Харуки Мураками - Кафка на пляже

– На кого – на этого?

– Ну как его?.. Певец-то… Группа такая есть… Я тебя как в автобусе увидела, сразу подумала. Имя из головы вылетело. Думала, думала, все мозги наизнанку вывернула – и без толку. Бывает ведь так, скажи? Вертится в голове, а никак не вспомнишь. Тебе что, не говорили раньше, что ты на него похож?

Я покачал головой. Никто ничего мне такого не говорил. А девица, прищурившись, все смотрела на меня.

– Кого ты все-таки имеешь в виду? – попробовал помочь ей я.

– Я по телевизору его видела.

– По телевизору?

– Ага! Он по телевизору выступал. – Она взяла сэндвич с ветчиной и принялась тупо жевать. Глотнула еще кофе. – С какой-то группой пел. Ну надо же! Как группа называется, тоже не помню. Высокий такой, худой. На кансайском диалекте говорит. Ну что? Не вспомнил?

– Понятия не имею. Я телевизор не смотрю.

Девица скорчила рожицу и уставилась на меня:

– Как не смотришь? Совсем?

Я молча покачал головой. Или, может, кивнуть надо? Кивнул.

– Из тебя слова клещами не вытянешь. Ты всегда такой?

Я покраснел. От природы неразговорчивый – вот мало и говорю. Но была и другая причина. У меня еще не сформировался голос. Вообще-то он уже был почти нормальный, но иногда вдруг ни с того ни с сего срывался. Вот я и старался не растекаться мыслями.

– Ладно. Нет так нет, – продолжала девица. – Но ты здорово похож на того… ну, который поет и говорит, точно в Кансае родился. У тебя, конечно, этого диалекта нет. Просто, как бы это сказать… Уж больно похоже. А вообще, ты неплохой парень. Вот и все.

На ее лице мелькнула улыбка. Будто отлучилась куда-то на минутку и тут же вернулась обратно. А я так и сидел, красный как рак.

– Тебе бы прическу изменить – еще больше стал бы на него смахивать. Волосы надо немного подлиннее, наверх малость зачесать и лаком закрепить, чтоб держались. Я бы прямо тут все сделала. Так бы классно было! Я же в косметическом салоне работаю.

Кивнув еще раз, я приложился к чашке с чаем. В кафетерии было очень тихо. Ни музыки, ни разговоров.

– Не любишь, значит, разговаривать? – спросила девица с серьезным видом, подперев щеку рукой.

Я покачал головой:

– Да нет.

– Стесняешься, что ли?

Я снова покачал головой.

Девица взяла еще один сэндвич. Оказалось – с клубничным джемом. Она как-то недоверчиво нахмурилась.

– Может, съешь, а? Больше всего на свете ненавижу сэндвичи с клубничным джемом. С детства.

Я взял сэндвич. С клубничным джемом эти штуки мне тоже совсем не нравятся, но все же я его съел – и слова не сказал. Через стол девица внимательно следила за процессом до самого конца.

– У меня к тебе просьба, – проговорила она.

– Какая?

– Можно, до Такамацу я с тобой посижу? А то одной как-то не очень… Всю дорогу казалось: вот сейчас какой-нибудь ненормальный рядом пристроится. Поспать как следует не получилось. Билет покупала – говорили: все по одному будут сидеть, а выходит – по двое. Может, подремлю хоть немножко до Такамацу. Ты вроде на психа не похож. Не возражаешь?

– Нет.

– Спасибо, – сказала она. – Как говорится: «В дороге нужен попутчик…»

Я снова кивнул. Ну сколько можно головой трясти? – подумал я. А что еще было делать?

– Как там дальше-то?..

– Дальше?

– Ну, «в дороге – попутчик…» А дальше? Эх, не помню! У меня с родным языком все время проблемы.

– «В дороге нужен попутчик, в жизни – сочувствие», – сказал я.

– «В дороге нужен попутчик, в жизни – сочувствие», – повторила она, точно хотела убедиться, что все правильно. Были бы карандаш и бумага, наверное, записала бы за мной. – А что это значит? Если по-простому?

Я задумался. Время шло, но девица все ждала, что я отвечу.

– Ну, встретились люди в дороге. Случайно… И выходит, что от такой встречи может довольно много зависеть. Настроение и так далее… По-моему, так. Если коротко.

Подумав, она сложила руки на столе.

– Точно! Случайные встречи здорово на настроение влияют. Я тоже так думаю.

Я посмотрел на часы. Уже полшестого.

– Ну что? Пошли обратно?

– Угу. Идем, – согласилась она, но встать и не подумала.

– Интересно, что это за место? – спросил я.

