— Да найдем мы вашего Володьку. На другие планеты за истекшие сутки ракеты не улетали, а на земле от нас никто не укроется. Вы лучше осмотритесь повнимательнее: вещи у вас все на месте?
— Не знаю.
— А вы проверьте. Вещи и деньги.
— Он у меня без спросу ничего не возьмет.
Перебирая Володины книги, Василий Андреевич неопределенно заметил:
— Это вы так думаете…
— Да, я так думаю. Вот видите: деньги все целы, лежат, как и лежали, в коробочке.
— Хорошо, — отозвался он. — А это что?
Из одной книги выпал конверт. Развернув письмо, Василий Андреевич прочитал: «Письмо секретное, пишет Василий Капитонович…»
— Ого! Вот еще один знакомый. Недавно запрос о нем был. Теперь все улажено. Парень свое место нашел.
Валентина Владимировна всхлипнула. Когда-то Володя успокоится на своем месте?
Спросила:
— Не мог он, как по-вашему, к Ваське уехать?
— Он все может, — послышался обнадеживающий ответ.
— Что же делать? Почему мы ничего не делаем?
— Мы ищем.
— Не знаю я, что мы ищем! А он, может быть…
— Не надо терять голову. Вы спокойно осмотритесь, подумайте. Не может он так чисто все сработать, чтобы не оставить следов.
Валентина Владимировна уже не плакала. Она перебирала в памяти все места, где может быть Володя, вспоминала все его слова, сказанные за последние дни, а вот своих слов вспомнить не могла. Ни одного словечка. Ведь если бы она поговорила с ним, то неужели бы не догадалась, что он затеял?
И как могло получиться, что сын перестал доверять матери? Когда это произошло и почему она прозевала такой перелом в его характере? Валентина Владимировна начала перебирать в памяти все столкновения с сыном, все разговоры, размолвки, она старалась припомнить тот случай, после которого он перестал доверять матери, искать ту главную причину, которая в конце концов вытолкнула сына из родного дома.
Она хотела припомнить хотя бы свой последний разговор с сыном, но, как всегда бывает в минуты сильного волнения, ничего не могла вспомнить.
— Сумки нет! — вдруг воскликнула она так, словно исчезновение старой хозяйственной сумки и есть та самая главная причина, которая увела ее Володю из дома и которая поможет найти его.
— Вот, смотрите, гвоздик в косяке, тут она и висела. Зеленая сумка.
— Так, — проговорил Василий Андреевич с таким видом, словно он заранее знал, что Володя прихватил с собой зеленую сумку. — Теперь давайте подумаем, для чего он ее взял. Что он в нее положил. Что, по-вашему, берут мальчишки, отправляясь в путь?
— Откуда мне знать. Полотенце, может быть?
— Нет. Полотенце ему и дома надоело. Прежде всего он берет перочинный нож.
— У него нет ножа.
— Иногда берут блокнот и карандаш, авторучку обязательно, бинокль тоже.
— И бинокля нет. — Валентина Владимировна прошла по комнате, соображая, что могло понадобиться в дороге ее сыну, она заглянула в спальню и сразу же выбежала оттуда:
— Он взял портрет!..
— Какой портрет?
— Я знаю, куда он поехал. Он же говорил. Как я могла забыть?
Как же она могла забыть вчерашний разговор, Володины прямые вопросы и свои уклончивые ответы? Разве так надо отвечать сыну? Вот он и решил сам отыскать Снежкова и все узнать. Чтобы везде во всем была ясность.
Пришло утро, и ничего не забылось. Володя запомнил каждое сказанное мамой слово, каждое ее движение. На свою память он не в обиде: она сохранила даже некоторые несказанные слова и тайные мысли. Мама сказала, что в чем-то она провинилась и поэтому у них получилась такая нескладная жизнь. А в чем она виновата? Спрашивать бесполезно, все равно не скажет. Да Володя и не собирался спрашивать.
Володя давно уже задумал поехать в Северный город, разыскать там Снежкова для того, чтобы задать ему всего один вопрос, и тогда все станет ясно. Но он все никак не мог решиться на этот шаг и, может быть, так и не решился бы, но тут совсем неожиданно подвернулось Васькино «секретное письмо».
В это утро он сидел один в целом доме и обдумывал, как бы лучше провести эту неделю. Было очень тихо, и он сразу услыхал, как хлопнула калитка и потом звонко опустилась крышка ящика для почты, прибитого у входной двери.
Володя достал газеты для Елены Карповны и одно письмо. Никогда ему еще не приходилось получать писем, поэтому он очень удивился, прочитав на конверте свое имя. Он не сразу догадался, что письмо это от Васьки, даже когда его прочитал.
