– космос,
– муравьи,
– лебеди,
– искусственные челюсти,
– работа маляра,
– скрепкосшиватели,
– все, что можно кидать,
– вещи,
– пластырь,
– молоко,
– водоросли,
– горки,
– синий черничный сок,
– «Лего»,
– все, что двигалось особенно быстро,
– снег,
– деревья,
– узлы,
– рассуждения о хоккее,
– кубик Рубика,
– газонокосилки,
– фотоаппараты,
– какашки и письки,
– шишки,
– мыльные пузыри,
– Африка,
– вещи, в которых встречается желтый или серебряный цвет,
– сильный ветер,
– шипучка,
– все, что делал папа.
Моя жизнь была переполнена всеми этими вещами. Это было так просто и здорово. Когда я не спал, то носился и был в полном восторге. Я не ходил просто шагом. Я бегал вприпрыжку.
Рассмотрев список, я отправляю его по факсу Киму. Я чувствую, что задолжал ему ответный факс.
Я подумываю, что надо бы составить список вещей, которые сейчас вызывают у меня восторг. Я беру перо и бумагу, но ловлю себя на том, что робею.
Я испугался, что список окажется слишком коротким.
Напрасно я отучился бегать.
Я пошел в магазин и купил литр обезжиренного молока. Когда я вернулся, весь двор кишел детьми. На дворе гулял детский сад. Я и не знал, что во дворе находится детский сад.
Ко мне подъезжает маленький мальчик на крошечном велосипеде с опорными колесиками по бокам. Мальчуган одет в комбинезончик, на голове у него шапочка с козырьком. Поверх шапочки нахлобучен велосипедный шлем. Мальчик глядит на меня и на молоко, которое я купил. Он спрашивает, мой ли вон тот шикарный красный велосипед. Я киваю в сторону прислоненного к деревянному забору велосипеда и спрашиваю: «Ты про этот?» Да, про этот.
– Это мой, – отвечаю я мальчику.
Мальчик полон восхищения. Он говорит, что тоже хочет себе такой велосипед.
Мы идем к моему велосипеду и рассматриваем его. Велосипед большой и красный. Мальчик дотрагивается до рамы.
Интересно, как он узнал, что это мой велосипед?
Он говорит, что видел, как я ставил на него замок. И сообщает, что живет в соседнем доме. На самом последнем этаже.
– Тебе совсем близко ходить в детский сад, – говорю я. Он кивает.
– А еще я видел, как ты играешь в мяч, – говорит мальчик.
– Неужели ты так поздно еще не спишь? – спрашиваю я.
– Иногда бывает, – отвечает мальчик. Я спрашиваю, как его зовут, он отвечает, что Бёрре.
– У тебя тоже шикарный велосипед, – говорю я ему.
Он отвечает, что это детсадовский велосипед.
Бёрре немного помолчал. Потом он спросил меня, надеваю ли я шлем, когда езжу.
Я уже готов был соврать и сказать «да», но вовремя спохватился. Ложь сразу обнаружится. Я признался, что не надеваю шлема.
– Нет, – говорю я.
– Не езди без шлема, – говорит Бёрре. Он хочет, чтобы я поскорее купил себе шлем, лучше всего прямо сегодня.
Он рассказывает мне, как папа одного мальчика из детского сада ехал на велосипеде и столкнулся с автомобилем. Дяденька был без шлема и пролежал в больнице почти неделю.
Я не могу не признать, что это очень убедительный довод.
– Ты прав, Бёрре, – говорю я мальчику. – Я непременно куплю себе шлем.
Бёрре спрашивает меня, поеду ли я сейчас на велосипеде. Я не собираюсь никуда ехать. Я шел домой и собирался пить молоко. Он спрашивает, не выйду ли я потом покататься. Я не знаю.
– Может быть, вечером, – говорю я ему.
Бёрре хочет посмотреть, как я буду кататься, но вечером его уже заберут из детского сада.
– Может быть, ты увидишь меня из окна, – говорю я.
– Может быть, – отвечает Бёрре.
Я поворачиваюсь и иду к подъезду, он смотрит мне вслед. Когда я обернулся, он мне помахал.
Спустя некоторое время меня осенило, что надо было посадить Бёрре на мой велосипед и прокатить его по двору.
Ему бы понравилось.
Однажды я так заигрался, что упал в обморок.
Мне только что подарили горные лыжи, и я настолько ими увлекся, что забыл про еду. Я прокатался целый день натощак.
Кончилось тем, что от голода я потерял сознание и налетел на фонарный столб. У меня было сотрясение мозга, и папа отвез меня в больницу.
