Шурик уставился на деньги. Родители посылали ему десять рублей в месяц. Было над чем задуматься.
Тепляков прервал его размышления.
– Можно договориться, оптовики будут приезжать два раза в неделю.
И они стали считать, сколько заработают за сезон.
Ночью Шурику приснилась огромная золотая муха, откладывающая золотые яйца.
Со временем Расписов начал замечать особое к себе отношение со стороны преподавателей-рыбаков. Кто то здоровался за руку, интересовался проблемами, кто-то заискивающе посматривал во время занятий. На практических занятиях ему ставили явно завышенные оценки.
Начали поступать коллективные заявки от кафедр.
Начиналась лекция по начертательной геометрии. В аудиторию вошел уважаемый профессор Анцеклевич. Махнув рукой дежурному, он сразу завладел вниманием аудитории.
– Товарищи курсанты! Я принес вам весть!
При этом на белую голубку с оливковой ветвью в клюве старый еврей явно не тянул.
– Слух о том, что экзамен по начертательной геометрии состоится, подтвердился!
Этот не рыбак, придется учить, подумал Шурик.
Все шло хорошо, но существовала одна проблема. Для сохранения взрослого опарыша необходимо помещать в холод. Так он может сохраняться, неделями не теряя товарных качеств.
Нужен холодильник, размышлял Шурик. Какой-нибудь старый, списанный. Вот если бы кто-нибудь из МТО проявил интерес, можно было бы договориться.
За этими мыслями он не заметил, как на хоздвор зашел начальник МТО полковник Крыжаковский. Невысокого роста, крепко сбитый огненно-рыжий мужик подошел к объявлению.
Не веря в удачу, Шурик доложился.
– Товарищ полковник, старший приборщик курсант Расписов! – для солидности повысив себя в должности, отрапортовал Шурик.
– Это что?
– Объявление, товарищ полковник.
– Я вижу, что не Джоконда! Открыть баки!
Все рухнуло в одночасье. Крыжаковский был грибник.
Уже через час взвод в противогазах выгружал содержимое баков в самосвал.
Расписова с командиром роты вызвали на ковер. Пройдя в Адмиральский коридор, они остановились перед кабинетом начальника училища. БПК смотрел на дверь кабинета как на Стену Плача. Вышел старший мичман, адъютант начальника.
– Борис Петрович, проходите, а вы, курсант, обождите в коридоре.
Ожидая БПК, Шурик рассматривал полотна великих маринистов. Они украшали Адмиральский коридор.
Минут через десять появился командир роты. Постукивая кулаком по ладошке, он растерянно бормотал:
– Вот так, отвечай Козюля. Понаберут, бля, на флот, а виноват Козюля.
– Товарищ командир, ну что?
– Мне выговор, вам трое суток губы. При чем здесь Козюля?
На картине Айвазовского догорал турецкий флот.
– Становись!
Народ не торопясь выходил на построение. Зарядка и приборка пролетели незаметно, впереди завтрак, занятия, обед, последняя пара (какая-то общая лекция по марксистско-ленинской философии, можно будет отоспаться) и свободное время до самоподготовки. В общем, обычный день.
На первом курсе эта команда выполнялась веселей. На третьем ко всему относишься философски, в том числе и к команде «становись».
Дежурный по роте общий любимец Юра Клювин в отутюженных брюках, аккуратно заправленной фланке, зеркальных ботинках, гюйс домиком, бескозырка надвинута на глаза, ждал, когда народ разбредется по местам и сотворит подобие строя.
Наконец в длинном ротном коридоре оформился строй, стихли разговоры, и Юра, слегка грассируя, дурным голосом заорал:
– Равняйсь! Смирно!
Откуда-то из-за строя выскочил командир роты Пал Палыч Пнев.
– Товарищ командир, 13 рота для следования на завтрак построена, дежурный по роте курсант Клювин.
– Здравствуйте, товарищи курсанты!
– Здравия желаем, товарищ капитан III ранга! – нестройно промычала рота.
Пнев оставил это без внимания – дурной знак.
– Вольно!
Народ расслабился. Как всегда, утром нужно было выслушать ряд объявлений.
– Товарищи курсанты, у нас неприятность! – Невысокий, поджарый, с бегающими глазками, он, как заблудившийся сперматозоид, носился вдоль строя. – Свободного времени у вас сегодня не будет. То есть оно как бы будет, но его как бы и не будет. К нам в роту с визитом прибывает известный писатель… – Он остановился, вытащил из кармана тужурки шпаргалку и прочитал: – Валентин Пикуль, – после уставился на строй, ожидая реакции.
