Веселухин быстро оглядел их и пробурчал:
– Зачем им наши грибы? Буржуи…
Сказал он не так, а очень грубо, поэтому я сильно пихнула его локтем.
– Ты чё? – удивился Веселухин. – Больно же.
– Ненавижу мат. Или заткнись, или уходи.
– Ладно, – неожиданно покладисто согласился Паша. – Чудная ты… Ладно, не буду. А зачем им грибы?
– Суп варить, Паша. Что, если они, как ты выражаешься, буржуи, они суп не варят? Слово-то какое откопал…
– Ну а как сказать?
– Не знаю… – Я смотрела на маму с дочкой, которые покупали у соседних продавцов бруснику и последнюю в этом году зелень.
Девочка как будто почувствовала мой взгляд и обернулась. Я посмотрела еще немножко и первая опустила глаза. Я ей завидую, я понимаю это. У меня хватает смелости сказать себе это. Как только сказала, сразу стало легче. Или я это придумываю, или точно помню, что меня учила так мама.
Мама и Надежда Сергеевна совсем были непохожи внешне. Мама – изящная, стройная, невысокая, всегда с аккуратным пучком светлых волос. А Надежда Сергеевна – рослая, с крупными плечами и ногами, рыжеватая, больше похожая внешне на учительницу физкультуры, чем русского и литературы. Но чем-то внутренне они были очень схожи. По крайней мере, я часто не могу понять, кто из них меня чему-то учил. Вроде помню и мамины слова, точно помню, а вроде и помню, как Надежда Сергеевна оставалась в классе после уроков, я сидела с ней или не сидела, а вытирала доску, переворачивала стулья, а она мне что-то рассказывала, говорила именно такими словами, как мама… Не знаю теперь. И никто уже не скажет. Ни той ни другой уже нет.
– Что? – Мама девочки обернулась и посмотрела туда, куда смотрела дочь. – Что ты там забыла? Хочешь еще что-то купить?
– Нет… – девочка покачала головой и снова посмотрела мне прямо в глаза. – Хотя… Мам, давай остальные грибы купим… – она говорила негромко, но я прислушивалась, мне было интересно.
– Куда нам столько грибов?
– Мам… Потом объясню…
Я все поняла.
Когда они подошли, ответ у меня был уже готов.
– Остальные грибы сколько стоят? – спросила мать девочки, открывая кошелек. – Это две или три кучки?
– Остальные я обещала другому покупателю, – ответила я и даже прикрыла их рукой.
Веселухин удивленно посмотрел на меня:
– Ты чё? – тихо прошептал он. – Какому покупателю?
– Молчи, – так же тихо проговорила я.
– Жалко… – Женщина кивнула, сразу отвернулась и отошла, а девочка смотрела на меня так, как будто все поняла.
И мне от ее взгляда… Нет, унизительно мне не было. Но… Почему так в жизни бывает? Она могла бы сойти за мою сестру. Даже причесана так же. И одета похоже, только у меня чьи-то обноски, а у нее тоже не новые, это видно, но свои и хорошие вещи. Да и не это главное. Рядом с ней – ее мать, которая не даст ее в обиду, которая всегда будет ее любить.
Когда они отошли, Веселухин опять спросил:
– Руська, ты что? Почему ты не продала им грибы? Шли бы сейчас уже домой, а так торчать здесь…
– Не торчи, кто тебя заставляет? Ты не понял ничего. Девочка просто нас пожалела, убогих. Из милости хотела купить все грибы и выбросить потом. Зачем ей столько грибов?
– А тебе не все равно?
– Нет. Я не хочу, чтобы меня жалели.
Веселухин с интересом посмотрел на меня. Очень хотел что-то сказать, я видела это, но не нашелся что. Встал, размялся, как мужичок, помахал руками, почесал поясницу и сел обратно. Наверно, он все-таки не мой человек. Хотя временами и кажется мне очень симпатичным, даже красивым. Мама говорила, что папа в юности тоже был очень симпатичным. Я маленькой видела фотографии молодого папы, но сейчас у меня их нет, и я не помню, как выглядел папа раньше. И я как-то не верю – неужели симпатичный человек может так сильно измениться и стать таким обрюзгшим, бледным?
– Это белые? – спросил кто-то.
Я подняла глаза. Вот этого не хватало. Рядом с нами стояли два сержанта полиции. Сейчас отнимут все и еще в детдом позвонят.
– Это сатанинские, – ответила я.
– В смысле? – удивился один из них, который был потолще. – Какие-какие?
– Сатанинские, – повторила я. – Несъедобные. Ядовитые.
– А зачем же ты их продаешь?
– Для… поделок, – сообразила я и наступила на ногу Веселухину, на лице которого сейчас можно было прочитать все. И как он удивлен, и как ему смешно, и какая классная кобура у полицейских… – Некоторые люди покупают. Из них получаются хорошие поделки. Когда засыхают.
