Самым лучшим временем, проведенным с Самнером, стало лето после моего пятого класса, когда мы поехали в Вирджинию, на море. Папа легко достал путевки на целую неделю для нас и Самнера, мама позволила ему вести машину, ну а мы с Эшли были просто счастливы. Самнер даже взял отпуск на работе ради такого случая – тем летом он работал продавцом в обувном магазине. К нему приходили пожилые леди, а уходили всегда обязательно с покупками – и совершенно очарованные его обаянием и чувством юмора. А год назад Самнер работал в отделе связи, продавая аккумуляторы для телефонов, что тоже шло успешно. Ему нравилось каждое лето пробовать себя на новой работе, просто чтобы посмотреть – а как там? В том обувном магазине Самнер легко стал Продавцом месяца в июне, а потом в июле. И в августе. Единственным минусом по его мнению было то, что его дресс-код включал в себя галстук, но и здесь он нашел выход. Самнер наряжался в галстуки совершенно невообразимых цветов, а Эшли это нравилось – и вскоре галстуки диких расцветок стали такой же неотъемлемой частью его образа, как улыбка и интересные истории. Что касается меня, то я и сейчас помнила, какой галстук он нацепил, когда мы сели в машину, чтобы ехать на море. Я вообще прекрасно помнила каждый момент того лета, когда в нашей семье все еще было хорошо.
В тот день галстук был желтым, с большими зелеными кляксами, издалека похожими на брокколи. В машину Самнер сел прямо в своей рабочей униформе, мы с Эшли уже были внутри, жевали жвачку и ждали его. Сестра поцеловала его, едва он опустился на сиденье, а потом потянула его за галстук, ослабляя узел.
Обычно Эшли не любила, если я болталась где-то поблизости, когда она встречалась со своим бойфрендом, но с Самнером все было иначе. Рядом с ним сестра становилась другой, много смеялась, и ее радовало даже то, что обычно раздражало – например, я. Когда Самнер был с ней, Эшли относилась ко мне дружелюбнее, и между нами исчезала эта пропасть в пять лет, возникшая, когда сестра перешла в старшую школу и стала захлопывать двери перед моим носом. Забавно – но в следующие несколько лет, когда что-то шло вон из рук плохо, я мысленно возвращалась в тот день в машине Самнера, когда все было так хорошо.
Фольксваген Самнера был стареньким, синяя краска на нем местами облезла, а мотор заводился с ужасным рыком, сопровождающим едущих всю дорогу. Этот рокот был слышен еще до того, как Самнер подъезжал к нашему дому, так что я уже начинала кричать Эшли, что за ней приехал ее парень, и к тому моменту, как он останавливался у нашей подъездной дорожки, сестра готова была выходить. Самнер давно уже махнул рукой на звук, издаваемый машиной, и только посмеивался, называя этот рев своим личным саундтреком.
Поездка к морю занимала примерно четыре часа. В этой машине, с ее рокотом и включенным радио, было невозможно расслышать, что говорят на переднем сиденье, если ты сидишь на заднем. Поэтому я просто откинулась на спинку и смотрела в окно на проплывающие над нами облака и солнце, любуясь медленно опускающимся закатом. Когда мы свернули на дорогу, которая должна была привести нас к пляжу, Самнер переключил станцию и попал точно на какую-то танцевальную музыку. Мы все стали подпевать хором, вставляя свои собственные варианты слов, поскольку не знали правильных. В окна врывался теплый летний ветерок, где-то вдалеке догорали последние лучи солнца, моя сестра смеялась на переднем сиденье, а на небе уже зажигались первые звезды. Все было просто идеальным, как будто в этот момент ты получил все, о чем только мог мечтать.
В пляжном коттедже мы с Эшли поселились в одной комнате, родители – в другой, а Самнеру был отведен диванчик в гостиной, который мама сама разбирала для него. Диван стоял как раз с противоположной стороны от кровати Эшли, и они перестукивались каждый вечер через стену. Самнер был уверен, что может придумать собственный шифр, но Эшли стучала в стену, как придется, а в ответ на «зашифрованное сообщение» Самнера открывала дверь в гостиную и громким шепотом спрашивала: «Что ты сказал?». Он переводил, и они хихикали. Эшли никогда не смеялась так много, как тем летом с Самнером. Моя сестра всегда была тихой и вежливой, взрывы хохота совершенно не вписывались в ее стиль поведения, но, как я уже говорила, Самнер менял все. С ним она становилась веселой и бесшабашной, встряхивала волосами и широко улыбалась, была дружелюбной и солнечной, как само лето.