– И правда, – подхватила девица и, вытянув шею, посмотрела по сторонам. Сережки в ее ушах закачались, как спелые плоды на дереве. – Я сама не знаю. Кажется, Курасики [7] скоро. Хотя какая разница? Стоянка на шоссе. Просто попалась по пути из пункта А в пункт Б. – Она отмерила в воздухе указательными пальцами расстояние – сантиметров тридцать. – Какая разница, как место называется? Туалет, кафешка. Лампы дневного света, стулья из пластика. Кофе – дрянь. Сэндвич с клубничным джемом. Ерунда все это. Никакого значения не имеет. А важно, откуда мы едем и куда. Скажешь, не так?

Я кивнул. Потом еще. И еще.

В автобусе все уже были в сборе и с нетерпением ждали отправления. Водитель – молодой парень с суровым взглядом – больше походил на шлюзного пристава. Он осуждающе посмотрел на нас, упрекая за опоздание, но ничего не сказал. Девица улыбнулась ему с безобидным видом, как бы прося прощения. Водитель повернул тумблер. Зашипел сжатый воздух, и дверь закрылась. Девица перебралась ко мне на соседнее место и перетащила с собой невзрачный чемоданчик. Видимо, на распродаже купила. Чемоданчик оказался для своих размеров довольно увесистым. Я поднял его и запихал на полку над головой. Девица, поблагодарив меня, упала на сиденье и тут же вырубилась. Автобус рванул с места, словно заждался. Я достал из кармана книжку и стал читать дальше.

Моя попутчица спала мертвым сном и, чтобы не трясло на поворотах, положила голову мне на плечо. Так и ехали. Рот у нее был закрыт, она тихонько посапывала. Плечом я ощущал ее размеренное дыхание. Ворот у нее сбился, и выглядывала бретелька лифчика. Тонкая, телесного цвета. Я представил, какое нежное у нее белье. Какая грудь. Представил, как касаюсь пальцами ее отвердевших розовых сосков. Не то чтобы я этого хотел. Ну а как иначе? У меня, конечно, тут же встал. Да так, что я и сам удивился: с чего это? Поразительно, как это часть тела может вдруг сделаться такой твердой.

И тут я вдруг подумал: а что если это моя старшая сестра? Лет ей примерно столько же. На сестру с фотографии не очень похожа, но по карточке разве точно поймешь? Иногда такие рожи получаются – ни за что не узнаешь. Она сказала, что у нее младший брат, как я, и они давно не виделись. Вполне может быть, что я этот самый брат и есть.

Я покосился на ее грудь. Пухлые округлые бугорки медленно поднимались и опускались в такт дыханию, напоминая морские волны. Я представил, что передо мной действительно простирается водная гладь, на которую неслышно выливаются потоки дождя. Я – одинокий мореплаватель на палубе, она – море. Пепельное, без всякого просвета небо далеко впереди сливается с таким же пепельным морем. И никак не отличишь, где море, а где небо. Не разберешь, где мореплаватель, а где само это море. И так же трудно провести грань между реальностью и движениями души.

На ее руке я заметил два колечка. Не типа обручальных или тех, что дарят на помолвку, а из самых дешевых, купленных в универмаге, в том отделе, где торгуют всякой мелочевкой для юных модниц. Пальцы у нее были хоть и тонкие, но длинные, прямые и, как мне показалось, сильные. Ногти в полном порядке – коротко острижены, с бледно-розовым лаком. Ее рука чуть касалась колена. Мне хотелось дотронуться до этих пальцев, но делать этого я, конечно, не стал. Девушка спала, как маленький ребенок. Между прядями волос, как грибы в траве, виднелись уши. Они показались мне удивительно беззащитными.

Я закрыл книгу и перевел взгляд на пробегавший за окном пейзаж. Смотрел, смотрел и не заметил, как сам уснул.

Ниже следует запись беседы с Накадзавой Дзюити (53 года), занимавшимся во время происшествия терапевтической практикой в городе ***. Беседа записывалась на магнитофонную ленту. Дополнительный регистрационный номер документа хранения: PTYX-722-SQ, стр. 162-183.

Впечатления младшего лейтенанта Роберта О'Коннора, проводившего беседу:

«Доктор Накадзава – крупного телосложения, загорелый, больше похож на деревенского старосту, чем на врача. Спокоен, уравновешен; язык образный и лаконичный. Откровенен – творит, что думает. Острый взгляд из-под очков. Судя по всему, обладает хорошей памятью».

Итак, 7 ноября 1944 года, в начале двенадцатого мне позвонил завуч городской народной школы. Я давно числился у них кем-то вроде внештатного врача, поэтому со мной связались в первую очередь. Завуч был страшно взволнован.