Как показало себя это нововведение в реальных условиях? Сначала раздражало (когда я включил опцию), а потом, когда я превратился в реального сотрудника съемочной группы, мне-1 было уже все равно. Я и так не потерял власти над своим телом, так что никаких напоминаний не потребовалось. Словом, я попрал пятой небесного воина и отрубил программу.
Что ж, не сейчас, так в будущем пригодится, если не повезет так, как сегодня. «Повезет» – это я сгоряча ляпнул. Уж лучше бы альтернативный Эдик меня напрочь подмял, чтобы не терзаться такой изматывающей смесью противоположных импульсов и устремлений.
Ладно, начну по прядку. Вечно меня заносит после таких вояжей.
Признаться, ехал я в сторону к-театра с немалым волнением. Типы вроде Cactus’а могут подумать, что возбуждала меня грядущая встреча с «приземленным» искусством, но в действительности это не так. Тася, клянусь! Дело вот в чем – когда я учился любительской видеосъемке, возился с камерой и все такое, мне это реально нравилось. Я нынешний мог понять себя альтернативного, который выбрал стезю… вот шайтан, да как же я-2 мог стать каким-то осветителем вместо того, чтобы лично руководить съемками или на худой конец ловить в объектив прекрасный вид? На что потрачены годы карьерного «роста», какому верблюду под хвост они угодили?
Вот так и вышло, что волнение мое было сродни гневу и даже ярости. Что могло произойти в моей-2 жизни такого, что я безропотно отдал камеру в лапы кого-то другого, а сам вооружился софитом или, того хуже, пластиковым зеркалом?
Все эти критические думы наполняли меня болью за судьбу альтернативного Танка и влекли оказать ему мгновенную хирургическую помощь. А если не получится вырвать его из трясины, так хоть пойму, что его довело до жизни такой.
За переживаниями я и не заметил, как добрался до трущоб. Моя раздолбанная вандалами тачка, невзирая на ущерб, катилась бодро. Хвала Аллаху, защита у нее пока работала, и оставлять БМВ в людном месте можно было с минимальной опаской. (Вот так и раньше я верил в удачу, а хрен.)
Я прошел квартал до того мусорного закутка, откуда можно было попасть в к-театр, и прислонился к стене. На линзах была полная пустота и грязь. Никому в мэрии не было никакого дела до местных обитателей, только торговцы еще трепыхались – но жалок был вид их виртуальных вывесок.
– Сколько? – спросил меня какой-то пьяный с грязной штаниной.
– Ни хера не продаю, – отбрил его я, – зубби фентизык.
– Да ты не смотри, что я косой, у меня дирхемов завались. Давай за двадцатку!
– Чего надо, урод?
– Тебя, чего же еще.
Я собрался ответить этому озабоченному наглецу как надо, с упоминанием его ущербных родственников, нечистой силы и половых органов, но язык у меня внезапно примерз к нёбу.
– А еще ломался, – осклабился этот кретин.
Что происходит? Я никак не мог поверить, что не послал его подальше в нескольких емких выражениях, а застыл с открытым ртом. Встряхивание черепушкой помогло не слишком сильно – я сдавленно проговори:
– Извольте удалиться, сударь. Прошу меня извинить, но я не оказываю подобных услуг лицам мужского пола.
– Чего? – опешил этот мудила. – Меджнун какой-то!
Он попятился в смятении и поспешил скрыться за углом – двинул в к-театр, не иначе. А я стукнул себя по уху и попытался выдавить полноценное ругательство, хотя на «Бисми Ллахи рахмани рахим» уже не рассчитывал. Увы, сумел лишь просипеть что-то невнятное, даже на простой «кус эмык» духу не хватило.
Наконец я сообразил, что в мозгах у меня завелся призрак Танка-2. Но звали его не так смачно, как меня, а с отвратительной сопливостью – Эдичкой. Меня даже передернуло от омерзения. Следом пришел страх: оказывается, именно в данную минуту должны было начаться съемки очередного фильма!
Ноги привели меня в движение без всякого внятного приказа. Как видно, Эдичка в моменты испуга мог проявить характер. Я легким усилием воли притормозил, чтобы удостовериться – тело под моим контролем. Так оно и оказалось. В ответ страх с новой силой разлился в моих мозгах, будто треснул стакан с кипятком. «Может, скажешь что-нибудь?» – ехидно поинтересовался я-1. Однако я-2 затравленно промолчал.
Ладно, не для того я прибыл в эту критическую точку пространства, чтобы препираться с собственным отражением. Поэтому я расслабился и позволил ногам нести меня вперед, то есть назад – к машине.
«Бьюик» долго не желал заводиться, чихал стареньким движком и дребезжал потрепанными дверцами. Но все-таки тронулся и покатил к неизвестной мне цели. Эдичка давил на газ и трепетал от предвкушения взбучки, которую ему устроит ненавистный режиссер.
Через десять минут я очутился в квартале, известном своими злачными заведениями и прочими богемными салонами. Тут находился наш местный Монмартр – «художники»-концептуалисты так и кишели, устраивая свои инсталляции прямо на тротуарах. Кто побогаче или поудачливее, пробивался в Сеть, прочая же безликая масса только надувала щеки и бестолково пыжилась в попытках срубить дирхемов.
Я чуть не сшиб второпях толстого типа возле короба с горячими рисовыми плюшками, чем заслужил поток визгливой брани, и тормознул рядом с бывшим фабричным зданием с крупными окнами. Неудачники от искусства, что лениво тусовались возле мусорных куч, проткнули меня голодными взглядами._________________________________________________________________________
Чуть не растоптав чью-то мелкую, но вонючую инсталляцию, я поспешно пересек захламленную стоянку и ворвался в здание бывшей фабрики, которая ныне производила голимые грезы, а не товары. Впрочем, спрос на ее продукцию имелся. Я и сам, помнится, пару раз видел в титрах название этой порно-конторы.
Тася, это было еще до того, как мы с тобой поженились. Я-1 храбро шлепал по ржавым ступеням, а я-2 трепетал внутри черепушки и никак иначе не проявлялся. В итоге нас обоих то бросало в крупную дрожь, то распирало от решимости наорать на режиссера.
А сверху бил яркий свет софитов и доносились задушенные вопли актрисы. Съемка находилась в полном разгаре. Да уж, это опоздание влетит мне не в один дирхем.
Я достиг декораций и пристроился рядом с людишек из команды, кому сейчас не нашлось дела. Это были монтажер и звукооператор.
– О, Эдичка прибежал, – шепотом обрадовался один и пустил мне в глаза сочувственный дым из своего дешевого косяка. – Смазывай жопу и возноси салят, сейчас пистон от Габдрахмана получишь.
– Прилюдно, но без записи, – добавил второй.
– У меня «рено» сломался, – пробормотал я.
Что за сопливая чушь так и лезет на язык? Я попытался ядовито хмыкнуть в ответ на их слова, но сумел лишь промычать что-то невразумительное.
Между тем действо на сценической площадке близилось к концу, поскольку актрису уже вовсю трахал отвратительный тип с вислыми усами и хищной рожей тупого гуляма. При этом он был обряжен в «верблюда» – на спину ему приладили горб, нарастили затылок и на ноги напялили чулки с характерными мозолистыми копытами. Дева целиком скрывалась под приличной одеждой, видны были только ее лодыжки и голые ступни в красных туфлях.
Парочка изображала что-то вроде сценки в пустыне. Мол, женщина-бедуинка явилась за водой к колодцу, а сумасшедший верблюд напал на нее и натянул. Идиотизм какой-то. Понятно, что наш компьютерщик потом поработает над записью и превратит актера в настоящее животное, но от этого вся сцена, по-моему, превратится в полный кошмар. Так она хотя бы вызывает здоровый смех.
Разумеется, я не засмеялся – отвлекать актеров во время работы опасно, и я-2 трусливо прикусил язык.
Оператор ползал вокруг места действия и контролировал соответствие процесса сценарию. А заодно отслеживал, чтобы многочисленные датчики и микрокамеры, которыми актеры были увешаны с ног до головы, не отвалились. Потом всю эту тактильную зрительную и прочую информацию оцифруют и превратят в полноценный фильм, чтобы крутить на интерактивных порно-сайтах.
А моим ужасным хромовым зеркалом, орудием труда и вечным проклятием, оперировал визажист.
Заметив меня, он скорчил злобную рожу и показал, как трахает меня. Гомик долбаный. Гримаса этого урода не осталась незамеченной. Буквально все сотрудники коллектива уставились на меня, включая самого режиссера.
– Мархаба, господин Кулешов! – издевательски вскричал Габдрахман. – Изволили приехать на работу, сударь мой? Стоп!
Актеры устало разъединились, чтобы плюхнуться на подвинутым им стулья, а режиссер кошачьим шагом подлетел ко мне и в благоговении сложил ладони перед умильной рожей.
– Ах, дорогой господин Кулешов, нам так не хватало вашего непревзойденного таланта осветителя! Наши несчастные, затраханные жизнью сотрудники так не хотели приступать к съемкам нашего бездарного, никому не нужного фильмеца, что я буквально заклинал их: увы нам, увы! Навеки покинул нас светоч наш Эдичка… Жить-то как-то дальше надо, пусть и в скорби неизбывной!
