— Ты что, любишь Лошкареву?
— Не люблю, — ответил Александр. — Но очень хорошо отношусь.
— А-а… — протянула Марго.
Она поняла: Александр не собирается строить семью. А с кем он спит, это ее не касается. Должен же молодой мужчина с кем-то спать. Почему и не с Верой…
* * *
Первый фильм снимался мучительно, но слепился как-то. Его послали на фестиваль в демократическую страну, и фильм неожиданно взял главный приз.
После главного приза все вдруг заметили и фильм, и молодого режиссера. У нас так бывает: сначала надо понравиться за пределами, а потом уже разглядят и у нас.
К Вере слава долго не приходила. На улице ее не узнавали. В магазине она покорно отстаивала очередь. Ее не пропускали вперед, как других артисток. Коротко глянут — что-то знакомое, где-то видел, а где… черт его знает.
К другим слава приходила сразу, просыпались знаменитыми. Но не к Вере, хотя ей было уже под сорок. Однако случилось кое-что поважнее, чем слава. Вера забеременела.
Она думала, что этого не случится с ней никогда. Проживет свой век, как яловая корова, не познает счастья материнства. И даже находила в своем бесплодии положительные моменты типа: зачем плодить нищету, безотцовщину… Но, почувствовав первые признаки, замерла от счастливой надежды. Боялась кому-то сказать, чтобы не сглазить.
Районный врач подтвердила беременность. Вера унесла свой живот, как драгоценность, которой нет цены.
Александру она долго не говорила, боялась сглазить. Но пить с ним перестала. И спать тоже перестала.
— Мне нельзя, — сказала она в один из дней.
— Почему? — не понял Александр.
— У меня будет ребенок.
— Чей?
— Твой, чей же еще…
— Как это?
— Как у всех.
— Но я не женюсь на тебе, — растерянно сказал Александр.
— Ну и не надо, — разрешила Вера. — Я себе рожу.
— Но со мной тоже хорошо бы посоветоваться.
— Живот мой. Ребенок мой. Чего советоваться?
Она уже советовалась однажды.
Александр воспринял известие как удар. Где-то на стороне будет бегать его ребенок… А жениться на Вере — это все равно что жениться на родственнице. Или на Ольге из «Трех сестер». Александр хотел жениться на молодой современной девчонке, которую надо завоевывать, зверски ревновать, терять и находить, быть в постоянной борьбе и напряжении. А Вера — как таблетка от головной боли, протянутая на ладони. Взял и проглотил и запил кипяченой водичкой. Голова прошла.
Александр стал часто напиваться. Впадал во мрак. В мозгу его что-то нарушалось: то ли химия, то ли проводка. Что-то коротило, искрило. Лицо тоже менялось, непонятно в какую сторону. Взгляд что-то напряженно искал. Александр мог зарыдать. И рыдал.
Вера терпеливо все это выносила. Утешала, как могла.
— Да брось ты, — говорила она. — Вон у Иванова трое детей на стороне. И ничего. Даже хорошо. Иванов — урод, его вообще надо кастрировать. А ты… такой красивый, такой талантливый, ты должен размножаться…
Александр слушал, и ему становилось полегче на какое-то время. В самом деле: у Иванова трое на стороне. А у Селиверстова — шестеро от пяти жен. Селиверстов уже и считать перестал.
И тем не менее не о такой жизни мечтал Александр. Он мечтал о красивой, чистой, единой семье. Ребенок на стороне — как испорченный замысел. Сюжетная линия жизни нарушена. У него уже был ребенок от первой жены, произносил первые слова, делал первые шаги — и все это без него. А теперь и второй. Катастрофа.
Марго и ее муж Алексей Иванович вели довольно сепаратную жизнь, как рыба и птица. Один — в воде, другая — в облаках. Не было страсти, не было пуританской верности, но было что-то более существенное, куполообразное, как небесный свод, накрывающий Землю на старых картинках.
Это нечто большее — семья. Александр помнил, как в детстве по вечерам семья высаживалась вокруг стола, обсуждались его гланды.
Александр часто болел ангинами. Могло быть осложнение на сердце. Одни врачи предлагали вырезать гланды, другие не советовали. Гланды — это фильтры. Природа — гениальный конструктор и не создает ничего лишнего. Убрать гланды — значит убрать фильтры.
Отец был против операции, Марго — за.
Александра положили на операцию. Он до сих пор помнит этот ужас.
Но, страдая во время операции и после, он знал, что его страдания, как дрожащая струна, достигают сердца матери и отца и их ответная струна вибрирует тою же частотой колебаний.
Общая вибрация — вот что такое семья.