Обратной связи не получилось. Конечно, в курсантской среде Пикуля знали и даже любили, зачитывались наравне с Соболевым, Колбасьевым, Конецким, однако было непонятно, чем этот визит может закончиться.
Пал Палыч продолжил:
– Хрен бы с ним, с писакой этим, но ведь с ним придет руководство училища и факультета, а это вам уже не визит вежливости – это уже успевай подставлять. Какие будут предложения?
– Курсант Беловский, имею предложение.
– Слушаю вас, Беловский.
– Товарищ командир, – начал Андрюха с абсолютно серьезным видом, – нужно взять в библиотеке все книги Пикуля и раздать личному составу. Он придет, а мы его книжки читаем!
Пал Палыч стеба не понял.
– Старшина роты – обеспечить личный состав книгами, если нужно, я подключу зам. начфака по политической части.
Вторая шеренга корчилась от смеха.
– Гость будет в 16.30. В 16.00 проверю готовность. Клювин, чтоб в роте все сияло, как у кота яйца. Старшина, ведите роту.
День выдался на редкость спокойным, но время визита неминуемо приближалось. Командир со старшиной делали обход, проверяли готовность к визиту. За ними семенил дежурный по роте с блокнотом в руках, на ходу записывая замечания.
Замечания были дежурные, ничего серьезного. Подмести в курилке, поправить бушлаты в рундучной и другая фигня.
Вдруг Пал Палыч замер в стойке пойнтера, ткнул пальцем в стену и недобро по слогам спросил:
– Что это такое?
На стене была аккуратная надпись «Место для чистки обуви», внизу тумба со щетками и гуталином.
Старшина роты Сергей Нахимов (бывают же совпадения) робко спросил:
– А что не так?
– А сами что, не сечете? Место для чистки есть, обувь чистится, а инструкции по чистке обуви нет!
– Да ее у нас отродясь не было.
– Эх вы, будущее флота, ни хрена думать не можете. Кого ждем?
– Писателя.
– То-то же, соображать надо, он ведь первым делом все внимание на писанину. Клювин, чтоб через 15 минут висела инструкция по чистке обуви. Да такая, чтоб дух захватывало, и без ошибок мне.
Конечно, всякое бывало, и трусы хлоркой подписывали, но чтоб такое?
Юра опешил, он был морально не готов к такому повороту.
Схватив лист бумаги и ручку, присев у тумбочки, Клювин напрягся. 15 минут – это в очереди за пивом много, а здесь…
Сходу не получалось, Юра вспотел. С чего начать? Надо попробовать со щетки. Потихоньку дело пошло. Минут через 10 он дописывал последнее предложение: «…и привести место для чистки обуви в исходное состояние».
Пробежав глазами шедевр, Юра рванул в канцелярию роты, где общими усилиями отпечатали инструкцию и засунули ее в рамку.
Командир любовался – не место для чистки обуви, а просто загляденье.
За этим занятием его и застал гость с сопровождающими. Впереди шел седой дядька с добрыми, живыми глазами, рядом, заискивающе улыбаясь, вышагивал начальник факультета капитан I ранга Крикунов. За ними двигалась группа офицеров политотдела.
– Дежурный, не командуйте, – громко сказал начфак.
На всякий случай Юра поправил повязку дежурного и вытянулся в струнку.
Неожиданно гость остановился и повернулся к нему.
Протянул руку и представился:
– Валентин Пикуль, автор романа «Крейсера».
Клювин расплылся в счастливой улыбке, крепко пожал руку маэстро и с достоинством ответил:
– Курсант Клювин, автор инструкции по чистке обуви.
Проходя мимо, кто-то из свиты показал Юре кулак. Быть разборкам. Гость поинтересовался, чем заняты курсанты в свободное время. Изобразив на лице полное безразличие, Пал Палыч произнес:
– Читают, наверное.
Писатель заглянул в кубрик. Там группами сидели курсанты и громко шелестели страницами.
– Что читаете, товарищи курсанты?
– «Крейсера», «Пером и шпагой», «Баязет», «Мальчики с бантиками», – полетело из разных углов.
Глаза писателя увлажнились. Визит удался.
На выходе из роты Пикуль остановился.
– А где дежурный? Я хочу попрощаться с коллегой!
Подведение итогов на флоте – занятие культовое и по сакральной силе близкое к устранению замечаний.
Итоги подводили разные:
– за неделю, месяц, квартал, полугодие, год;
– боевой службы;
– учений;
– за отчетный период;
– внезапной проверки боеготовности;
– выполнения решений пленума или съезда…
Итоги подводились по любому поводу, и, как правило, к подведению итогов относились серьезней, чем к мероприятию, по поводу которого эти итоги и подводили.
