— А я правильно понимаю, что скоро состоится особенный праздник? Ну, серебряная свадьба, понимаете? Я слышала, будет леди!
— Нет, не думаю. Королевы, скорее всего, не будет, — ответила леди Партридж.
— Нет-нет, не королева — госпожа премьер-министр! — заговорщическим шепотом повторила Труди. — Королевы не будет, да, я понимаю…
— Пока что мы ничего точно не знаем, — величественно объявила леди Партридж.
Мимо прошел Сэм Зиман и радостно сказал Нику:
— Привет, дорогой, как поживаешь? — но не остановился. Ник понимал, что тот совместный обед и осмотр тренажерного зала исчерпал возможности их дружбы и вряд ли они снова смогут сблизиться.
В толпе, сгрудившейся вокруг шведского стола, он заметил и маленькую Нину. Гости были с ней любезны: каждый считал своим долгом сказать: «Отлично, отлично!» — и поинтересоваться, где же это, ради всего святого, она выучилась так играть. По-английски Нина говорила по-школьному, самыми простыми фразами и словами — и гости начинали отвечать ей так же, только громче, словно глухой: «Отец в тюрьме? Очень жаль!» Прямо перед Ником леди Кимболтон здоровалась с Типперами. Имя леди Кимболтон было Долли, и при приветствиях ее знакомые очень старались избегать слова «хелло».
— Добрый вечер, Долли, — сказал сэр Морис Тип-пер, отвесив короткий, почти карикатурный поклон.
— Здравствуйте, — сказала Салли Типпер. — Прекрасный концерт, правда?
— Что вы, просто потрясающий, — отвечала леди Кимболтон. — А вы видели сегодняшнюю «Телеграф»?
— Разумеется, — ответил сэр Морис. — Мои поздравления.
— Мне нравятся домашние концерты, — заметила Салли. — Совсем как во времена самих Бетховена и Шуберта.
— Да, да… — отвечала леди Кимболтон, вглядываясь куда-то поверх ее плеча. Кажется, ей хотелось понять, что стоит на столе.
— Мы с Морисом в последнее время постоянно бываем на домашних концертах. По-моему, прекрасно, что эта мода возрождается, — сказала Салли, известная как дама артистическая.
— В самом деле, сейчас просто все подряд устраивают концерты, — с жаром подтвердила леди Кимболтон. — Я в этом году побывала уже на втором!
— Я слышала, Лайонел Кесслер — вы его, конечно, знаете? — когда устраивал у себя в Хоксвуде прием для Жискара д’Эстена, пригласил «Квартет Медичи».
— Возможно, он и подал идею Джеральду, — вставил Ник, ловко вклиниваясь между ними.
— О, здравствуйте…
— Здравствуйте, Долли, — ответил Ник.
Он мог бы занимательно и с юмором рассказать о том, как Джеральд увлекся идеей домашнего концерта, как мечтал при этом перещеголять старика Денниса Беквита, который на свой восемьдесят пятый день рождения нанял Кири те Канауа с репертуаром из Моцарта и Штрауса — однако вместо этого сказал только:
— Вы же знаете Джеральда, он не любит отставать от других.
— А кто из нас любит? — торжествующе вопросила Долли Кимболтон и приняла от официанта тарелку с лососем.
— Прекрасно, прекрасно… — послышался голос Джеральда; он протискивался к ним.
— Как мило с вашей стороны представить нам молодую артистку! — заметила Салли Типпер.
— Вот эта последняя вещь мне очень понравилась, — пропыхтел сэр Морис.
Джеральд огляделся в поисках Нины.
— He сомневаюсь, она прославится…
К столу подкатилась та дама, что на выходные ездит в Бэдминтон.
— Вы правы, вы совершенно правы! — с жаром проговорила она. — А я слышала, что Майкл приглашает к себе на вечер весь Королевский филармонический оркестр!
— Майкл? — переспросил Джеральд.
— Ну… как его… Хезелтайн? Да, да… Но целый симфонический оркестр — вы представляете, сколько это стоит? Целое состояние! Впрочем, у Хезелтайнов был хороший год, — добавила она, словно защищаясь.
— Год у нас у всех был недурной, — пробормотал Джеральд.
Бертрана Уради Ник старался избегать, однако столкнулся с ним у стола, куда подошел с тарелкой.
— А, мой друг эстет! — громогласно воскликнул Бертран.
В этот момент он напомнил Нику иностранного официанта или таксиста. Но вслух Ник сказал с восторгом в голосе:
— Боже мой! Как вы поживаете?
Бертран не ответил — возможно, вопрос показался ему чересчур личным или чересчур тривиальным. Он окидывал зал, где официанты уже расставляли по углам и накрывали маленькие столики, гордым и подозрительным взглядом, прикидывая, куда сесть — повсюду эти английские снобы!
