Шестидесятилетняя девушка в расшитом джинсовом костюмчике и ковбойской шляпе, с бутылкой в скрюченной артритом руке, с джойнтом в искусственных зубах — что ты здесь делаешь, старая дура, вместе со своими слюнявыми друзьями? Это вы-то перекати-камни? Если вы и камни, то краеугольные, неподъемные, заслоняющие дорогу всему живому, пульсирующему, настоящему, не похожему на застывшую догму ваших сусальных сказок. Это вы-то бездомны? Как бы не так! Все вы давно уже обросли квартирами, кафедрами, деньгами… мерзкое, лживое, предательское отродье!
Старуха поймала мой взгляд и, улыбаясь, протянула пакет с бутылкой — давай, мол, герла, гет тугеза. Я с трудом подавила желание съездить ей по зубам. Прочь отсюда! Скорее! Мне вдруг показалось, что в сквере разом кончился воздух, как будто проклятые сикстиз затолкали в свой мятый бумажный пакет не только бутылку, но и весь окрестный кислород, и теперь монопольно сосали его, не оставив остальным даже на маленький вздох-глоточек. Не разбирая дороги, я бросилась вон.
К счастью, сильверадо действительно оказался невдалеке. Я забралась в машину, захлопнула и заблокировала дверцу, включила двигатель, вжала лицо в ладони, отгородилась от окружившей, осадившей, доставшей меня фальши и пакости. Да что ж это такое, Господи! Все одно к одному, вся эта жизнь, весь этот чертов вечер, отразивший ее, кривую, в своем столь же кривом зеркале! Шустряк-механик, мелкий хитрец, слупивший двойную цену… и не в деньгах тут дело, а во вранье, в мерзком вранье, которого даже не стыдятся, настолько оно привычно, общепринято, как вонь в туалетных кабинках. Автомобильный поток, поначалу прикидывающийся сильным и нескончаемым, как все жизненные потоки, а уже через пару часов выкидывающий тебя на обочину, под ржавые решетки, за глухие стены. Секта надутых дураков, воображающих себя проникшими в глубины мировой души, а на деле — всего лишь построивших дополнительный ряд нелепых и наивных декораций. Чудовищные шестидесятники, приветливо ностальгирующие на обломках миллионов жизней, разрушенных их идиотским враньем и безответственностью.
И — как я могла такое забыть! — эти ужасные шахматисты, как символ всего происходящего со мной, с городом, с миром: безглазая игра без правил и без времени, пока не придет полицейский и не выгонит всех из этого скверного сквера! К черту, к черту! Зачем? Почему? Я всего-то и хотела потанцевать, просто потанцевать…
Телефонная будка в нескольких метрах от машины расплывалась в слезах — моих и дождя. Пора звонить. Ты ведь этого хотела, правда? Чего уж там отвлекаться на какого-то механика, на джинсовую старуху, на обкуренных шахматистов… ты ведь приехала сюда ради него, разве не так? Разве не сходится в нем, как фокусе линзы, и хамство, и фальшь, и вранье, и удушающая пошлость? Сходится, как нельзя лучше сходится. Ну вот… тогда давай, вперед…
Я вытерла слезы. Я вышла из машины. Я сняла трубку, накормила таксофон квотерами и набрала номер.
— Алло… кто это?
Голос был более чем сонный. Я представила себе, как бедняга, сев в постели, трет глаза и трясет головой, гадая, какая сволочь может звонить ему в такой час.
— Помнится, вы хотели со мной потанцевать, — произнесла я самым ледяным тоном, на какой только была способна. — Если предложение еще в силе, то я готова.
На другом конце провода наступило обалделое молчание. Думаю, он щипал себя за руку или смотрел в зеркало на свою опухшую физиономию, не в силах поверить, что происходящее реально.
— Алло?
Жуглан неуверенно кашлянул.
— Это вы… — хрипло сказал он. — Неужели это вы? Милонгера?
— Я так и думала, что вы меня сразу узнаете. Так что, потанцуем?
— Сейчас? В такое время? Может быть…
— Что ж, как хотите, — прервала его я и отсоединилась.
Таксофон зазвонил секунд через десять: на свою беду, Жуглан пользовался определителем номера. Я подождала с минуту и сняла трубку.
— Я согласен! — крикнул он, не дожидаясь моего «алло». — Где вы?
Я назвала улицу.
— Но где, в каком месте?
— Езжайте от Вашингтон-сквер на восток. Увидите справа мою машину. Серебристая королла. Я буду в ней.
— Королла? — он возбужденно рассмеялся. — Такая женщина, как вы, не должна ездить на королле. Королева должна ездить на короле, в крайнем случае — на принце. Мы это исправим, вот увидите. Буду через…
Я повесила трубку и вернулась в свой сильверадо. Серебристая королла стояла метрах в тридцати от меня, ближе к площади. Мотор я не глушила.
Он доехал меньше чем за полчаса — наверняка гнал всю дорогу. Проехал мимо короллы, вернулся задним ходом, остановился прямо перед ней, вышел. Посмотрел в один конец улицы, посмотрел в противоположный. Почесал в затылке, поднялся на тротуар, осмотрел ближайший подъезд. Вернулся на мостовую, встал перед короллой, полез в карман… зачем? — ах, записать номер… Я выкрутила руль и нажала на газ. Мой бронетранспортер рванулся вперед, как застоявшийся жеребец. Жуглан не успел даже глазом моргнуть.
Доехав до Мидтауна, я остановилась и тщательно проверила капот. Весь удар приняла на себя массивная конструкция, приваренная к сильверадо спереди. Наверное, и дождик помог. Так или иначе, следов не осталось никаких — ни на капоте, ни на крыльях, ни на колесах. Я уже хотела вернуться в кабину, когда заметила что-то, похожее на палочку, застрявшую в решетке радиатора. Это был карандаш, вернее, огрызок карандаша. Понятия не имею, как он туда залетел. Бывает же такое.
Я припарковала машину в точности там, где просил хитрожопый механик. До рассвета оставалось еще часа два, а до обратного рейса — восемь. Самое время возвращаться в гостиницу. Я шла по Восьмой авеню, подставляя лицо под замечательный, превосходный, ласковый и очищающий дождь. Душа моя пела голосом Джей-Би. «Дона, дона, дона… Тот, кто ценит свободу, должен научиться летать…» Я шла по Восьмой авеню? — Нет, я летела.
Arkady569
Тип записи: частная
Обратный полет дался легко: я принял снотворное и проспал всю дорогу. Это позволило сэкономить день отпуска. Прямо из аэропорта я отправился на работу и худо-бедно дотянул до конца, хотя и клевал носом после обеда. Гиршуни же, видимо, решил не испытывать судьбу. Он сразу поехал домой отсыпаться и оказался прав. От джетлега не убежишь. Два следующих дня я проходил вареный, а Гиршуни был как огурчик. Впечатлениями о свадьбе и о поездке мы не обменивались, разговаривали только по работе.
Должен сказать, что меня Нью-Йорк успокоил. Если не принимать во внимание безвредную сонливость, я чувствовал себя прекрасно и думать позабыл о своих прежних страхах. Даже не вспоминал. А когда вспоминал, посмеивался: нашел кого бояться — Гиршуни! Гиршуни, который комара не обидит! В общем, я почти полностью избавился от одолевшей меня напасти. Почти — потому что в интернет я избегал заглядывать с самого приезда. Я имею в виду — не заглядывал вовсе, а не только в злополучные блоги, чуть не доведшие меня — нормального, здравомыслящего человека — до натуральной мании преследования. Честно говоря, моя бы воля — я б не приближался к компьютеру в принципе.
Но, к сожалению, профессия не позволяла мне такой роскоши. Более того, она требовала довольно часто выходить за пределы нашей внутренней сети — для запросов в технических базах, для получения новых версий и тому подобного. Невозможно было взваливать всю эту работу на одного Гиршуни.
Да и как странно выглядел бы компьютерщик, уклоняющийся от интернета! Таким образом, мое добровольное воздержание не могло продолжаться долго. В конце концов, разве оно не являлось продолжением прежней паранойи?
Раздразнив и рассердив себя этим доводом, я вернулся в Сеть. Сгрузил последние подписи антивируса. Поискал в инфобазе ответ на интересующий меня технический вопрос. Просмотрел новостные и спортивные сайты. Проследил за ходом шахматной партии на гроссмейстерском турнире. Заглянул на страницы литературных журналов — не появилось ли чего интересного? Вышел в коридор, прошелся туда-сюда, нечувствительно поговорил с кем-то о чем-то. Вернулся. Посидел перед экраном. Побарабанил пальцами по столешнице.
— Чего ты боишься, параноик? Ты ведь больше всего на свете хочешь узнать продолжение. Тогда зачем вилять, кружить вокруг да около? Заходи уже в эти чертовы блоги, заходи…
— Вот еще! Опять снова-здорово? Ты ведь не хотел, ты ведь дал себе слово, ты ведь поклялся бросить раз и навсегда, причем не так давно — не далее как сегодня утром.
— Подумаешь, поклялся… чушь это все, мелочь, не стоит клятв и прочих переживаний. Можно подумать, будто там кроется какая-то опасность! Болтовня, обычная болтовня, графоманская писанина… нельзя же придавать ей такое значение. Просто войди и посмотри. Ну?.. просто войди и…
Я потянулся к мышке, но тут же поймал себя за руку, встал, пометался по комнате под недоумевающим взглядом Гиршуни, снова вышел в коридор. Никогда еще борьба с самим собой не выглядела такой невыносимо глупой. И ведь действительно, было бы о чем так страдать… За стол я вернулся с таким решительным видом, что Гиршуни высунулся из-за монитора и спросил, не случилось ли чего.
