— Знаю, — ответила я, — но теперь мне придется перед всеми…
— Ну и что? — перебил меня Оуэн, а я вздохнула. — Ничего страшного. Слушай, если ты так переживаешь из-за завтра…
— То?
— …то я могу пойти с тобой. Если хочешь, конечно.
— Правда?
— Да. — Вот так просто, без лишних вопросов. — Скажи только, где и когда встречаемся.
Мы договорились встретиться у фонтана перед зданием суда около девяти. Мне бы и без Оуэна не пришлось идти в суд одной, но всегда хорошо, когда есть выбор.
Я в последний раз взглянула на фотографию и убрала ее в тумбочку у кровати.
По дороге в гостиную остановилась у нашего семейного снимка. Вначале, как всегда, рассмотрела себя, затем сестер и наконец маму, такую маленькую по сравнению с нами. Но теперь снимок предстал передо мной совсем в другом свете.
Тогда мы окружили маму, пытались ее защитить, но это случилось всего однажды, на одной фотографии. После мы очень много раз меняли положение. Окружали Уитни, хотя она и не хотела видеть нас рядом. Я сблизилась с Кирстен, когда Уитни оттолкнула нас обеих. Сейчас мы снова находились в движении — достаточно было вспомнить маму и сестер, собравшихся вместе за столом. Я всегда считала, что стою на обочине, а на самом деле, протяни руку — и вот я. Мне просто надо было попросить, и все бы немедленно забрали меня к себе. Спрятали бы, скрыли, защитили.
Я пошла в гостиную. Родители и сестры смотрели телевизор. Меня не сразу заметили, и у меня было время, чтобы собраться с духом. Наконец мама обернулась. Я знала: что бы я ни прочла в ее взгляде, нужно сказать правду.
— Аннабель! — Она обернулась и подвинулась. — Садись с нами.
Я согласилась не сразу. Но затем взглянула на Уитни — она сосредоточенно смотрела телевизор — и вспомнила, как год назад распахнула дверь ванной и, включив свет, чуть не умерла, увидев, что стало с сестрой, но ведь она справилась со своей болезнью. Не сводя с Уитни глаз, я села рядом с мамой.
Мама снова улыбнулась, а я почувствовала горечь и страх при мысли о том, что я собираюсь рассказать. «Готова?» — спросила меня мама чуть раньше, и я ответила, что нет. Хотя, наверно, никогда и не буду. Но выхода нет. Готовясь снова рассказать свою историю, я решила взять пример с Оуэна и, как он мне неоднократно, протянуть руку своей маме и остальным родным, чтобы помочь им пережить тот страшный день вместе со мной.
В зале суда я видела Уилла только мельком: затылок, руку, профиль… и от этого нервничала еще сильнее. Но чем ближе становилось время, когда я должна была давать показания, тем отчетливее я понимала: хорошо, что Уилл не виден полностью. Иметь дело с деталями всегда гораздо проще, чем с целым. Хотя кто знает. Иногда люди ведут себя непредсказуемо.
Рассказать правду родным было труднее, чем Оуэну, но у меня получилось. Когда я заговорила о самых неприятных событиях, мама ахнула, папа недобро прищурился, а Кирстен задрожала. Когда стало совсем тяжело, я сосредоточилась на Уитни, которая оставалась невозмутимой, как самая сильная из нас, и до конца не сводила с нее глаз.
Меня сильно удивила мама. Она не упала в обморок и не впала в депрессию, хотя ей было очень нелегко. Пока Кирстен плакала, а папа с Уитни искали визитку Андреа Томлинсон — папа хотел разузнать у нее подробности, — мама обняла меня за плечи и стала гладить по голове.
В зале я сидела между сестрами и смотрела на родителей. У мамы то и дело двигалось плечо — она гладила папину руку, как он не так давно в машине, когда секреты только начали раскрываться.
Всю жизнь у меня было четкое представление о родителях: один слабый, другой сильный. Один испуганный, другой смелый. Теперь же я поняла, что все меняется, как люди, так и сама жизнь. Прав был Оуэн, когда сказал, что хоть он всегда хочет как лучше, а вот получается по-разному. Каждый день, а иногда и каждую минуту. Нужно взять на себя столько, сколько возможно унести. А если повезет, рядом окажется человек, который подставит плечо и разделит с тобой ношу.
Мы подошли к зданию суда без пятнадцати девять. У фонтана толпились люди, но Оуэна среди них не оказалось. Мы с мамой пошли в кабинет к Андреа Томлинсон, и я снова рассказала, что со мной случилось, но, когда мы вернулись, Оуэн все еще не пришел. Не появился он и в зале суда, где мы сели на ряд ниже, чем Эмили с мамой. Я все время оглядывалась на вход, надеялась, что Оуэн вбежит в последнюю минуту, но его не было. Это было на него не похоже, и я разволновалась.
