Марина открыла глаза и прижалась к нему. И он уже ни о чем не думал. Он не торопился на этот раз, и Марина вдруг забилась под ним, будто хотела освободиться, потом затихла, и он понял, что она тоже счастлива.
— Я куда-то улетела, — сказала Марина.
— Куда? — спросил он.
— Я еще не знаю, — ответила она и уснула.
А он лежал рядом и знал, что он не скоро сюда приедет, а может быть, уже никогда не приедет, ему уже больше ничего не хотелось, произошло — и ладно, все замечательно, но из-за этого не стоит изменять свою жизнь.
Вечером она провожала его домой в деревню. Марина поссорилась со своей матерью и не ездила в деревню уже второй месяц, он мог бы остаться еще на день, отец обещал быть в городе в самом начале января, он забил борова и обещал привезти свинину на продажу. Но с Мариной говорить было не о чем, уже переговорили: кто поступил, кто не поступил, кто вышел замуж, кто ушел в армию. Об институте он не рассказывал, за четыре месяца учебы он и сам не многое узнал.
Через день он возвращался из деревни и не заехал к Марине. Он быстро прошел по райцентру, боясь встретить знакомых, и уехал в город.
Лена нашла его в тот же день, она пришла в общежитие и сказала, что взяла билеты в кино. После кино они погуляли по центральной улице, но он мерз в своем демисезонном пальто, и Лена это заметила, что его очень удивило.
— Зайдем ко мне домой, — предложила она. — Попьем чаю и согреемся, — хотя она не мерзла в своей длинной модной дубленке.
Он согласился. Лена познакомила его с матерью, стройной женщиной лет сорока, его матери было столько же, но она выглядела лет на десять старше. Мать Лены прошлась светлым, чуть прищуренным взглядом по его галстуку, костюму, ботинкам, наверное, она выискивала изъяны, просчеты вкуса, неаккуратность, чтобы потом обсудить их с дочерью. Она преподавала английский в педагогическом институте, жила целый год в Англии, проходила там стажировку и, как потом он узнал от Лены, очень гордилась тем, что может по одежде, по первым нескольким фразам определить, кто перед нею. Сейчас она явно испытывала затруднения. Она не могла не заметить, что на нем хороший немецкий костюм, югославские ботинки, французский галстук. Когда он сел, она осмотрела даже его носки, но и здесь он был защищен, он уже знал, что носки должны быть только темными или в тон галстуку. Отец и на этот раз оказался прав. Последние два года его учебы в школе мать сдала на приемный пункт райпотребсоюза сотни яиц и десятки килограммов клюквы. Потребительский союз давал возможность за сданное приобретать импортные дефицитные товары. Перед его поездкой в институт на экзамены они пошли с отцом в магазин и купили два костюма — немецкий и финский, три пары ботинок, демисезонное пальто и непромокаемую японскую куртку.
— Надо брать самое дорогое, — сказал отец. — Дорогое носится дольше, тебе этих костюмов должно хватить на пять лет, пока сам не начнешь зарабатывать.
Студенты предпочитали джинсы, свитера, куртки, он на лекции ходил в костюмах. Стирка рубашек в прачечной стоила дешево, один раз в месяц он отдавал костюм в химчистку, этому он научился у алжирцев, которые жили в общежитии. Однажды он заметил, что молодая преподавательница по химии рассматривает его галстук, ее явно что-то не устраивало в галстуке, он уже знал, что женщины зеркальны, по их реакции легко определялись свои просчеты. В тот день на нем был темно-синий в мелкую, едва заметную малиновую полоску костюм, он и галстук подобрал в синюю и малиновую полосу. Он очень радовался, когда купил этот галстук. Когда он видел мужчину в полосатом костюме, всегда смотрел на его галстук, но никакой закономерности не вывел. По-видимому, мужчин, даже доцентов института, эта проблема волновала мало, все носили галстуки, которые можно было купить в местном универмаге, выбирая неброские в полоску или горошек. Он пошел в библиотеку, заказал журналы мод и уже через полчаса вывел закономерность: к полосатому костюму полагался однотонный галстук или в мелкую декоративную клетку, но полосы на галстуке при полосах на костюме исключались. Он тоже исключил полосы на галстуке.