— Чертовски жарко сегодня, а? — обратился он к Нику. — Пойдемте сядем куда-нибудь, поговорим.
И с этими словами, снова как официант, повел его — не на балкон, где было просторно и прохладно, а к фасадному, выходящему на улицу, окну. Здесь они и сели, соприкасаясь коленями, полускрытые шторами, придававшими всему происходящему оттенок тревожной интимности.
— Чертовская жара, — повторил Бертран. — Хорошо, что, по крайней мере, в салоне у моего зверюги стоит этот чертов кондиционер.
Он кивнул в сторону окна, где, выглянув, Ник увидел огромный темно-бордовый «Роллсройс».
— А-а! — сказал Ник, не в силах поддерживать такое беспардонное хвастовство.
Номера машины он не видел, но сильно подозревал, что начинается он на БУ. Ник невольно усмехнулся — и тут же сверхъестественным усилием воли преобразовал усмешку в омерзительную улыбку восхищения. Ему вспомнилось, что у Кэтрин в детстве была фобия темно-бордового цвета. Еще она боялась долгого «о-о» и уверяла, что этот цвет и этот звук — одно и то же. Кажется, Ник понимал, что она имела в виду.
Бертран задал ему несколько вопросов о концерте. Ответы выслушивал серьезно и внимательно, словно на профессиональном совещании.
— Техника удивительная… — повторил он серьезно. — И ведь так молода… — и отправил в рот еще ломтик лосося.
Ник не совсем понимал, как отвечать: быть эстетом — то есть самим собой — и раскрывать перед Бертраном душу ему не хотелось. Кокаиновый кайф начал рассеиваться, и Ник поймал себя на том, что отвечает Бертрану нехотя и ворчливо. Он и сам еще не понял, хорошо играет Нина или нет. Наконец решил притвориться Долли Кимболтон и сказал:
— Бетховен — это потрясающе!
Но эту фразу Бертран, кажется, счел бесполезной. Сощурил глаза и ответил:
— Чертовски хорошо она сыграла вот эту, последнюю вещь.
Ник оглянулся, ища глазами Уани. Тот сидел за столом рядом с матерью и какой-то дамой средних лет, рассеянно глядя на нее сквозь длинные ресницы. Дама жеманно улыбалась под его взглядом: Нику не раз случалось видеть, как Уани пробует на женщинах этот фокус. С самого приезда Уради они с Уани не обменялись ни словом — и сейчас он взглянул на Ника, слегка кивнул и отвернулся, словно говоря: «Сам видишь, обязанности, толпа…» Если его и смутило, что его отец и любовник беседуют наедине, он ничем этого не выказал.
— С кем это там флиртует мой сын? — поинтересовался Бертран.
Ник рассмеялся и ответил:
— Не знаю. Должно быть, какая-нибудь министерская жена.
— Черт возьми, он у меня только и делает, что заигрывает с женщинами! — проворчал Бертран и, пародируя Уани, помахал ресницами. Нику вдруг представилось, как он каждое утро подбривает сверху и снизу свои тоненькие усики. В гардеробной, похожей на отдел мужской одежды в универмаге. Холодок утренней стали, подумал он.
— Вы же знаете, флиртовать он может с кем угодно, но никогда всерьез не посмотрит ни на одну другую женщину, — ответил он вслух, сам поражаясь собственному бесстыдству.
— Знаю, знаю, — проворчал Бертран, словно раздраженный, но и подбодренный тем, что его приняли всерьез. — А как у вас дела в офисе?
— О… отлично.
— А эти педики у вас там все еще работают?
— М-м…
— Право, не могу понять, какого дьявола Уани набрал целый офис этих чертовых педиков!
— Думаю, они просто хороши в своем деле, — ответил Ник. Он был в таком ужасе, что голос его звучал почти виновато. — Саймон Джонс — прекрасный художник, а Ховард Вассерстайн — замечательный сценарист.
— Ну и когда же, черт возьми, вы начнете снимать фильм?
— М-м… об этом лучше спросите у Уани.
Бертран отправил в рот картофелину и сказал:
— Уже спрашивал. Но он же мне никогда ничего не рассказывает! — Он промокнул губы салфеткой. — А о чем он будет, этот чертов фильм?
— Ну, мы хотели бы экранизировать «Трофеи Пойнтона»…
— В кино главное — побольше девок и стрельбы, — сказал Бертран.
Ник кое-как улыбнулся, с ужасом понимая, что как раз этих двух элементов в романе явно недостает. Вслух он сказал:
— Уани надеется, что нам удастся пригласить на главную роль Джеймса Сталларда.
— Еще один хорошенький мальчик? — подозрительно поинтересовался Бертран.
— Да, его многие считают красавцем. Он — восходящая звезда.
