садилось.
Михаил не торопясь шёл по грунтовой дороге между поднимающихся кукурузных полей. В кукурузе пели какие-то птицы, некоторые из них в перерывах взлетали и опускались неподалёку, другие взмывали в небо, играючи рассекая воздух. Ему в эти минуты было приятно (впрочем, как и всегда) слушать их песни для него непонятные. Он неизменно хотел постичь, о чём говорят птицы, ведь это же интересно. Понимают ли они нас – людей? Сколько раз, ещё отматывая срок, за надоевшей решёткой, рядом, а бывало даже, к нему на руки садились разные птицы, только ненадолго.