Теперь, когда его рассматривала мать Лены, он был защищен своей одеждой, одежда добавляла ему уверенности. Пока Лена ставила чай и переодевалась, ее мать начала задавать вопросы. Он понимал, что каждый ответ оценивается. И еще он знал: первое впечатление — во многом решающее, проиграв сегодня, он проиграет надолго. Потом, через много лет, он найдет и отточит десятки разных стереотипных ответов: для коллег, начальников, для рабочих, которыми он будет руководить, для женщин, которым хотел понравиться, для людей полезных и бесполезных, надоедливых, нахальных. Сейчас его спрашивали, и он должен был отвечать и рисковать. Он знал, что всегда лучше слушать, люди любят рассказывать о себе, но здесь от него почти требовали ответов.
— Понравился ли вам фильм? — спросила мать.
— Нет.
— Почему?
— А вам понравился?
— Да.
— Почему?
— Потому что Бергман — гениальный режиссер. Давайте договоримся: я буду задавать вопросы, а вы отвечать.
— Тогда это будет похоже на кино из жизни преступников. Когда преступник задает вопрос следователю, тот всегда говорит: здесь вопросы задаю я.
— Вы пришли в мой дом. Мне интересно, кого выбрала моя дочь.
— Более точные данные обо мне вы можете получить в отделе кадров. Об успеваемости — в деканате, о моральном поведении — у коменданта общежития.
— Перестаньте выдрючиваться, я вас ничем не оскорбила.
— Уже перестал, — подтвердил он. — И готов к ответу.
— Закомплексованная балда. — Она улыбнулась, он понял, что не проиграл, но и не выиграл тоже.
Через несколько дней была беседа с отцом Лены с обстоятельными вопросами о состоянии дел в их деревне. Что-то не устраивало в нем родителей Лены, но он еще не мог смотреть на себя со стороны, а его рассматривали взрослые и неглупые люди. Каким он им виделся? Нормальный деревенский парень, неплохо учится, в меру занимается общественной работой, скучноватый, пытается быть похожим на прилично одетых, мало начитан. На книги у него всегда оставалось мало времени. Его потуги казаться элегантным, умным, уверенным умные городские женщины распознавали довольно быстро, потому что элегантность, уверенность надо подкреплять деньгами, которых у него всегда было в обрез. Конечно, он хотел выделяться, но как стать непохожим на других, когда торговля завозила в областной центр два-три типа костюмов, в основном из Венгрии и Польши. И если накануне, всегда в конце месяца, в магазинах появлялась импортная одежда, то на следующий день в институте можно было встретить десятка три одинаковых костюмов и галстуков. И даже райпотребсоюзовские магазины не спасали. В первый же день занятий он увидел доцента в точно таком же костюме и галстуке, у них даже ботинки были одинаковые — немецкой фирмы «Саламандра». Потом он узнал, что родители доцента жили в деревне и тоже пользовались системой райпотребсоюза. А доцент с тех пор невзлюбил его.
Родителей Лены такие проблемы не волновали. Они по несколько раз в году бывали в Москве, один раз в три года выезжали туристами в капиталистические страны, каждый год — в социалистические по индивидуальному туризму, и Лена в свои семнадцать лет побывала с родителями в Польше, Болгарии и Венгрии. Все открытия, которые ему предстояло сделать, родители Лены получили от своих родителей, они не делали ошибок. Мать и отец Лены учились в Москве. Отец — в Тимирязевской академии, мать — в педагогическом институте. После учебы они вернулись домой, и мать начала преподавать в местном педагогическом институте, защитила кандидатскую диссертацию, съездила на стажировку в Англию. Отец начал преподавать в сельскохозяйственном институте, защитил кандидатскую диссертацию, поработал в обкоме партии инструктором, защитил докторскую и был назначен начальником управления сельского хозяйства и одновременно заведующим кафедрой. Лена рассказывала, что отца, возможно, очень скоро переведут в Москву в министерство, вначале начальником главка, а потом он станет заместителем министра.
— А потом министром, — предположил он. — Потом председателем Совета министров.
— Нет, — объяснила ему Лена. — Папа будет заместителем министра, потом ректором сельскохозяйственной академии и академиком ВАСХНИЛ.
— А если повезет, то министром-то он сможет стать! — настаивал он.
— Министрами становятся по-другому, — объясняла Лена. — Надо поработать в ЦК партии заведующим отделом или сектором, но чаще всего первый секретарь обкома становится секретарем ЦК, отвечающим за сельское хозяйство, после этого его назначают министром. Но папа говорит, что министр сельского хозяйства — это всегда мальчик для битья.
Все произошло так, как говорила Лена. На третьем курсе она перевелась в сельскохозяйственную академию и уехала с родителями в Москву. Ее отец стал начальником главка, потом заместителем министра, потом академиком и ректором академии.