– А-а…
Второй уже оглядывался на кого-то еще на рынке, а первый почесал голову под фуражкой, протянул было руку, хотел взять один гриб, но передумал.
– И почем ты это продаешь? – с подозрением спросил он.
– Да недорого. Пятьдесят рублей кучка.
– Детдомовские они! – вмешалась женщина слева, которая привезла на рынок убитого и освежеванного кролика и все никак не могла его продать. Он уже стал подсыхать и желтеть. Просто она хотела продать его слишком дорого.
– Детдомовские? – полный сержант как-то подозрительно на нас посмотрел и хотел еще что-то спросить, да в это время его позвал его товарищ, и полный, все оглядываясь, поспешил к нему.
– Ну ты даешь… – Веселухин покачал головой. – И красивая, и умная…
Я от неожиданности открыла рот. Теперь уже я не знала что сказать. Я – красивая? Если бы не грибы и не полицейские, я бы и не узнала этого. Я – красивая… Вот это да. Каким местом, узнать бы? Вот разве что у меня прыщей нет и перхоти, и волосы никогда не пачкаются и слегка вьются, и ноги длинные, мне часто бывают коротки брюки, которые нам присылают, трудно подобрать. А так – что у меня красивого? Глаза обычные, нос обычный, все никакое, обычное, губы не пухлые, не как у Алёхиной или Анжелины Джоли… Алёхина, правда, специально губы вперед выдвигает, чтобы быть взрослее, от этого у нее все время такой странный вид, как будто она показывает слоника. Но я, даже если выдвину вперед губы, они у меня пухлее не станут. И губы я не крашу. У меня есть помада, я купила, но когда я накрашенная, у меня какой-то глупый вид. Не взрослый, а глупый. Поэтому я пока не крашусь.
Какие же мальчики смешные! То молчат, то анекдоты дурацкие рассказывают, а то такое скажут… Они так не умеют хитрить, как мы.
– Але, народ, вот вы сейчас грибы продадите, а купите что? Сигареты? – вдруг спросил какой-то подошедший мужчина.
– Нет, – неожиданно за меня ответил Веселухин. – Курить – здоровью вредить. Руся сама не курит и другим не разрешает, да, Руся?
Я посмотрела на Веселухина. Хорошо, что он увязался за мной. Столько о себе узнала! А еще больше о нем, о Паше.
– Да, Веселухин. Если вам интересно, – перевела я глаза на странного мужчину, – я скажу: я пойду и заплачу за телефон, когда продам грибы.
Мужчина засмеялся и пошел прочь. Что было подходить, не понимаю.
Но остальные грибы у нас все равно скоро купили, и мы побыстрее отправились обратно.
Я хотела сказать Веселухину, чтобы он не вздумал больше лезть ко мне в лесу, но не успела. Он взял молча меня за руку, сжал ее и сказал:
– Извини.
– За что?
Веселухин ничего не ответил. Не знаю, что бы было дальше, но тут я впереди увидела очень неприятную компанию. Этого только не хватало. Я знаю этих ребят. Двое из них иногда приходили к нашим старшим мальчикам, тем, кто уже выпустился. С ними были еще и два таджика, которые летом работают у местных дачников, а зиму как-то пережидают на заброшенной ферме.
– Паш… – Я резко остановилась. – Не будем связываться, хорошо?
– Я не боюсь! Я…
Веселухин, конечно, хотел показать, что он мужчина и мне с ним не должно быть страшно, но я даже не стала слушать, дернула его за руку, развернула и побежала обратно, в сторону поселка:
– Бежим! Не договоришься с ними!
Не зря я бегаю пять кругов по утрам вокруг территории с мальчиками. Бегают, конечно, не все. Трое маленьких, которые до детдома занимались где-то спортом, и двое постарше. Иногда с нами и Веселухин бегает. Но все они ленятся, постоянно бегают только двое маленьких, остальных надо уговаривать. Сейчас мы припустились так, что я чуть не потеряла телефон. Те, кого я испугалась, наверно, не успели ничего понять. Но они-то нас не знают, а я знаю, как они ранней весной избили наших ребят в лесу. И все знали, что это они, а не доказали. Наши тогда в полиции что-то мямлили, растерялись, толком не могли ничего рассказать. А новая директор решила не раздувать скандал вокруг детского дома. Ей сказали: «Чем тише у вас, тем дольше вас не закроют. А закроют – всех раскидают по разным местам, вам это надо?» Мне точно не надо. Я хочу дожить здесь, где мне все понятно, и я знаю, что делать дальше. Я пока не уверена, что у меня получится, но я очень хочу этого…
Когда мы вернулись, нас, точнее, Веселухина уже ждала Даша Алёхина. Она стояла, облокотившись о поручни старого крыльца нашего главного корпуса, одноэтажного, как и все остальные строения. Даша смотрела на Пашу со сложным выражением и напомнила мне какую-то известную картину русского художника девятнадцатого века, только я не смогла вспомнить, какую, она была у нас в учебнике по литературе.