«Письмо секретное, пишет Василий Капитонович Понедельник другу Вовке, привет из города Москвы. Моей жизни перемена взяли меня в цирк учеником веселого клоуна и кое-что уже научился. Скажи почтение Марии Ник. а больше никому не говори. Остаюсь, Васька, артист цирка».
Прочитав это письмо, Володя не долго думал. А что тут думать? Вот Васька и нашел то, что искал, добился своего. Надо искать, надо добиваться.
И тогда Володя решил: если уж у него выдалась целая неделя, свободная от уроков, то надо использовать ее с толком. И деньги у него есть, которые на велосипед отложены.
Сколько до Северного города? Наверное, сутки. И обратно сутки, да там один день. Много ли надо времени, чтобы разыскать такого известного человека, как Снежков, и задать ему только один вопрос.
И вот после обеда Володя вышел из дома и неторопливой походкой направился по улице. У него такой вид, будто он никуда не собирается уезжать из города, а просто так вышел подышать свежим воздухом.
Он идет и старается не глядеть на одного мальчишку, который тоже интересуется свежим воздухом. Проветривается. Вон как он вышагивает и даже не глядит по сторонам.
А по другому тротуару, потряхивая жиденьким пучком волос, перевязанным коричневой лентой, идет девчонка. В руке несет зеленую сумку. Такие девчонки то и дело пробегают по улицам то в магазин, то из магазина.
Это Володя так придумал, чтобы никто не догадался о его намерении. Все делали вид, будто не знают друг друга, и только на вокзале сошлись в самом дальнем углу огромного зала.
Венка пошел узнавать насчет билета. Скоро он пришел и принес бутылку ситро Володе на дорогу. Он сказал, что касса еще не открыта, потому что поезд придет только через два часа, и что он занял очередь.
Бутылку поставили в зеленую сумку, но тут всем сразу захотелось пить. Пришлось вытащить ситро. Пили прямо из бутылки, строго наблюдая, чтобы всем досталось поровну. А на дорогу пришлось купить еще одну. Ее тоже выпили. Подошла девушка с голубым овальным ящиком — мороженое. Съели по две порции. Жить стало веселее. А интересно, сколько можно съесть мороженого? Только было развернулся спор на эту тему, как выяснилось, что все захотели есть. Наверное, оттого, что в буфет, который находился в противоположном углу, принесли пирожки.
Купили. По две штуки. Венка сказал:
— Их машиной делают, пирожки эти.
— Придумал! — усмехнулась Тая.
Тогда Венка, давясь пирожком, рассказал, как в прошлом году он ел точно такие же пирожки и ему попалась гаечка. Вот такая. Из пирожковой машины вывинтилась.
Заспорили о пирожковых машинах, снова захотели пить, но тут подошла тетка в красной фуражке и почему-то в валенках.
— Куда, ребятишки, собрались?
Все примолкли, а Венка ответил:
— Вот этого товарища провожаем.
— Не велик товарищ-то…
— Вырастет, — пообещал Венка.
—. Это уж обязательно. А с кем он путешествует?
Володя ответил:
— Ни с кем.
— Как это так? Что-то вы непутное придумали…
Тая затрясла перед ней своим бантиком:
— Как это вы, тетя, рассуждаете? А если у него никого нет!
Тетка не очень-то поверила, но все-таки вздохнула:
— Ох ты, горюн!.. А направляешься куда?
Тогда выступил Венка и такой завел рассказ про Володину жизнь, что заслушаешься. Но под конец он так заврался, что и сам запутался. А тетка слушала-слушала, да как крикнет:
— Ох, да замолчи ты! От твоих слов аж голова закружилась. Ишь какие вы все вострые собрались! У меня чтоб тихо. А то милиционер вот он!
Поезд был проходящий, поэтому, когда Володя вошел в вагон, то увидел, что все места заняты. Он осторожно пристроился на уголке самого крайнего дивана. Прижимая к себе зеленую сумку с дорожным припасом, он подозрительно поглядывал на своих соседей: кто их разберет, что у них на уме?
Совесть у него была не совсем чиста. А уж если на совести заведутся темные пятна, то, известно, человек сразу перестает всем доверять и ему начинают мерещиться всякие подвохи.
Вот кругом сидят люди, у них такой вид, будто они едут по своим делам и никакого внимания не обращают на одинокого мальчишку. А сами нет-нет да и глянут в его сторону; того и жди, кто-нибудь спросит зловещим голосом:
