Я убежден, — вы прекрасно понимаете, что все это на самом деле чистейшей воды поклеп. Ведь превосходно известно, какой кристальной честности люди работали во все времена в этом достойнейшем государственном институте.
К примеру, Павел Иванович Чичиков, служивший до воспетой аферы именно в таможенном департаменте, был оттуда безжалостно изгнан.
* * *
Наши друзья заняли купе в плацкартном вагоне, разбитом до такой степени, что вместо раздражения это вызывало некоторое даже умиление. Кроме них, в вагон набилось еще человек семьдесят, в большинстве своем вышеупомянутые базарные женщины.
Конечно же, несколько из них сразу же попробовали устроить скандал; уперевшись кулаками в необъятные бедра, они объясняли что-то вроде того, что одно купе всего на семь человек — это явное излишество.
Однако тут в дело вступил Фил, преобразившийся при столь близком приближении к Китаю, что-то хищническое появилось в его движениях и манере говорить, впрочем, то же показалось и в остальных.
Он встал и, мило улыбнувшись, полуобнял одну из них за монументальное плечо: Но позвольте, любезнейшая… — за каких-нибудь пять минут ему удалось настолько всех запутать, что они отстали, непривычно лишив себя удовольствия громкого скандала.
Толстушка раздала всем пустые бланки справок о негативной реакции на СПИД. Отчего-то в Китай без нее въехать нельзя, то есть, разумеется, можно, но сдавать кровь в местном медпункте, где пользуют немытым шприцем, может только беззаветно храбрый человек, а совать десять долларов санитарному инспектору, причем делать это надо через переводчицу, отведя его в темный уголок, суетно и накладно.
Уже в одном лишь движении поезда угадывалось приближение Поднебесной; нету, господа, нету и быть не может на свете другой страны, где на двадцать километров железной дороги тратилось бы по три, а то и больше часа.
И вот, едва только мимо протащилась вспаханная нейтральная полоса, как сразу же показалась другая страна: безжизненные сопки сменились кусочками огороженной земли. Посреди них уродливо косились глинобитные лачуги, смахивающие на общественные уборные средней руки, лишенные, впрочем, отопления и канализации. Невозможно понять, как умещаются в них по два десятка человек, от пятидесятилетних стариков (возраст, по здешним меркам, весьма и весьма преклонный) до стайки грязных ребятишек.
Еще переезд через границу чувствовался по огромным кучам цветастого мусора, валявшимся вдоль полотна, почему-то убирать его необходимым не считалось, и Игорь каждый раз, проезжая, отмечал их новое нарастание.
— В хорошей мы все-таки живем стране, — высказал общее Буба.
— Ага, — ответил Леша, — каждый раз домой приезжаю, нарадоваться не могу: чистота, дороги — отличные, в квартире — горячая вода, унитаз журчит… Европа.
— Да, не с теми мы себя сравниваем, — вступила в разговор Вика, предвкушающе поглядывая на Олега, — кстати, ребята, на вокзале ничего не покупайте и не меняйте и баксы подальше спрячьте.
— Да уж, знаем, — бросил кто-то, и ленивая беседа замерла.
Вокзал оглушил толпой, криками и давкой.
— Колефана, откуда плиехала? — раздались звуки привычного коверканья родного языка.
— Доллалы, юани поменять?!
— Колефана, колефана, сто надаа?!
Приняв суровый вид, они проталкивались сквозь толпу, ведомые переводчиком, оказавшейся их старой знакомой — Ларисой, то есть звали ее, разумеется, не так, но, зная труднодоступность своих имен для неповоротливых славянских языков, китайцы подбирают себе созвучные русские.
— Привет, Лариса, — поздоровался Игорь.
— Здластвуйте, лебята, — радостно заулыбалась она, — товалы холосо плодали?
Автобус, конечно же, оказался местным, лишенным рессор, да и вообще на редкость неудобным, рассчитанным на маленьких и стройных китайцев, а вовсе не на мощные русские седалища, но это для наших хищно-сухощавых друзей было вполне еще терпимым (видели бы вы, как в него запихивают свои огромные задницы украинские челночницы. Незабываемое зрелище), а вот нехилый разворот плеч и длинные ноги девать было решительно некуда.
В автобусе, отделившем их мутными стеклами от яростной толпы продававших, покупавших и менявших, от ярких куч мусора, стало наконец поспокойней, и Фил немедля начал атаку на Ларису.
— Ларис, а в какую гостиницу?
— В Синьхуа.
— А склад там есть?
