– Ну, сколько здесь есть, – договорились?
Абу-Хасан стоит, не в силах вымолвить ни слова.
– Ну?! Да или нет?!
Абу-Хасан с трудом заставляет себя кивнуть.
– Ну, считай, – велит Сальмон.
Наступила тишина. Даже именинник перестал икать. Абу-Хасан неуверенно протягивает руку к вытянутому кулаку Сальмона, медленно вынимает из него деньги.
– Считай, считай, человек ждет. Ему срочно надо к Розетте.
– Две тысячи, – шепчет Абу Хасан. – Я сказал – тысяча шестьсот.
– Ладно, так пусть и за телефон будет, – милостиво изрекает Сальмон. – Купишь что-нибудь своему ребенку и старухе.
Абу-Хасан замирает как вкопанный, только пальцы его как бы сами по себе перебирают бумажки.
Сальмон направляется к машине. Абу-Хасан, словно проснувшись, бросается открывать ему дверцу.
– Давай, – говорит Сальмон водителю, – жми к Розетте. Все ж таки день рожденья у человека.
Как ребята поехали за Марго
(Перевел Марьян Беленький)
Ну что вам сказать? Марго-таки согласилась вернуться домой. Восемь месяцев просидела у тети в Салониках, пока не приехал Алькоби из Франкфурта и сказал:
– Если ты не вернешься в Яффо, то Мошону кранты. Он же ни на какую бабу, кроме тебя, и смотреть не может.
Вы, конечно, помните, как Мошон вышел из тюрьмы и его птичка улетела. Птичка-то улетела, а друзья остались. Взяли его, отвезли к Шошане, чтоб мотор прогреть. Ведь месяц за решеткой, это вам не шуточки. Выходит Мошон от Шошаны, ребята спрашивают: ну, завелся мотор?
– Да где там, – говорит Мошон, – без Марго ничего не будет.
Ходил как в трауре – не пил, не ел, не спал, не разговаривал. Такие дела.
– Что же делать? – говорит Сальмон, – пропадает человек, просто сердце разрывается. Может, к Розетте его сводить? Она мертвого на ноги поставит.
– Она его больше на два размера, – говорит Сасон.
Ну, словом, взяли его к Розетте.
Выходит он оттуда; ребята уже стоят: ну, завелся мотор?
Да где там?! Марго ему подавай, и все тут.
Написали ребята Марго письмо – так, мол, и так, извелся человек, не ест, не спит, ходит по улицам как пьяный, худеет на глазах, килограммы с него прямо на мостовую падают.
Одно письмо. Второе. Хоть бы хны. Позвонили Алькоби во Франкфурт:
– Ты знаешь, где Салоники? – спрашивают его.
– Дык! Три пальца вниз от Франкфурта.
– Так поезжай туда, – говорит Сальмон, – и уладь дело с Марго.
А когда Сальмон чего говорит, то люди это обычно выполняют. А кто не выполняет, об этом мы говорить не будем...
В общем, Алькоби дело уладил. Дает телеграмму: "Четверг 11 утра встречайте товар вашем аэропорту".
В девять утра ребята уже садятся в "мерс-600" Сальмона. Сасон впереди, рядом с шефом, Охайон и Хаим Вышибала – сзади. Включают магнитофон, слушают "Караван-патруль" и едут себе. Небо – как черное покрывало. Господь дает сумасшедший душ, никого не спрашивая, плюс поп-оркестр грома и молнии.
– Может, подзаправимся? – говорит Охайон.
– Так под завязку ж, – отвечает Сальмон.
– Не, я в смысле людей.
– Неплохая идея, – соглашается Сальмон и поворачивает машину к этому, как его... ну, перед Ехудом. Останавливается у шалманчика Хазбона Овадьи. Кто-то успевает заметить "мерседес" Сальмона, пускается бежать. Французик... ну, у которого киоск напротив Овадьи, одним движением захлопывает железные ставни и в один прыжок оказывается на противоположной стороне улицы. Оба стоят по стойке смирно у двери заведения, только что не честь отдают. Ребята заходят, а там уже знают, кто пожаловал. За несколькими столиками для карт уже игроков не хватает. Народ подглядывает из кухни. А те, кто за столиками остался, уже не играют. И не разговаривают. Только страх у них в глазах говорит... Такие дела. Хазбон выходит из кухни.
– Какие гости! – восклицает он, а что он в это время думает, одному Богу известно. – Садитесь, гости дорогие! Что принести?
– Да так, ничего особенного, – говорит Сальмон, – разве какую бутылочку. Октан девяносто четыре.
На столе у ребят появляется арак. С других столов смотрят как завороженные. Им же интересно, чего вдруг яффские приперлись. Хазбон дрожащей рукой разливает за счет заведения, мол, за здоровье присутствующих.
Затем шалманщик наклоняется прямо к уху Сальмона:
– Есть проблемы?
