После того загадочного собеседования Митя не звонил две недели и не отвечал на ее звонки. Из-за этого Маруся мерзла: рано утром, по дороге на работу, в белой комнатке-кубе, на совещании, в кабинете Татьяны Васильевны, дома, закутанная в ангорскую серую кофту с капюшоном. И однажды вечером в книжном магазине она ничего не подумала, но в голове у нее как-то само собой лавиной прогремело: «А он и не позвонит». И тогда она: всхлипнула, разгрызла мятный леденец, проглотила крошечные сладкие осколки, смахнула челку и решительно направилась в отдел фотоальбомов покупать себе какой-нибудь новый утешительный подарок к окончанию любви. Каждый раз, когда Маруся расставалась с человеком, который не понял, не рассмотрел и не расслышал ее, она покупала фотоальбомы, посвященные редким, вымирающим животным. Потом, устроившись дома на подоконнике, закутавшись в огромный растянутый кардиган, она часами разглядывала фотографии отдаленных уголков земли и существ, находящихся на грани исчезновения. На маленькой книжной полочке возле компьютера у нее уже была собрана целая коллекция альбомов о жизни амурских тигров, гренландских китов, красных волков, уссурийских пятнистых оленей и реликтовых чаек. На этот раз Маруся со вздохом сказала кассирше, протянув деньги: «Мне, пожалуйста, вот эту книжечку о снежных барсах». Она медленно листала ее в метро и приходила к выводу: когда большая грациозная кошка, приспособленная для жизни в снегах, медленно умирает, уходит в прошлое, становится чучелом, музейным экспонатом, что уж тут особенно убиваться по одной маленькой несостоявшейся любви. И Маруся вернулась домой немного печальная, но смирившаяся. Она перестала названивать Мите. И почти не вздрагивала и не неслась к телефону при каждом новом звонке.
Через неделю в гости зашла Ася. Точнее, скинув шарф и пуховик, разбросав в разные стороны сапоги, она ворвалась, уселась на краешек стола, закурила и принялась строчить пулеметом:
– Ну, мать, ты меня, конечно, извини! Я потрясена и пришла тебя огорчать. – Выпалила и выжидающе умолкла, наблюдая за Марусей, которая села напротив нее на диван по-турецки и принялась гадать:
– У тебя с ним роман.
– Дура. Это ты у нас липнешь к айсбергам. А я люблю ананасы в шампанском, под пальмой, на морском берегу. Стужа. Давай дальше.
– Он получил в наследство соседскую квартиру, продал ее и уехал на три года в Антарктиду с теми тремя разбившимися об него девчонками.
– Холодно. Включи мозг.
– Он открыл фабрику мороженого. И женился на Снегурке.
– Ха. Принеси-ка, мать, мне чайку, горло чего-то начинает болеть. И я все расскажу. Ага, сахар положила? Умница. Только сядь, а то упадешь, придется тебя собирать по кусочку и склеивать. Так вот. Митенька. Не я ли тебя предупреждала, что он сноб, маменькин сынок и айсберг? И недавно он неожиданно устроился на работу.
– На секретный завод по производству снеговиков.
– Нет. Лимончика в этом доме не найдется? Очень жаль. Теперь сядь и слушай. Митенька устроился на радио. А это большое дело, ведь правда, когда человек достигает своего? И он мне уже похвастался. Позвонил вчера к нам в газету, наткнулся на меня. «О, – говорит, – Крутикова, не узнал, богатая будешь!» Важный такой сразу. Я давно заметила, что, стоит только моим знакомым мужчинам получить повышение, у них сразу вторая натура пробуждается. Их истинная скрытая сущность. Говорят важно и медленно. Басок откуда-то проклевывается. У них даже усы гуще становятся. И волосы на груди – курчавее. Но сейчас речь о другом.
– А, тогда я, кажется, знаю: у него роман с блондинкой за сорок, программным директором и самой главной теткой с этого радио.
– Холодно, Маруся. У него теперь своя программа на радио. Ты представляешь! Она выйдет в эфир уже совсем скоро, кажется, в конце марта. У него будет хорошая, популярная программа об окружающей среде. Тебе понравится. Он расскажет тебе об автомобильных выхлопах, парниковом эффекте, а также о том, как загрязнены московские реки, парки и пруды. И у него хватило наглости, понимаешь, гордо сообщить мне об этом. И еще о том, что он будет приглашать в студию всяких знаменитых людей: звезд шоу-бизнеса, политиков, писателей и ученых, чтобы привлечь внимание к проблеме экологии. Он мне все это доложил, и я нечаянно села на свой iPhone, но, к счастью, не раздавила экран. Я слушала его с открытым ртом и думала: блин, никакой он не айсберг, он – самый настоящий жулик. Это же была твоя идея, Маруся, ты мне этими своими выхлопами все уши прожужжала. А он взял, все присвоил и воплотил вместо тебя. И теперь, конечно, не звонит.