— Есть. Я знаю, вам самое главное — склад, — заулыбалась она снова, — холосый, больсой склад есть.
Наши друзья были челноками крупными, их закупки и думать было нечего запихать в номер.
— Синьхуа, Синьхуа… мужики, это тот, что ли, на площади?
— Да, да, на плосяди.
— Угу, там приличный скла… ой ее… — автобус рухнул в громадную яму, и Фил звонко клацнул зубами.
— Твою мать, столько бабок сюда возим; они бы хоть дорогу от вокзала сделали, суки… — здесь я сочту за лучшее прервать гневный монолог Фила: он очень больно прикусил язык.
Они оглядывались по сторонам, заново привыкая к непривычного вида домам, к вывескам с невнятными каракулями, имеющими отдаленное родство с кириллицей, к многолюдной толпе, к жуткого вида хибарам.
— Ты смотри: опять новый дом, — ткнул пальцем в окно Буба.
— Точно, как на дрожжах — месяц назад не было.
Этот приграничный городок рос под напором огромного долларового потока с невиданной скоростью, за каких-то три-четыре года из глухой станционной платформы он превратился в приличных размеров город. От небольшой круглой площади, где чадит пивной заводик и сверкает бетоном новенькое градоначальство, разбегаются в разные стороны кривые лучи узких и грязных улиц.
Здесь, собственно, и располагается конечный пункт притяжения: сотни оптовых лавок, средь которых разбросаны десятка два гостиниц, населяемые преимущественно соотечественниками.
Вокруг беспорядочно громоздились жилые кварталы, склады и прочая подсобная чепуха.
Всю компанию привезли в гостиницу, стоявшую на той самой вышеупомянутой площади. Там, не заходя в номер, готовые в любой момент устроить бучу, они осмотрели склад, оказавшийся и в самом деле достойным, после чего приступили к жесточайшему торгу.
Китайцы просили по десять юаней с места, Игорь, уполномоченный стаей, соглашался брать склад только весь сразу. Удивленный оборотом торга, хозяин гостиницы заломил полтораста в день.
Игорь, обхватив в притворном ужасе голову, ссылаясь на личную симпатию, давал пятьдесят. Совместная тяга к компромиссу сошлась на семидесятиюаневой мировой, причем обе стороны трагично возводили глаза и тяжело вздыхали, показывая крайнюю степень разорительности сделки.
Номер оказался своеобычным трехместным клоповником с весьма сомнительными простынями. Воды, само собой, в кранах не было — ее включают вечером часа на два. Впрочем, самих китайцев это смущало мало, у подавляющего большинства из них водопровода вообще нет.
Блага цивилизации, вторгаясь в здешнюю жизнь, порождают забавнейшие штуки. Как-то раз в новенькой гостинице, сверкающей симпатичной светло-голубой сантехникой, Игорь изумленно обнаружил, что к бачку унитаза вода НЕ ПОДВЕДЕНА!
Ей-богу, не подведена, и все!
* * *
Олег и Игорь выбрались на площадь, изрядно загаженную, хотя она и была единственным, пожалуй, местом, убиравшимся в этом городе.
— Колефана, стеклолеза надо?! — китаец, чрезмерно грязный даже для здешних мест, сунув им в лицо кусок стекла, принялся полосовать его стеклорезом.
Кстати, приграничный жаргон, формировавшийся по большей части великим и могучим, превратился в совершенно особое лингвистическое образование, не всегда понятное даже носителям языка (на редкость уродливая идиома, но иначе, пожалуй, и не скажешь), а местные выпускники филфаков вообще ничего не понимали.
Жаргон этот еще и менялся на протяжении границы, исковерканное дальневосточное корефан сменялось на западе фамильярным блат, а повсеместно царившее поначалу товалися уходило в туманное прошлое, уступая место набиравшему силу господин, символично не коверкаемым китайцами. Женщин поначалу обижала подлюка, означающая всего лишь подруга. В разных районах входили в него и такие шедевры, как, скажем, мало-мало покусать, сопровождаемый непременным закидыванием в рот горсти воображаемого риса. Использовалась эта веселая мизансцена для выторговывания последних центов.
Китайский вклад в приграничный новояз гораздо скромнее, на ум приходит разве что странное слово кхунья или попросту куня, которое бог его знает, что означает, но служит обращением ко всем китаянкам, независимо от возраста и профессии.
— Игорек, глянь, а вроде приличный алмаз. — Олег с интересом склонился над стекляшкой.
— Да на хрена он тебе нужен?
— Тыся лубли, — по-своему понял их разговор торговец и даже приоткрыл от усердия рот.