– Чего вдруг ты спрашиваешь?
– Я скажу чего, – суетится Хазбон, – мы всего как неделю закончили ремонт. Уйма бабок пошла на материалы, ну и работа тоже.
– Не будет у вас проблем, – заверяет Сальмон, – мы сюда завернули только чтоб подогреться на дорожку.
Не успели ребята выпить, тут майор Бен-Дадон является собственной персоной. В гражданском.
– Еще арак с водой не смешался, а кто-то уже подшустрил мусорам стукнуть, – ворчит Сальмон.
Майор закуривает. Спокойно так затягивается. Выпускает дым носом. Хорошо все, тихо. Как в боевике перед дракой. Тишина кругом.
– Привет, яффские, – тихо говорит майор.
– Доброе утро, господин майор Бен-Дадон, – интеллигентно отвечает Сальмон как ни в чем ни бывало.
– Чего это в Яффо так рано встают?
– Не спит и не дремлет страж Израиля, – отвечает Сальмон, – выпейте с нами, господин Закон.
– Вы сюда по работе? – игнорирует господин Закон культурное приглашение.
– Да не приведи Господь, ну какие у нас тут дела? Погреться заехали.
– Так никаких дел, значит?
– Мое слово, – уверяет Сальмон.
– Сколько вы здесь будете?
– Вот как дождь кончится, так и поедем.
– А вы машину к зиме приготовили? – с облегчением смеется майор.
– Еще летом!
– Тормоза в порядке? – у майора большой камень с души свалился.
– Да все о-кей, подфарники, все как надо. Меня на таком не подловишь.
– Ладно, Сальмон. Если бы в нашей стране все соблюдали закон так, как ты, так уже и полиция была б не нужна.
– Да не дай Бог, что ж это мы вас будем заработка лишать? – парирует Сальмон.
Тут господин Закон говорит "шалом" и уходит. Ребята встают, Сальмон достает пригоршню лир.
– Нет, нет, все – за счет заведения! – энергично протестует Хазбон. – Да чтоб все мое заведение сгорело дотла, если я у вас возьму хоть грош!
Никто, разумеется, не хочет столь печального развития событий. Ребята влезают в "мерс" и видят в зеркале, как Царфати возвращается к своему киоску, поднимает железные шторы. Те двое, что убежали, возвращаются в заведение Хазбона продолжать игру в карты.
Ребята отъезжают. Магнитофон играет "Караван-патруль".
– Эта песня – ну прямо мед на сердце, – говорит Охайон.
– Вон уже видны дома Ехуда, – перебивает Сасон, – а вон тот, с красной крышей – дом Шимона.
– Ну, как можно, – спрашивает Охайон, – проехать мимо Шимона и не передать ему привет?
Но все понимают, что дело не в привете, а в гремучей смеси. Ну, эту смесь без названия Шимон делает из арака, апельсиновых корок и сливового ликера, с добавлением корицы и имбиря. Делаете глоток – и в животе у вас прямо-таки взрыв.
– В самом деле, чего бы не подогреться у Шимона? – с этими словами Сальмон заворачивает по известному адресу.
– А если к самолету опоздаем? – протестует Мошон слабым измученным голосом.
– Да где там! – утешает его Сальмон. – Когда это у нас самолет не опоздывал на пару часов?
– Минимум на три! – подтверждает Охайон.
Словом, о чем разговор? Останавливаются ребята прямо у дома Шимона, Сальмон нажимает на специальную кнопку, и звонок играет "Мост через реку Квай". Шимон открывает окно, смотрит, бежит вниз, открывает.
– Какая честь! – ликует он. – Заходите, гости дорогие!
Ребята заходят.
– Как жена, как дети?
– Что слышно у вас в Яффо? Чайку выпьете с дорожки?
– Чай – это для больных, – отсекает Охайон.
– А здоровые, – продолжает Сасон, – выпьют из бутылочки без этикетки.
– А, так вам что-нибудь из тяжелой артиллерии? – смеется Шимон, и тут же на столе появляется та самая, без этикетки.
– Жаль, только сейчас снял с огня очередную порцию, – разливает Шимон, – дальнобойная, с добавкой спирта и грушевого ликера. Лишь через два часа будет готово.
– Если нас никакая сволочь по дороге не остановит, – обещает Сальмон, – так мы из аэропорта к тебе заедем и попробуем.
– Клянусь мамой, – говорит Шимон.
Если Шимон клянется мамой, то вы должны этому верить. Ну, а если нет – тем хуже для вас.
Закончилась вся тяжелая артиллерия. Пацаны возвращаются к "мерсу", включают магнитофон, слушают "Караван-патруль" и едут себе дальше.
– Ну просто отпадная музыка, – говорит Охайон.
– Меня прямо так танцевать тянет, – говорит Хаим Вышибала.