Через полтора часа прокурор произнес мое имя. Я встала, взялась за спинку стоящей впереди скамьи и пошла по ряду мимо сестер. Когда добралась до прохода, поняла, что осталась одна.
Пока шла к трибуне, рассмотрела всех вокруг: людей в зале, судью, адвокатов, истцов… но постаралась сосредоточиться на ожидавшем меня приставе. Я села и ответила на его вопросы. Сильно колотилось сердце. Судья кивнул, а прокурор направился в мою сторону. И тут я наконец осмелилась взглянуть на Уилла Кэша.
И заметила первым делом не его модный костюм. И не новую короткую, немного детскую стрижку, видимо сделанную специально, чтоб Уилл выглядел молодо и невинно. И не недовольный взгляд и плотно сжатые губы. А черный синяк под левым глазом, а под синяком — красную щеку. Ее явно пытались замазать тональным кремом, но ничего не вышло. И краснота, и синяк были видны невооруженным взглядом.
— Сообщите ваше имя, — велел мне прокурор.
— Аннабель Грин, — дрожащим голосом ответила я.
— Вы знакомы с Уиллом Кэшем?
— Да.
— Можете его показать?
Последние сутки я только и делала, что говорила, а ведь я уже так привыкла к молчанию! Но дай-то бог, сейчас рассказывать свою историю придется в последний раз. Наверно, поэтому я довольно быстро успокоилась, собралась с духом и указала на Уилла:
— Вот он.
Наконец все было позади. Мы вышли из темного коридора на улицу, освещенную ярким полуденным солнцем, и первым делом я увидела Оуэна.
Он сидел у фонтана. В джинсах, белой футболке и синей куртке. На шее болтались наушники. По площади носились люди, как всегда во время обеденного перерыва: бизнесмены с дипломатами, студенты из университета, дошкольники, выстроившись в одну линию и взявшись за руки. Заметив меня, Оуэн встал.
— По-моему, — сказала мама, гладя меня по руке, — нам надо зайти куда-нибудь поесть. Как думаешь, Аннабель? Проголодалась?
Оуэн внимательно на меня смотрел, засунув руки в карманы.
— Да, — ответила я. — Подождите, пожалуйста, минутку.
Пока спускалась по лестнице, услышала, как папа спросил у мамы, куда я направляюсь, а мама ответила, что понятия не имеет. Наверняка родные за мной следили, но я, не оборачиваясь, пересекла площадь и подошла к Оуэну. Выглядел он как-то странно и растерянно переминался с ноги на ногу.
— Привет! — поздоровался он, как только я оказалась достаточно близко, чтобы расслышать его приветствие.
— Привет.
Оуэн открыл рот, собираясь что-то сказать, затем закрыл и провел рукой по лицу.
— Слушай, — наконец сказал он, — я знаю, ты на меня злишься.
Самое интересное, что я совсем не злилась. Вначале удивилась, потом разволновалась, но когда вышла к трибуне — забыла обо всем на свете. Суд меня просто ошеломил, но после него мне стало гораздо легче. Я хотела успокоить Оуэна, но он меня опередил:
— Я должен был прийти! И мне нет оправдания. Его просто быть не может. — Оуэн смотрел на тротуар и тер его подошвой ботинка. — То есть причина есть. Но она, конечно, не оправдание.
— Оуэн, — сказала я, — ты…
— Просто кое-что произошло. — Он был не в состоянии стоять спокойно. Вздохнул, покачал головой, затем покраснел и добавил: — Глупость полная. Я совершил ошибку и…
И только тогда до меня дошло: Оуэн не пришел в суд, сейчас очень нервничает, а у Уилла под глазом синяк. «Нет, только не это!» — подумала я и тихо сказала:
— Не может быть, Оуэн…
— Я ошибся, — быстро проговорил он. — И теперь кое о чем сожалею.
— Кое о чем? — уточнила я.
— Да.
Мимо нас промчался бизнесмен, громко обсуждая по телефону слияние компаний.
— Это эвфемизм, — заметила я.
Оуэн поморщился:
— Вот так и думал, что ты это скажешь.
— Брось, Оуэн, ты не думал, ты знал наверняка.
— Ладно-ладно. — Он провел рукой по волосам. — У меня сегодня был серьезный разговор с мамой, прервать который было очень непросто.
— Разговор о чем?
Оуэна передернуло. Видно было, что ему до смерти не хочется отвечать. Но я не могла отказать себе в удовольствии поспрашивать — слишком долго вопросы задавали мне.
— Ну, в общем, — Оуэн откашлялся, — я сейчас под домашним арестом. На ближайшее время. И чтобы прийти сюда, пришлось отпрашиваться. Несколько дольше, чем я думал.
— Так ты под домашним арестом? — уточнила я.
