– Что, тебе плохо? – Катя вмиг забыла про писателя. Мать лежала на кровати. – Мама, сейчас «Скорую» вызовем. Почему ты мне не позвонила? Я бы с работы отпросилась.
– Катя, послушай меня. Похорони меня в Орджоникидзе. Рядом с Асланом. Пообещай мне. Я знаю, это ложно, но пусть Регина тебе поможет.
– Мама, ну что ты такое говоришь? Перестань. Сейчас врача вызову, он тебе укол сделает, сразу легче станет.
– Нет, Катенька, не станет. Уже не станет.
Алла Сергеевна умерла рано утром. Катя всю ночь просидела у ее постели, а часа в четыре утра задремала. Очнулась как от толчка. Мать не дышала. А Катя вдруг вспомнила. Как она сидела вот так же ночью и качала Коленьку. Задремала буквально на секунду, а Коленька дышать перестал. Детский кошмар повторился.
Потом все было как во сне. Катя звонила Регине, плакала, передавала просьбу Аллы Сергеевны. Регина тоже плакала, обещала все устроить.
Так Катя опять оказалась в Орджоникидзе. Опять была толпа из незнакомых лиц – Регининых родственников. Катя выхватила только одно – Регинино. Она действительно все устроила. Все на себя взяла – и поминки, и похороны.
Катя шла, куда вели, сидела там, куда сажали. У нее с собой даже платья черного не было. Регина дала ей свою юбку, шаль черную, повязку на голову по осетинской традиции повязала.
Людей было не много. Да и тех, кто был, Катя не знала. Слова говорили по-осетински, Катя не понимала. Она стояла и смотрела не на свежий холмик, заваленный цветами, а на могилу рядом – с общей мраморной плитой. Два портрета, фамилия и имена – Аслан и Лиана.
Лиана? Кто такая Лиана? Катя вглядывалась в лицо женщины, высеченное в камне. Не узнавала – молодая осетинка. Была смутная догадка, которую Катя отогнала, – жена дяди Аслана, мать Нины. Та женщина из ее детства, которая травки заваривала и напугала ее гаданием на кофейной гуще. Но совсем не похожа.
Вечером были столы, люди. Регина бегала с тарелками.
– Я пойду пройдусь, – сказала Катя подруге.
– Куда ты? Заблудишься. Давай я с тобой?
– Нет, я одна хочу. Я помню.
Катя, когда собирала документы Аллы Сергеевны, нашла в бумагах матери смятую бумажку с адресом. На бумажке было написано – Аслан.
Катя вышла на улицу. Дошла до автобусной остановки. Села. Ехала, вглядываясь в дома, дворы, улицы, пытаясь узнать. Ничего знакомого. Спросила у водителя, где выходить. Тот резко затормозил и открыл переднюю дверь: «Сейчас». Остановку проехали. «Иди прямо, вон туда», – сказал водитель.
Катя пошла. Дом она узнала сразу. Поднялась на этаж, постучала в знакомую дверь. Дверь открыла маленькая девочка.
– Здравствуй, а Нина здесь живет? – спросила Катя девочку.
Малышка улыбалась и молчала.
В коридор вышла женщина. Нина.
– Нина, здравствуй, ты меня помнишь? Я – Катя, дочь Аллы Сергеевны.
– Узнала, узнала, проходи.
Катя вошла. Нина стояла и рассматривала Катю. Сказала что-то дочке по-осетински. Девочка убежала в комнату.
Они сидели на кухне. Нина варила кофе. Катя не знала, с чего начать разговор.
– Это твоя дочка? – спросила она.
– Да.
– А как зовут?
– Лиана, в честь мамы.
– Красивая девочка. И имя красивое. Я ведь даже не знала, как твою маму зовут.
Они опять помолчали.
– Мама умерла. Я приехала сюда – похоронить. Она так хотела. Чтобы быть рядом с дядей Асланом, – сказала наконец Катя.
– Я знаю. Мне сказали.
– А твоя мама давно умерла?
– Через два месяца после отца. Не смогла она без него. Все повторяла – побыстрее бы отмучиться…
– А ты как?
– Нормально.
– А муж где?
– На работе. У него дежурство сегодня. Он хирург. Как отец.
– Нина, скажи, ты не против? Ну, что Алла Сергеевна там, рядом… Что могилы их рядом? – Катя разглядывала цветок на клеенчатой скатерти. Боялась посмотреть на Нину.
– Судьба такая. Не чужие ведь.
– А ты знала? Что я дочь дяди Аслана?
– Всегда знала. Мне мама сказала. Да все знали.
– Мне мама тоже сказала. Но я маленькая была. Не поняла ничего.
– Алла Сергеевна хорошая женщина была.
– И твоя мама Лиана тоже. Я помню ее травки. Только предсказание не помню. Помню, что плохое. А ты не помнишь, что она мне тогда сказала?
– Не помню, – ответила Нина. Но Катя почувствовала, что Нина помнит, только говорить не хочет.
– Ты когда назад? – спросила Нина.
– Завтра.
– Хорошо.
– Ты звони. Приезжай к нам, ко мне, в Москву.