Доктор сказал, что это здорово так долго играть, но все-таки надо иногда делать перерыв, чтобы поесть.
Я упал в обморок, поскольку был слишком увлечен своим занятием, чтобы сделать перерыв на еду, мне было некогда отдыхать.
В этом есть что-то замечательное.
Такая увлеченность!
Теперь только и можно сказать – была да сплыла.
В последние дни у меня было переменчивое настроение.
Я стараюсь понять свое состояние, но отдельные кусочки никак не хотят складываться в целостную картину. Я не совсем понимаю, что со мной происходит.
За последние недели многое изменилось.
День проходит иначе. Иными стали и ночи.
Но что-то по-прежнему не так, чего-то мне еще не хватает. Совершенно очевидно, что не хватает чего-то важного.
Где его искать, я не знаю.
Зато у меня есть мяч.
Он меня очень выручает.
И каждый вечер я подолгу занимаюсь тем, что кидаю его об стенку.
Через месяц должен вернуться мой брат. При нем я не смогу уже здесь оставаться.
В запасе у меня остается один месяц.
Я не скрываю от себя, что нервничаю, когда думаю о том, чем это может кончиться. Я не притворяюсь перед собой.
Я мог бы, к примеру, сделать вид, что ничего особенного не происходит, и положиться на авось. Закурить сигаретку и притвориться, что все в порядке. Других это, может быть, и обманет. Например, девушек, Кима… Может быть, мне и удалось бы обмануть Кима. Но рано или поздно все бы повторилось. И я снова очутился бы, как тогда, сидящим на траве, и кто-нибудь – брат или кто-то другой – обнимал бы меня за плечи, а я бы обливался слезами.
Что-то все-таки со мной не в порядке. Что-то явно не так.
Больше всего мне не хватает сейчас старшего друга. Учителя. Человека, который объяснил бы мне, что к чему.
Хорошо, если бы он давал мне задание, на мой взгляд бессмысленное, я злился бы и возмущался, но выполнял бы заданный урок. И затем, понемногу, после многих месяцев тяжкого труда, я бы начал понимать, что во всем есть скрытый смысл и наставник действовал по заранее продуманному, точному плану. И мне вдруг открылась бы причинная связь вещей. Я понял бы суть вещей и явлений. Увидел бы логику мировых событий и человеческого поведения. Я научился бы также управлять собою и вызывать в людях проявления самого лучшего, что есть в каждом человеке, ну и так далее. И наставник сказал бы, что ему больше нечему меня учить. И на прощание он подарил мне что-то. Наверное, что-то большое. Может быть, автомобиль. И тогда я мог бы сказать ему, что это слишком, что такого подарка я не могу принять, но он бы настоял на своем, и мы расстались бы с ним, и прощание было бы грустным, но значительным. И тогда я окунулся бы в жизнь и, может быть, повстречал бы кого-то, желательно девушку и создал бы семью, и, пожалуй, основал бы фирму, которая производила бы полезные товары и услуги.
Вот как все должно было быть. Да, черт возьми! Это же ясно как день. Именно так, и никак иначе!
Однако такого наставника днем с огнем не сыщешь.
Мне он так и не встретился.
И все указывает на то, что придется мне обходиться собственными силами.
Я стал вспоминать людей, на которых я смотрю с восхищением.
Их мало.
Вот люди, которыми я восхищаюсь:
– Лори Андерсон,
– Ганди,
– Армия спасения,
– Карл Баркс,
– Астрид Линдгрен,
– Орсон Уэллс,
– Олаф Х.Хауге,
– Ларс Лилло Стенберг.
Я убежден, что дело в увлеченности. У меня пропала увлеченность.
Ее нужно найти и вернуть.
Где-то там она есть.
Вероятно трепаться об этом тщеславно.
В этом есть что-то от дзен-буддизма.
Если я буду напрягаться, у меня ничего не получится.
Получиться, когда перестану напрягаться.
Проклятые буддисты! Воображают о себе, что уж они-то все понимают.
В человеке, весящем 70 килограммов, содержится, между прочим:
– 45 литров воды,
– достаточно извести, чтобы побелить курятник,
– фосфора, которого хватит на 2200 спичек,
– жиру примерно на 70 кусков мыла,
– железа на двухдюймовый гвоздь,
– углерода на 2000 карандашей,
– одна ложка магния.
Я вешу более семидесяти килограммов.
А еще я помню телевизионный сериал под названием «Космос». Карл Саган расхаживал среди декораций, как бы изображавших Вселенную, и беззастенчиво сыпал гигантскими числами.