Когда я вспоминаю о той неделе, проведенной на пляже в Вирджинии, я легко могу описать каждую деталь, от купальника, который надевала каждый день, до запаха чистых простыней на моей кровати. Я помню мамино лицо, усыпанное веснушками, папу, который обнимал ее за талию и целовал в щеку. Я помню, как собирала ракушки, и как по ночам шум прибоя за окном пел мне свою колыбельную. Я помню каждую из прогулок, на которые мы выбирались вечерами и кидали друг другу дешевый диск фрисби, пока не стемнеет настолько, что ты перестаешь вообще что-либо видеть. Эту неделю я помню, как ничто другое.
Когда отдых закончился, мы с родителями уехали домой, оставив Самнера и Эшли еще на один день на море. В моей обуви был песок с пляжа, а в косметичке лежали ракушки, и я в любой момент могла сжать их в ладонях и представить, что я все еще там, в Вирджинии. Но звук газонокосилки мистера Хэвлока, нашего соседа, напомнил мне, что все закончилось, и я уже дома. Здесь был какой-то другой мир, и в первую ночь после приезда я долго не могла заснуть, сидя на своей кровати и думая об океане и бесконечно высоком небе.
***
На свадебном приеме гости ходили туда-сюда с бокалами шампанского в руках, группа играла какую-то веселую музыку, а я искала отца. Спустя десять миллионов лет я, наконец, обнаружила его в толпе людей, смеющихся и поздравляющих счастливого жениха. Он заметил меня, стоящую в стороне, и потянул к себе, обнимая на глазах у всех своих гостей. Я почувствовала привычную неловкость, когда, встав возле отца, оказалась выше, чем он. Знаете, это как-то странно – смотреть сверху вниз на своих родителей.
- Хейвен, - он потрепал меня по щеке, - милая, тебе здесь нравится? Хочешь чего-нибудь поесть?
- Нет, спасибо, - я вежливо покачала головой. Мимо нас прошла еще одна группа с «наилучшими пожеланиями», и, даже не остановившись, прокричала, как все они рады за папу и Лорну. – Я рада, что ты счастлив, папочка. – Наверное, сказать это было правильно в тот момент.
- Спасибо, моя хорошая. Она – это просто что-то, правда?
Конечно же, он смотрел на Лорну в другом конце зала, тоже окруженную толпой подружек и показывающую им кольцо. Поймав наши взгляды, она помахала мне и послала воздушный поцелуй папе, а он в ответ (стыдно сказать!) притворился, что ловит его.
- Да, она милая, - согласилась я, махнув Лорне в ответ.
- Для меня действительно важно, чтобы вы, девочки, не были слишком уж против всего этого, - серьезно сказал папа. – Я понимаю, последние полтора года были непростыми для вас, но сейчас все, кажется, наладилось, и вещи идут своим чередом. Вашей маме тоже этого хотелось бы.
У меня в животе что-то оборвалось. Мне не хотелось вспоминать сейчас о маме. Не поймите неправильно, но свадьба отца и его вступление в новую жизнь не казались мне правильным временем для рассуждений о том, чего хотела бы мама.
Пока я пыталась придумать ответ, к нам подошли Эшли с Льюисом.
- Папочка, я так счастлива, - сказала сестра, отпуская жениха и прижимаясь к папе. Ее глаза были слегка покрасневшими и опухшими – после клятв, сказанных отцом и Лорной у алтаря, Эшли и Льюису пришлось прогуляться несколько раз вокруг церкви, чтобы сестра успокоилась и перестала плакать. От счастья ли – мне оставалось лишь гадать. Теперь, перестав, наконец, беспрестанно вытирать глаза, Эшли обнимала папу, а Льюис оглядывал комнату, явно не зная, куда себя деть.
- Спасибо, милая, - папа поцеловал ее в макушку и посмотрел на будущего зятя поверх ее головы. – Скоро и ты к нам присоединишься, а, Льюис? Через месяц – или около того, верно?
- Двадцать девять дней, - вежливо поправил Льюис.
- Мы рады, что ты вступаешь в нашу семью, - сказал папа слегка заплетающимся языком. Можно подумать, наша семья была каким-то привилегированным обществом, и стать его членом было бы честью для любого. Наверное, Эшли тоже почувствовала, что эта фраза звучит как-то странно, потому что она вопросительно посмотрела на папу снизу вверх подозрительно блестящими (опять) глазами.
Весь праздник я слушала комментарии о том, какая же я высокая. Все говорили это – а потом спохватывались и пытались убедить меня, что это замечательно. Ну конечно же, кто не мечтает быть гигантом в пятнадцать! Я сутулилась и съеживалась, но Эшли (а обычно это была мама), без конца тыкала меня пальцем в спину, заставляя выпрямиться. Господи, мне всего-то хотелось сжаться в комочек и закатиться под один из столов, просидев там до конца свадьбы – разве я прошу так много?..