Маруся ничего не ответила, они молча пили горячий чай и некоторое время наблюдали, как тихо вьется за окном мягкий, пушистый снег, опускаясь на чьи-то ресницы, носы, капюшоны и дубленки. Ася, прихлебывая чай, с нетерпением ждала бурной реакции, какого-нибудь возмущенного возгласа, выплеска. И, не дождавшись, затянула сама:
– Однажды я поняла, что не надо рассказывать всяким левым людям, случайным прохожим, бабушкам в очереди о своих сокровенных мечтах. И даже человеку, которому ты очень хочешь понравиться, не надо раскрывать свои цели. Потому что в наше время у людей начисто нет идей и многие совершенно не способны мыслить самостоятельно. Да-да, многие не в состоянии определиться, чего они искренне хотят добиться в жизни. Потому что для этого надо уединиться, задуматься, быть искренним с самим собой. А многим моим знакомым, видишь ли, лень покопаться в себе, вскрыть свои тайные комнаты, вспомнить детство и отрочество, выявить самую главную мечту и самую важную цель. Намного проще, развалившись в кресле, ожидая очереди к парикмахеру, полистать журнал и почерпнуть оттуда пару затертых истин, пару глянцевых, кем-то уже намеченных целей. Удешевленных, усредненных, к которым стремится большинство. Можно так же, чуть прищурив левый глаз, вглядываться в повседневность, выявляя наиболее престижные пути, удачливые ходы. А еще проще присвоить чужую оригинальную мечту. Украсть. И тогда твоя мечта уж точно не сбудется в полном объеме или сбудется, но как-то не так. В искривленном виде. Как будто картинка, отразившаяся в зеркале комнаты смеха. Тем более, Маруся, не надо было рассказывать ему о том, чем тебе хочется заниматься, что ты считаешь высокой, достойной целью. Уж с этим у большинства людей дела обстоят и вовсе туго. Так что вот так. Черт. Мне очень жаль. Мне действительно жаль. И я удивляюсь, как тебе удается все это так спокойно воспринимать.
Потом они курили на балконе, наблюдая беспечную стайку школьников, которые играли в снежки в парке под окнами, громко визжа, засовывая друг другу снег за шиворот. И когда Ася ушла, Маруся еще некоторое время сидела на подоконнике, листая свою коллекцию фотоальбомов о жизни редких, вымирающих животных. Опустив книгу на колени, она смотрела в окно, вспоминая разгневанную Асю, улыбалась и думала о том, что подруга, как всегда, все немного упрощает и заостряет, превращая повседневность в злободневный телерепортаж.
Как-то в конце февраля, вечером, они столкнулись в книжном магазине возле стеллажа с последними монографиями и новенькими учебниками по экологии.
– Ты чего это здесь делаешь? – совершенно спокойно, как всегда ничему не удивляясь, спросил Митя.
– Книжку ищу. Вот эту, – и Маруся указала на учебник, который он держал под мышкой.
– Она последняя. Я за ней специально сюда приехал. А тебе зачем?
– Я готовлюсь поступать в аспирантуру, – гордо сказала Маруся, сжала губы и хмуро посмотрела на него из-под бровей.
– Будешь писать диссертацию про потепление. И со временем станешь профессором потепления, – поддразнил он.
Далее последовала напряженная тишина, которая длилась неизвестно сколько, так как Аси не было поблизости и некому было засекать время, за которое Маруся немного обиделась, хотела уйти, но была поймана за локоть. Потом они были замечены камерой слежения возле кассы, где покупали учебник, один на двоих. В очереди Митя что-то долго и невозмутимо рассказывал, но его слова заглушал шум книжного, напоминавший гудение огромного улья. Маруся стояла рядом, внимательно и недоверчиво поглядывала на него, хмурилась, потом сдерживала смех и молчала. Магазинный турникет громко настороженно заверещал. Они остановились в дверях, долго рылись в Митиной сумке и показывали охраннику чек. На улице он приготовился, что Маруся, как обычно, ухватится за его рукав и начнет болтать. Но она медленно шла рядом, прятала руки в карманах, любовалась снежинками, блеском огоньков в витринах и ничего не говорила. И Митя с нетерпением ждал спасительного рассказа о чем угодно. Но молчание не нарушалось. От Митиных вздохов в небо над городом все чаще вырывался белый клубящийся пар. Чтобы как-то защититься от неловкости и молчания, он хотел сделать вид, что записывает что-то в молескин. Но молескина в кармане не оказалось. Митя рылся в карманах и медленно шел рядом с Марусей, пытаясь угадать, куда она смотрит, о чем думает, почему молчит. И тогда он впервые увидел ее лицо: затаившее надежду, готовое расплакаться, ждущее объяснения, изумленное вечерним небом, с мерцанием множества золотистых огоньков в глазах, оправленное в мех капюшона и изумрудный платок.