– Хорошо. Спасибо.
Катя знала, что Нина не позвонит и не приедет.
– Ладно, я пойду.
Из комнаты выбежала девочка – проводить гостью. Катя погладила ее по голове.
– До свидания, Нина. До свидания, Лиана.
– До свидания.
Катя долго стояла на автобусной остановке. Теперь она осталась одна. Совсем одна. Нина, конечно, родственница. Но у нее своя жизнь, и Катя ей не нужна. Подошел автобус. Катя была единственным пассажиром. Водитель спросил: «Куда?» – она показала бумажку с адресом. Водитель кивнул и домчал ее до нужной остановки, не останавливаясь по дороге.
Регина ее ждала на улице, ходила вокруг остановки и смотрела на дорогу.
– Я уже не знала, где тебя искать. – Регина сердилась.
– Автобус ждала.
– Ты куда ездила?
– К Нине, дочери дяди Аслана. Она моя сводная сестра.
– Да знаю я.
– Откуда?
– У нее муж – врач. Хирург. Руки – золотые. К нему со всей республики приезжают. Ладно, пошли в дом. Уже все ушли.
Регина взяла подругу под руку и повела в дом. Катя подумала, что слишком долго не видела Регину. Знала, что подруга вышла замуж – за Володю, русского парня, что Регина особо подчеркивала, сына родила – Сашу. Регина сообщала новости срочными телеграммами. На свадьбу звала, на крестины. Но Катя так и не выбралась – маму не могла оставить.
– Кстати, а где Володя и Саша?
– Дома, тебя ждут. Сашка спит уже, наверное.
Катя видела Володю на вокзале. Высокий, худющий парень. Они с Региной очень смешно смотрелись рядом – она, маленькая, кругленькая, доставала ему до подмышки. Сашка родился длинный, в отца. Регина считала его самым красивым младенцем на свете.
Катя сидела, пила чай, Регина с Володей переругивались из-за того, кто завтра поведет Сашку в садик.
Катя вдруг зажала рукой рот и побежала в ванную – ее вырвало. Она умылась. Посмотрела в зеркало. Ее целый день тошнило. И вчера, и позавчера. Катя думала, что на нервной почве и от усталости.
Она вышла из ванной. Володя ушел спать. Регина домывала посуду.
– Ты чего? – спросила Регина.
– Не знаю. Перенервничала, наверное. Устала.
– Ну-ну. А грудь появилась тоже от усталости?
– Что ты имеешь в виду?
– А то и имею. – Регина встряхнула мокрой рукой и поправила лифчик.
– Брось ты. Грудь как грудь.
– А ты посчитай, посчитай.
– Регина, тебе бы в милиции работать.
– А я и работаю. В детской комнате. Представляешь? Я тебе разве не говорила? На пенсию майором выйду. Да и с детьми я общаться умею. Они у меня шелковые ходят.
– Молодец.
– А ты все стучишь?
– Стучу.
– Может, и ребеночка успела настучать?
– Регина, не говори ерунды.
– Ну, не хочешь рассказывать, не надо.
Утром Катя стояла на вокзале. Рыдающего Сашку Володя отвел в садик и вернулся помочь с вещами. Регина собрала Кате здоровенную плетеную корзину – персики, груши, банки.
– Регина, у нас до сих пор те корзины стоят, а ты мне еще одну впихиваешь. Как я ее дотащу? И кто это все есть будет?
– Бери-бери, на такси доедешь. Еще меня вспоминать будешь, – ворчала Регина. – Я тебе там банку с огурчиками малосольными положила, на всякий случай.
– Регина, ты опять за свое? Спасибо. Приезжайте.
Катя стояла в вагоне и махала рукой. Регина на своих коротеньких ножках семенила за вагоном. Володя шагал рядом.
Катя вошла в их с мамой квартиру на Пятницкой. Села на мамину кровать. На столике еще стояли пузырьки с лекарствами, лежали очки. Катя так и не смогла все это убрать. Потом.
Катя ходила на работу. Она уже не сомневалась – беременная. Пока было не видно. Отправила Регине телеграмму – «Огурцы пригодились». Регина позвонила и долго кричала в трубку:
– Кто отец? Он что, женат? Он знает?
– Женат, не знает, – устало отвечала Катя.
– Подай в суд, пусть алименты платит.
– Не буду.
– Дура ты. Ой, у меня Сашка скандалит, – сказала Регина и бросила трубку.
На работе, конечно, пошли разговоры. Но Катя на них старалась не обращать внимания. Лиля все не унималась:
– А папаша, случайно, не Владлен Синицын?
– С чего ты взяла?
– Да он про тебя все спрашивал.
– А что спрашивал?
– Да так, как у тебя дела, как ты поживаешь? Привет передавал.
– Ну спасибо. А ты за ним закреплена?
– Да, он новый роман пишет. «Колхозница и рабочий».
– И как?
– Я не вникаю. Печатаю и забываю.
– А как его жена, Риммочка?
– Ты знаешь, говорят, она с ума сошла. Вроде в пансионате. Но на самом деле в больнице. Шизофрения у нее. Или паранойя. Или и то и другое.