Лето стояло жаркое. От асфальта исходило ядовитое испарение. Вера попросилась за город. Ей хотелось подышать чистым сосновым воздухом.
Александр согласился.
Поехали по Киевской дороге. Куда глаза глядят. Остановились в красивом месте.
— Я кушать хочу, — сказала Вера.
Александр зашел в сельский магазинчик, купил нехитрую еду: хлеб, колбасу, пакет молока.
Разложили еду на пеньке. Сами сели на поваленное дерево. Стали есть не торопясь.
Еда казалась вкусной и свежей. Птицы пели. Вера думала о чем-то своем. Она оставила волосы распущенными. Волосы были тонкие, легкие, взлетали от любого самого маленького порыва ветра.
Вера утратила свою стильную худобу. Талия сгладилась. Стало заметно, что она — понесла. Мягкость, округлость, коровье спокойствие во взоре.
Александр поднялся с дерева. Стал прохаживаться туда и сюда. Вера глядела на его форму головы, прямую спину, на его походку и думала: у нее родится сыночек, у него будет такая же фигура, такие же медовые глаза.
— Сделай аборт, — попросил Александр.
— Какой аборт… Мне через три месяца рожать. Он уже живой.
— Бывают преждевременные роды, — настаивал Александр.
Вера молчала. Потом спросила:
— Чего ты боишься? Мне денег не надо. Я и сама его прокормлю.
— Я не хочу, чтобы мои дети росли на стороне.
— Мне скоро сорок. Я должна успеть родить. Иначе я останусь без детей, как огурец-пустоцвет.
— Роди от кого-нибудь другого.
— У меня нет другого. Я тебя люблю. Я хочу твоего ребенка.
— Ты глухая, — сказал Александр.
— Это ты глухой. Ребенок уже шевелится, бьется пяточками. Я уже люблю его.
— Если ты не сделаешь аборт, я сейчас разбегусь и разобью себе голову. Вот об эту сосну. — Александр показал на мощное дерево с розовым стволом.
— Твоя голова, делай что хочешь, — ответила Вера и отвернулась.
Александр стоял и слушал себя. Потом вдруг сорвался с места, разбежался и ударился о сосну всем телом, лицом и головой.
Очнулся в сельской больнице.
Был слышен рев взлетающих самолетов. Значит, рядом находился аэродром.
Вера сидела возле кровати со скорбным лицом овцы и держала его за руку. Вера страдала.
Александру стало стыдно: зачем он мучает беременную Веру, при этом беременную его ребенком. Значит, он мучает их обоих. Подлец, в сущности.
Александр страдальчески сморщился. Болело все: бок, лицо, голова. Его тошнило, и рвотные позывы тоже вызывали боль.
Вера поила его боржоми из стаканчика, обтирала ваткой лоб. Она делала все, чтобы облегчить его страдания, но при этом была несокрушима, как скала. Александр мог стучаться головой о стену, стреляться, вешаться. Вера не услышит. Она сделает все так, как задумала. Александр чувствовал себя кроликом, которого жует крокодил и при этом плачет. Крокодильи слезы. Александр понимал, что им воспользовались, как кроликом. И протест поднимался из глубины души, как тошнота.
Рожала Вера тяжело. Врачи называли ее «старая первородящая». Трудно было всем: и Вере, и врачам, и ребенку. Пришлось применить щипцы. Щипцы были похожи на орудие инквизиции.
Ребенок оказался мальчиком.
Вера глянула на него и влюбилась. И зарыдала от ужаса, что его могло не быть вовсе. Вдруг бы Александр уговорил… Она плакала от мыслей, что ребенка не хотели, и эта тема обсуждалась, пусть даже односторонне. Вера смотрела на свое чадо. Он вдруг смешно сморщился и чихнул. Как настоящий. Он и был настоящий, только еще очень маленький, в самом начале своей жизни.
— Счастье… — тихо проговорила Вера.
Мальчик не услышал. Он спал. Набирался сил.
Александр в это время находился на Крайнем Севере. Снимал фильм о полярниках.
Было холодно, и очень холодно. Грелись разведенным спиртом.
Александр постепенно превращался в сильно пьющего трудоголика. Он умел только пить и работать. А жить он не умел. Вернее, это и была его жизнь: напряженная работа и пьянка как разрядка. Напиваясь, он разряжался и отдыхал.
В группе Александра любили. Прежде всего — за результат труда. Все знали: как бы ни было трудно, все закончится победой. А это — главное. Их собрали на хорошее дело, и люди шли как на подвиг.
Женщины в группе дополнительно любили Александра за то, что он был молодой и неженатый. А значит — перспективный мужчина.
